Агата Кристи - Кривой дом (сборник)

— Когда я сказала «хозяин», то имела в виду старого мистера Леонидаса.

Прежде чем я успел ответить, в кухню вошла Софья.

— О, Чарльз! Нэнни, я так рада, что он приехал.

— Я знаю, родная.

Нэнни собрала посуду и вышла. Я подошел к Софье и обнял ее.

— Любимая, вы дрожите, в чем дело?

— Я боюсь, Чарльз.

— Я люблю вас. Если бы мы могли уехать!

Она отодвинулась и покачала головой.

— Это невозможно, мы должны быть здесь до конца. Но знаете, Чарльз, невыносимо жить, зная, что кто-то в доме, кто-то, с кем я встречаюсь и разговариваю каждый день,— хладнокровный, расчетливый отравитель.

Я не знал, что сказать.

— Только бы узнать правду. Больше всего меня пугает, что мы никогда не узнаем ее.

Я легко представил себе, какой это будет кошмар.

— Скажите, Софья, сколько людей в доме знали о глазных каплях? Кто мог знать, что они опасны для жизни?

— Я понимаю ваш вопрос, но это нам ничего не даст. Дело в том, что мы все о них знали.

— Но все знали примерно...

— Однажды мы пили кофе у дедушки. Он любил, чтобы все собирались у него. У него ужасно болели глаза. Бренда принесла капли, и Жозефина, которая вечно задает вопросы, спросила: «Почему на бутылочке написано „Глазные капли — не трогать!11? Что будет, если выпить всю бутылочку?» Дедушка засмеялся и ответил: «Если Бренда по ошибке впрыснет мне эти капли вместо инсулина, лицо посинеет и я умру, потому что у меня не очень крепкое сердце». А Жозефина сказала: «О-о!» И дедушка продолжал: «Поэтому мы должны тщательно следить за тем, чтобы Бренда не впрыснула мне вместо инсулина эзерин».

После паузы Софья добавила:

— Мы все это слышали. Понимаете, все!

Я понимал. Старый Леонидас сам подсказал убийце,! как можно просто и легко убрать его.

Я тяжело вздохнул. Софья угадала мои мысли.

— Это ужасно!

— Знаете, Софья,— медленно произнес я,— вы правы. Бренда не могла этого сделать. Сделать именно так, как сказал он, было бы слишком опасно.

— Не знаю. Бренда иногда бывает невероятно глупа,

— Ну не настолько же! Это, конечно, не Бренда.

Софья отошла от меня.

— Вы не хотите, чтобы убийцей оказалась Бренда?

— Ну что я мог сказать? Я просто не мог произнести: «Да, я надеюсь, что это не Бренда».

А почему не мог? Только потому, что Бренда была совсем одна и на нее была направлена ненависть всей семьи Леонидас? Жалость к более слабому? Ее беззащитность? Я вспомнил, как она сидела на диване в роскошном траурном туалете, страх, застывший в ее глазах...

Очень вовремя вошла Нэнни.

— Только и разговоров что об убийствах. Забудьте о них, вот что я вам скажу. Пусть этим занимается полиция, это их дело, а не ваше.

— О, Нэнни, неужели ты не понимаешь, что в доме убийца?

— Глупости, мисс Софья. У меня не хватает терпения с вами. Двери всегда открыты, ничего не запирается. Очень удобно для воров и грабителей.

— Но это не мог быть грабитель. Ведь ничего не пропало. И зачем грабителю понадобилось входить в дом и кого-то травить?

— Я не говорю, что это грабитель. Я только сказала, что все двери открыты. Любой мог войти. Если вы спросите меня, я скажу, что это сделали коммунисты.

— А зачем им убивать бедного дедушку?

— Ну, все говорят, что они всегда во всем замешаны. Если не коммунисты, то уж наверняка католики.

С видом человека, сообщившего свое окончательное решение, она вышла.

