Сергей Ермаков - Охотник на отморозков

— Нет, это не моя кассета, — ответил Глушитель, но я у кого-то это слышал! Сейчас подумаю, ведь точно слышал! А у кого? А, вспомнил! Это Пистон такие песни крутит в машине. Говорит, что прикольно!

Щелкнул механизм подкассетника, Глушитель вытащил кассету и внимательно осмотрел ее.

— Точно не моя кассета, — произнес он, — это Sony, а я всегда BASF покупаю. Я же говорил, что это не моя кассета.

— А где твоя кассета? — раздражаясь, спросил Барин. — Где кассета, на которую ты херни наговорил?

— Где кассета на которую я наговорил? — заорал в свою очередь на Шершня Глушитель.

— Херни? — переспросил Шершень.

И тут Глушитель не сдержался и со всей дури врезал по уху Шершню кулаком. Удар был сильный, в ушах у Шершня зазвенело.

— Стоять! — крикнул на Глушителя Барин. — Пошел вон и жди за дверью пока позову!

Покорный Степа мигом удалился, плотно закрыв за собой дверь. Барин помолчал немного, вертя в руках паспорт Шершня, и сказал:

— Хороший город Ленинград. Я там учился. Что еще не снесли Казанский собор?

Шершень не ответил на глупый вопрос.

— Это я так спросил, для поддержания разговора, — объяснил Барин и продолжил, — а давай поговорим как мужик с мужиком начистоту. Хочешь?

Шершень кивнул. Чего не поговорить, если предлагают.

— Вот ты приехал сюда к другу на свадьбу, да? — начал начистотный разговор Барин. — И, допустим, узнаешь, что друга твоего убили. Зарезали. И ты начинаешь строить всякие догадки, слушаешь разные разговоры, сплетни, как бабка на скамейке. И всему этому веришь. А ведь народная молва, она знаешь, все любит преувеличивать и искажать. Народ говорит одно, а на самом деле все обстоит совсем не так. И ты, не разобравшись, начинаешь горы воротить, в драки ввязываешься. А хочешь знать правду, как все было?

Шершень не ответил, но вопросительно посмотрел на Барина. Интересно было бы выслушать его версию.

— Я тебе сейчас расскажу, — пообещал Барин, — только схожу в одно место, а потом приду и расскажу. А уж твое дело верить мне или нет.

Он поднялся из-за стола и медленно прошел в дверь, где ждал его верный Степа и еще один мужик в форме офицера милиции. Это был начальник правоохранительных органов города майор Барашко. Барашко имел усы запорожского казака на которых висели остатки квашеной капусты. Он был маленький, толстенький, круглый и жадный.

— Ну, что Барашкин, — спросил Барин у начальника милиции, — нашел чего-нибудь на этого Рембо?

Барашко не обижался, когда Барин называл его Барашкин или даже Баранкин, а иногда и Овцович или Козлович. Все зависело от настроения Барина. И Барашко ответил:

— Ничего нет, Виктор Исаакович, ни в ментовской базе, ни в уголовной, но мои ребята ищут. Постараемся чего-нибудь накопать.

— Старайтесь, старайтесь, — кивнул Барин, — а то шибко не нравится мне этот тип. Как ни крути, а придется его…

Барин не договорил, но все поняли, что придется сделать. У Глушителя это вызвало восторг, вызванный жаждой мести, а Барашко нахмурился, для него это был лишний ненужный геморрой.

— Да, еще, Степа, чуть не позабыл, — добавил Барин, — мухой лети к семье этого покойного юриста и тащи сюда эту девку с которой он у тебя на даче был. Сдается мне, он ей кассету передал. А если нет, то эта «Дерьмовочка» нам поможет в ее поисках.

— Поможет? — не понял Глушитель.

— При нем прижмем ее хорошенько за упругий зад, потерзаем молодые сиськи, он и расколется, — ответил Барин, — у тебя, кажись, Барануленко, есть парочка ребят, которые любят так порезвится?

— Есть, — радостно закивал головой Барашко, — даже не парочку найдем, а побольше. Я и сам не прочь!

— Эх, ты старый развратник, — покровительственно произнес Барин, — есть еще порох в пороховницах?

— Есть, — мелко захохотал майор, — на пару палок хватит. Особливо если с особым цинизмом!

— Давай, давай, готовься, — поторопил Барин, — по местам, да, за работу. А я пока попробую с ним по душам поговорить. Может быть, и не придется прибегать к таким жестким методам. Больно уж не хочется этой крови опять…

Майор Барашко и Степа Глушитель побежали исполнять указания, а Барин вернулся в комнату, где находился Шершень. Он степенно прошел за стол, уселся с одышкой и сказал:

— Я, между прочим, твоего друга Дениса Шарандо с улицы взял. Когда он со своим высшим юридическим образованием тут никому не нужен был, работал сначала грузчиком в магазине, а потом болтался где придется. У меня мест не было, а я его взял. Зарплату положил ему по высшей тарифной ставке. Обманывать не буду, голова у него была светлая, любые вопросы решал, как орехи щелкал. Старательный был, допоздна засиживался. Все уже уйдут, а он все сидит над бумагами. И вот однажды в благодарность за все, что я для него сделал, зародился в этой светлой голове отнюдь не светлый план.

Барин помолчал и продолжил:

— Я свой бизнес с ноля начинал. Всякое тогда бывало. Время-то было начало девяностых, потом приходилось хитрить тоже, от налогов уходили, чтобы хоть как-то предприятие поднять. Да, бывало, преступали закон, но победителей не судят. И вот Денис Шарандо, которого я по глупости к себе очень близко подпустил, стал под меня копать. И ты думаешь зачем? Справедливости захотел? Как бы не так!

Шершень не ответил, потому что понял, что вопрос задан затем, чтобы самому на него и ответить. Барин и не ждал от него ответа.

— Однажды как-то вечером, я работал у себя в кабинете, — продолжил он, — Шарандо мне позвòнил и сказал, что у него важный вопрос ко мне есть. Я предложил зайти минут через тридцать, он зашел, когда никого уже не было, и положил на стол компакт-диск. Говорит, что, мол, вот эта кругляшка стоит двести тысяч долларов и она продается. Я сразу не понял, что за дурацкие шутки он шутит, и тогда он предложил мне этот диск поставить в компьютер и самому посмотреть. Поставил я его и понял, чем он вечерами занимался на работе. В архиве, в бухгалтерии…

Барин замолк и бросил взгляд на Шершня. Тот сидел молча, неподвижный, как каменное изваяние.

— Двести тысяч долларов захотел, — по слогам повторил Барин, — нашел способ по легкому приподняться. Не пыхтеть, не сопеть носом над документами, а раз и в дамки. Мне говорили его коллеги, что он мечтал насовсем уехать в Москву. Говорил, что, мол, с его светлой головой тут в дыре нашей делать нечего. Переоценил свою значимость. Неожиданно двести тысяч долларов захотел на квартиру, на машину, на мягкую мебель. Все срубить одним махом решил, зажадничал. И так нагло мне говорит. Если, мол, денег через неделю не будет, то я отправлю копию этого диска в соответствующие органы. И предложил мне не скупердяйничать. Говорит, что, мол, лучше потерять часть, чем целое. Вот такой у тебя был друг…