Агата Кристи - Кривой дом (сборник)

Она замолчала, -потом вдруг резко сказала:

— Обратите внимание, это одностороннее обожание.

Потом быстро повернулась и вышла.

У меня было чувство, что последние слова были сказаны с особым значением, но я его не понял.

Софья стояла рядом со мной и смотрела в сад. Он выглядел мрачным и серым, полуголые деревья раскачивались на ветру.

— Он выглядит таким заброшенным...— как бы угадав мою мысль, сказала Софья.

Вдруг мы увидели, как из-за тисовой изгороди появилась тень, за ней другая. Они казались ирреальными в сумеречном свете.

Впереди шла Бренда Леонидас в серой шиншилловой шубке крадущейся, кошачьей походкой. Когда она проходила под окном, я видел, что губы ее искривлены в полуулыбке. Через несколько секунд появился Лоуренс. В сумерках он казался меньше ростом и тоньше. Они не были похожи на людей, возвращающихся с прогулки. В этих двух фигурах была какая-то тайна. Они напоминали призраков.

Я подумал, не под их ли ногами хрустнула тогда ветка. И по ассоциации спросил:

— Где Жозефина?

— Наверное, с Юстасом в классной.

Софья нахмурилась.

— Я очень беспокоюсь за Юстаса, Чарльз.

— Почему?

— Он все время угрюм, замкнут и вообще какой-то странный. Он страшно изменился с тех пор, как переболел. Я не могу понять, что происходит в его больном воображении. Иногда мне кажется, что он ненавидит нас всех.

— С годами это пройдет.

— Может быть. Но я все равно нервничаю.

— Почему, любимая?

— Наверное, потому, что папа и мама никогда о нем не беспокоятся. Они не похожи на родителей.

— А это и к лучшему. Дети обычно больше страдают от вмешательства в их жизнь, чем от безразличия к их судьбе.

— Верно. Знаете, я раньше не задумывалась над этим, а вот когда вернулась из-за границы, поняла, что это так. Они действительно странные люди. Отец живет в мире туманных исторических образов, а мама прелестно проводит время, придумывая спектакли. Сегодняшняя дурацкая комедия была абсолютно не нужна, по маме хотелось разыграть сцену семейного совета. Ей здесь скучно — вот она и сочиняет драму.

Мне на секунду представилась фантастическая сцена, в которой мать Софьи отравляет своего пожилого свекра, чтобы наблюдать кровавую драму, сотворенную ею самой, и разыграть роль героини. Забавная мысль! Я отогнал ее, но неприятное чувство осталось.

— За мамой надо все время следить,— продолжала Софья,—никогда не знаешь, что она вытворит.

— Забудьте про свою семью.

— Я бы с величайшей радостью забыла, но теперь это невозможно. Как я была счастлива в Каире — там я не думала о них.

— Вы никогда ничего не рассказывали о семье. Вы действительно хотели забыть о них?

— Наверное, мы слишком долго жили вместе. Слишком любили друг друга. У нас не так, как в других семьях, где, бывает, царит ненависть. Это очень плохо, но еще хуже жить, запутавшись в своих привязанностях. Я, наверное, именно это имела в виду, когда сказала, что мы живем все вместе в маленьком кривом доме. Дело не в какой-то нечестности: просто у нас не было возможности вырасти независимыми, прямыми. Мы все немного скрюченные, как вьюнок.

В комнату вошла Магда.

— Дорогие мои, почему вы не зажигаете свет — совсем темно.

Она повернула выключатель и расположилась на тахте.

— А Юстас какой сердитый! Он сказал, что находит все это просто неприличным. Забавные эти мальчики! — Она вздохнула.— Роджер — душка. Я ужасно люблю, когда он ерошит волосы и опрокидывает мебель.

Ну а Эдит? Разве не прелесть? Вот так просто взять и предложить ему деньги... И ведь это не было широким жестом. Она и впрямь собиралась так поступить. Но это ужасно глупо: Филипп мог подумать, что он должен сделать то же самое. Конечно, Эдит готова на все ради семьи. В чувствах старой девы к племянникам есть что-то трогательное. Когда-нибудь я сыграю такую преданную тетушку, старую деву.

— Ей, наверное, было очень тяжело после смерти сестры? — спросил я, отказываясь быть втянутым в очередное обсуждение Магдиных ролей.— Особенно учитывая ее нелюбовь к старому Леонидасу?

— Нелюбовь? Кто вам это сказал? Чепуха! Она была влюблена в него!

— Мама! — не выдержала Софья.

— Ну-ну, только не спорь со мной. Конечно, в твоем возрасте любовь — это красивая пара в лунном свете.

— Она сама говорила мне, что всегда ненавидела его,— сказал я.

— Может быть, только в самом начале. Она не могла простить сестре этот брак. Я готова признать, что между ними не было согласия, но это не мешало ей любить его. Дорогие мои, ведь я-то знаю! Конечно, только что овдовев, он не мог жениться на ней, да, наверное, и не собирался. Но она была вполне счастлива, воспитывая его детей. И ее ужасно рассердила его женитьба на Бренде. Это, по ее мнению, оскорбляло память сестры.

— Не больше, чем тебя и папу.

— Ну конечно, нам это тоже не понравилось, но Эдит... она просто взбесилась. Я же видела, как она смотрела на Бренду.

— Ну ладно, мама,..

Магда бросила на нее любящий взгляд, взгляд шаловливого, избалованного ребенка. И продолжала без всякой связи с предыдущим:

— Я твердо решила отправить Жозефину в школу.

— Жозефину в школу?!

— Да. В Швейцарию. Я займусь этим завтра же. Ее надо отправить немедленно. Ей вредно находиться в такой обстановке. Она болезненно интересуется всем происходящим. И будет гораздо лучше, если ее будут окружать сверстники. Я всегда так считала.

— Дедушка не хотел, чтобы Жозефина посещала школу,— возразила Софья.— Он всегда был против этого.

— Дорогой добрый дед любил, чтобы мы все были у него на глазах. Очень старые люди бывают эгоистичными. Ребенок должен расти вместе с другими детьми. А Швейцария пойдет Жозефине на пользу: зимний спорт, чистый воздух, прекрасная пища — гораздо лучше, чем здесь.

— Но это будет не просто, учитывая проблему с валютой,— сказал я.

— Ерунда, Чарльз. Это все легко уладить. Я завтра же дам телеграмму Рудольфу Альстнеру — он сейчас в Лозанне. Он все устроит. К концу недели мы ее отправим.

Подарив нам очаровательную улыбку, Магда вышла.

— Да,— сказала Софья,— мама просто невозможна. Ей приходят в голову самые неожиданные идеи, она начинает рассылать тысячи телеграмм и требует немедленного исполнения ее просьб. Зачем надо так поспешно увозить Жозефину?

— Сама идея школы неплохая. Ей действительно будет полезно побыть среди детей ее возраста.

— Дедушка этого не находил,— возразила Софья упрямо.

Я почувствовал легкое раздражение.

— Моя дорогая Софья, неужели вы думаете, что человек, которому за восемьдесят, лучше всех знает, в чем благополучие ребенка?

— Да, он лучше всех знал, в чем благополучие каждого в этом доме.

— Лучше, чем тетя Эдит?