Жанна Бочманова - В одну реку дважды [СИ]

— Катюша, — прошептал он, — вот мы и встретились, наконец. Я же обещал.

Тут я почувствовала, как слезы застилают мне глаза, и бросилась вон из комнаты. Прибежав в ванну, я разревелась по-настоящему и тут увидела, что на другом конце ванны сидит Вилька и тоже рыдает, уткнувшись лицом в полотенце. Мы отрыдались, пообнимались, опять всплакнули, потом дружно умылись, поправили друг другу размытый макияж и осторожно пошли по коридору.

Приоткрыв дверь, мы аккуратно заглянули внутрь — сладкая парочка сидела на диване и о чем-то тихо разговаривала. Он все гладил ее по голове, а она разглаживала лацканы его пиджака. Потом он дотронулся до кружевного воротничка ее платья и, улыбнувшись, достал из внутреннего кармана кусочек кружева, но не белого, а какого-то бурого цвета.

— Я хранил его у сердца — пуля прошла на сантиметр выше. Ты опять спасла мне жизнь, как и тогда в госпитале.

— Я видела твои ботинки, на убитом, — тихо ответила она, — я считала, что тебя больше нет.

— Я отдал их другу, они были мне ужасно малы, — покачал головой Ван.

— Я видела тебя во сне, — погрозила она ему пальцем, — ты обещал найти меня. И что же? Пока я сама не соизволила…

— Я искал тебя. Как только появилась возможность. Я искал жену генерала Алымова. Зачем ты сменила фамилию? Ты вышла замуж еще раз?

— После смерти мужа я вернула девичью фамилию, — простонала Екатерина Альбертовна, — Господи, какая я дура!

— Ты всегда была легкомысленна. Помнишь, как мы убежали ночью купаться, а ты свернула на кровати одеяло, чтобы казалось, что на ней лежит человек?

— Да, а ты спускался по стене словно кошка, а я висела у тебя за спиной. — И они засмеялись. Тут Екатерина Альбертовна увидела наши любопытные физиономии и позвала нас. — Девочки, идите сюда, я вас познакомлю. Вот это Матильда, а это Вильгельмина, моя внучка. А это Ван Ли, мой…

Ван вздохнул и виновато опустил голову.

— Я не Ван Ли, извини… Сейчас меня зовут Лючанг Даниэль… Прости, я не мог назвать тебе настоящее имя.

— Да что же это! — перебила его Екатерина Альбертовна, в ужасе закрыв глаза. — Я его всю жизнь ждала, искала, надеялась, а у него даже имя другое! Это как называется?

— Так — уже наезд, — пробормотала Вилька, — один ноль в пользу бабушки. Сейчас он вообще пожалеет, что на свет родился.

— Подожди, — Ван или как его там, явно пытался перевести стрелки, — это твоя внучка? Значит, у тебя есть дети?

Екатерина Альбертовна замялась.

— Да, сын.

— Когда он родился? — ревниво спросил Ван.

Екатерина Альбертовна неопределенно помахала рукой и кинулась к столу.

— Что ж это мы, а чай-то остыл!

Тут в прихожей затопали, зашуршали, и в комнату вошел мужчина в расстегнутом пальто.

— Папа, — пискнула Вилька и спряталась за меня.

Сцена повторилась полностью — минуту оба стояли друг против друга и молчали. Сходство их было очевидно — и рост и фигура, и лицо. С одной только разницей — один белый как лунь, а у другого седина только посеребрила виски в черных как смоль волосах. Потом Ван протянул руки и сказал:

— Меня зовут Даниэль, но Катюша называет меня Ваней, так что не будем ничего менять. — Потом он повернулся к Екатерине Альбертовне. — Как я понимаю, нам нужно объясниться, Катюша.

Та опять прижала руки к сердцу и умоляющим голосом произнесла:

— Ну, как же я могла тебе сказать, Ванечка? Я боялась, что ты попытаешься вернуться и погибнешь. Да я бы просто погубила бы тебя, если б сказала.

