Сергей Ермаков - Охотник на отморозков

«Редактор» стенгазеты сержант Коцуба после этого случая неделю драил туалеты и к литературному труду больше не прикасался. А привязалось это прозвище к капитану из-за его привычки добавлять к своим приказам выражение: «Поторопись-ка!». Все нормальные командиры добавляли к приказам слово: «Бегом!», а этот, гляди-ка, индивидуал вечно всовывал свое: «Поторопись-ка!». Например: «Равняйсь! Поторопись-ка! Смирно! Поторопись-ка!». Вот и пристало прозвище, как банный лист. И как ни пытался отучиться капитан от этой дурной привычки, все равно нет-нет, да и ляпнет: «Поторопись-ка!».

Бойцы спецназа, сидящие в вертолете, были одеты в камуфляж, бронежилеты, вооружены автоматами Калашникова, лица их скрывали маски. Всего в винтокрылой машине, не считая пилота, находилось десять вооруженных человек. Два командира — майор Козловский, капитан Поторописька и восемь бойцов ни лиц, ни званий которых не было видно, лишь мощные плечи выдавали в них явно не работников культуры. Уже издали Козловский наметанным глазом заметил освещенные окна дачи Барина, а на посадочной площадке между башен останки горящего вертолета.

— Приготовиться к высадке! — скомандовал майор и вся команда пришла в движение.

Вертолет ювелирно подрулил к назначенной точке. Через две минуты пилот примерился к предполагаемому месту высадки десанта и опустился на максимально низкую, но безопасную высоту. Из открытой двери был вытолкнут надувной трап, который, разбухая от накачиваемого воздуха, из баллона приобрел форму горки. Один за другим спецназовцы съезжали по горке и спрыгивали в конце пути ее на мягкий снег примерно с двухметровой высоты. На удивление их никто не встречал, в доме горел свет, громко работал телевизор.

Спецназовцы, повинуясь безмолвным знакам своего командира, окружили дом. Хотя вся эта конспирация с безмолвным окружением была ни к чему. Вертолет так пронзительно тарахтел, что если бы их хотели засечь, то засекли бы уже давно. Капитан Поторописька подполз к окну и заглянул в зал. В это время входная дверь распахнулась, и на крыльцо вывалился совершенно пьяный молодой человек.

— Опачки! — воскликнул он хмельным голосом, потрясая полупустой бутылкой водки. — А вот и мы!

Капитан Поторописька поднялся с земли и подошел к нетрезвому молодому человеку.

— Александр! — представился пьяница. — А вы кто?

— Капитан роты специального назначения, — представился служивый, — вас предупреждал майор Козловский…

— А-а, Козловский, братуха, — закричал пьяным голосом молодой человек, — где он? Где он наш ангел-хранитель? Я хочу его расцеловать!

— Не надо нежностей, — брезгливо поморщился, приближаясь, майор Козловский и спросил, — что же ты, милый, так нажрался?

— Понимаешь, майор, — пробормотал Шершень, а это был конечно же он, — день был такой тяжелый и опасный! Ну, мы и позволили себе немного расслабиться, выпили по чуть-чуть.

Он протянул полковнику недопитую бутылку водки:

— Хочешь усугубить клюквенной водочки за наше здоровье?

— Нет, на работе не пью, — гадливо ответил Козловский, — где Барин?

— Сидит в кладовке запертый, — пьяно ответил Шершень, — да вы проходите в дом, не стесняйтесь!

Он отступил назад и распахнул пошире двери, пропуская долгожданных гостей.

— Заходи первый, — предложил майор Козловский, — а мы за тобой.

— Хорошо, — согласился Шершень, — милости просим!

Первым в зал за Шершнем вошел капитан Поторописька, за ним, крадучись, два бойца с автоматами наперевес, и только потом майор Козловский. Их взору предстала ужасная картина пьяного разгула и дебоша. Мебель была поломана, везде валялась битая посуда и пустые бутылки, орал телевизор, а посреди комнаты мирно спали, обнявшись, два субъекта — один с перевязанной ногой, а другой в черной шапочке, надвинутой на глаза.

— Это кто? — спросил Козловский, указывая на недвижимые тела на полу.

— Это раненые, — ответил Шершень.

Он еле-еле стоял, его штормило из стороны в сторону.

— А я подумал, что убитые, — ответил Козловский, слегка пиная недвижимое тело Глушителя ногой.

— Это Барина помощники и телохранители, — сказал Шершень, держась за перила лестницы, — Степа Глушитель и его племянник Пистон. Они приехали на вездеходе выручать Барина. А потом Степа попал в капкан и сломал ногу, а Пистон сам пришел сюда сдаваться!

— А где все остальные? — спросил майор. — Где три женщины и их отец?

— Женщины в сауне парятся, — заплетающимся языком ответил Шершень, — там такая баня, майор! Сказка! Только, т-с! Нельзя туда ходить! Они всех, кто хочет войти ошпаривают кипятком! Не ходите туда!

— Хорошо, не пойдем, — пообещал майор, — а где отец их?

— А он спит наверху в спальне, вырубился, — ответил Шершень, — я тоже, пожалуй, пойду посплю чуток. Вы меня потом разбудите, когда пора ехать! Мне надо ехать, а я хочу спать! Ай, яй, яй!

Майор с неприязнью посмотрел на Шершня, но тот не замечал взгляда Козловского, потому что сам не мог сфокусировать своего взора.

— Проводи меня наверх, служивый, — попросил Шершень спецназовца, — а-то я сам пытался подняться и упал с лестницы.

Служивый вопросительно посмотрел на майора, тот едва заметно кивнул и только тогда спецназовец подставил Шершню свое плечо. Шершень пошел по лестнице, шатаясь, а служивый придерживал его, чтобы он не упал. Спецназовец был суровым крепким парнем в черной маске с вырезами для глаз и рта и поэтому когда Шершень в очередной раз посмотрел на него, то у него непроизвольно вырвалось:

— Э, служивый, да ты же негр! Негр ты почему в русской армии служишь?

— Давай, давай, иди проспись, — подтолкнул к дверям «негр» Шершня.

— Эй, негр, не туда меня ведешь, — остановил его Шершень, — вон к тем дверям, там спит Лизин папа, и я там лягу!

Они прошли к большим приоткрытым дверям красного дерева. В комнате на большом кожаном кресле, съежившись в позе эмбриона, недвижимо спал немолодой мужчина, обняв литровую полупустую бутылку водки.

— Эй, Лизин папа вставай, — крикнул Шершень, — будем пить!

— Ложись на кровать! — прикрикнул спецназовец и кинул Шершня в объятия большой мягкой постели.

— Спасибо, негр, — пролепетал неразборчиво Шершень, — я негров не люблю, но ты негр хороший. Передавай привет Джоржу Бушу.

— Передам, — с ухмылкой пообещал спецназовец.

Последним движением Шершня было то, что он с головой закутался в одеяло и утух.

В это время майор отворил дверь кладовки, где сидел Барин и вальяжно зашел внутрь. На страже у дверей встал сам капитан Поторописька. Барин сидел в углу на матрасе и небрежно покуривал сигарету. Он даже не повернул голову, чтобы посмотреть на вошедшего.

— Доброго здравия, Виктор Исаакович, — с легкой издевкой произнес майор.