Мы расхохотались.

— Добрая старая протестантка,— сказал я.

— Теперь пойдем в гостиную, там идет семейный совет. Он был назначен на вечер, но почему-то начался раньше.

— Может быть, неудобно?

— Если вы собираетесь войти в семью, вам лучше увидеть их, так сказать, «без перчаток».

— О чем там речь?

— О делах Роджера. Вы уже, кажется, приложили к этому свою руку. Но надо быть сумасшедшим, чтобы подумать, будто Роджер убил дедушку. Он его обожал.

— Я и не думал, что Роджер убил... Я подозревал Клеменс.

— Только потому, что я подала вам эту мысль. Но вы ошибаетесь. Клеменс, по-моему, ничуть бы не расстроилась, если бы Роджер потерял все свои деньги. Я думаю, она была бы даже рада. У нее какая-то странная страсть — не обременять себя вещами.

— Пошли!

Когда мы вошли в гостиную, голоса разом смолкли. Все уставились на нас.

Семья была в сборе. Филипп сидел в большом кресле, в простенке. Его прекрасное лицо напоминало суровую маску. Он был похож на судью, произносящего приговор. Роджер пристроился сбоку на пуфе, около камина. Волосы взъерошены, галстук сбился в сторону. Он был очень взволнован. Клеменс сидела рядом с ним. Она смотрела в сторону. Эдит вязала в дедушкином кресле. Ее губы были плотно сжаты. Магда и Юстас напоминали прекрасный портрет Гейнсборо. Они сидели вместе на диване — красивый темноволосый мальчик и очаровательная герцогиня в роскошном платье из тафты, из-под которого выглядывала маленькая ножка в высокой туфельке.

Филипп нахмурился.

— Софья, прости, но мы обсуждаем семейные дела.

Я приготовился извиниться и уйти, но Софья опередила меня. Она решительно сказала:

— Мы с Чарльзом надеемся пожениться. И я хочу, чтобы он остался.

— А почему бы и нет? — вскричал Роджер, вскакивая с места.— Я повторяю, Филипп, что в этом нет ничего секретного. Весь мир узнает об этом завтра или послезавтра. Во всяком случае, мой мальчик,— он подошел ко мне и дружески положил руку на мое плечо,— вы все знаете. Вы были там утром.

— Ну, пожалуйста, расскажите нам, как выглядит Скотланд-Ярд,— воскликнула Магда.— Стол? Стулья? Какие занавески? Цветов, наверное, нет? Диктофон?

— Вы были там утром? — резко спросил Филипп,— Зачем? Ах да, ваш отец...

Он нахмурился. Я еще раз почувствовал, насколько мое присутствие нежелательно, но Софья сжала мою руку.

Клеменс пододвинула мне стул.

— Садитесь, пожалуйста!

Я взглянул на нее с благодарностью и сел.

— Вы можете говорить что угодно,— сказала мисс де Хэвиленд, очевидно, продолжая прерванный разговор,—1 но я считаю, что мы должны уважать желания Аристида. Когда вопрос о завещании выяснится, мое наследство переходит в твою пользу, Роджер.

— Нет-нет, тетя Эдит, нет!

— Я хотел бы иметь возможность сказать то же самое,— вставил Филипп,— но надо все обсудить.

— Дорогой Фил, ну как ты не понимаешь?! Я ни у кого не возьму ни копейки.

— Конечно, он не может взять! — отрезала Клеменс.

— Послушайте, Эдит,— вмешалась Магда,— если вопрос с завещанием выяснится, у него будет свое собственное наследство.

— Но это выяснение может затянуться,— заметил Юстас.

— Ты ничего не понимаешь, Юстас,— оборвал его Филипп.

Он сказал эту фразу с заметным удовольствием.

— И нечего обсуждать,— заявила Клеменс.

— Для меня, во всяком случае,— сказал Роджер,— это не имеет значения.