— Ничья, — подвела я итог.

Ван растеряно развел руками и остановился в нерешительности, глядя то на Екатерину Альбертовну, то на Вилькиного отца. Все замерли, наверное, кто-то должен был сделать первый шаг, и сделал его, как ни странно, Федор Равильевич. Он шагнул вперед, открыл рот, как будто хотел что-то сказать, но не успел — Ван шагнул ему навстречу, и они крепко, по-мужски, обнялись и потом еще долго хлопали друг друга по плечам не в силах произнести ни слова и только улыбались.

— Да, — покачал головой Ван, — вот уж не думал, что обрету в один день и сына, и внучку и…

— Как? У тебя нет детей? — изумилась Екатерина Альбертовна. — Ты, может, и не женат?

— Я всю жизнь любил только тебя. А дети появляются только от любви, — улыбнулся Ван.

Китайская народная мудрость — добавила я мысленно, заметив, что вопрос о жене он игнорировал. Что ж мужчины и в Африке мужчины…

Потом мы пили чай, ели торт и много смеялись. Потом Вилька подмигнула и пробежалась пальцами по столу. Что в переводе с языка жестов означало «пора делать ноги». И мы поехали ко мне, оставив счастливую пару наедине. И они это поистине заслужили.

— Ну и как тебе это нравится? — спросила, наконец, Вилька, когда мы, добравшись до дома, раскладывали диван. Всю дорогу она упорно молчала, а я вопросов не задавала, стараясь не отвлекать ее от дела — Вилькина манера вождения, в последнее время меня немного пугает.

— Да мне-то что? Главное, как тебе это нравится, — ответила я.

— Не знаю, если честно. С одной стороны, бабуля счастлива, а с другой — столько лет вешать лапшу на уши — это уже симптом. Теперь понятно, откуда у меня патологическая страсть к вранью. Ну а если посмотреть на это шире — данный случай внушает определенный оптимизм. Недаром я всегда считала — от судьбы не уйдешь. Если что-то должно произойти произойдет — хоть через сто лет. Так что не переживай — Принц твой обязательно нарисуется рано или поздно, я так думаю. — Она подняла указательный палец вверх.

— Лучше рано. Представляешь — я в кресле качалке — и тут является любимый, гремя костями. И почему принц?

— А кто же? — усмехнулась Вилька, — сама же говорила, королевских кровей…

Вилька уже посапывала в подушку на своей половине дивана, а я все крутилась, не в силах уснуть. Подруга от переизбытка эмоций затронула тему, которую мы никогда не обсуждали, по моей молчаливой просьбе. И вот теперь я вспоминала Париж, как будто пленку назад прокручивала. Странно, мне казалось, что за столько лет воспоминания должны бы потускнеть, но нет — небольшое усилие и вот он, мой историк-пират, как наяву перед глазами. Я вспомнила, что он рассказывал мне о своей семье.

Отец его происходил из древнего Ливанского рода Шехабов. Шехабы лет двести правили страной, пока ее не захватили турки, потом Ливан оказался под протекторатом Франции и Англии. Когда в стране началась гражданская война, все, кто мог, поспешили уехать. Уехала во Францию и семья Эрика. Потом, когда война более-менее закончилась, они вернулись. Эрик ездил с дедом-археологом на раскопки, слушал рассказы другого деда, эмира Мишеля Шехаба, директора отдела древностей Ливанского национального музея и уже тогда знал, что ничем иным, кроме как историей, заниматься не будет. Он окончил Сорбонну, а потом работал в архивах Лувра, где было много экспонатов из Библоса и других древних Финикийских городов. У него осталось много друзей в университетской среде, вот почему в тот вечер он появился на празднике молодого вина. Он часто говорил, что мечтает откопать храм бога Мелькарта, покровителя древнего города Тира. И откопает, если найдет столько денег.