Сергей Романов - Закон стаи

Он щелкнул пальцами, и Вован вытащил из джипа ящик с водкой. Толпа радостно заулюлюкала. Пантов оглянулся и, не обнаружив поблизости начальника милиции, направился к машине.

…Майор понуро шагал вслед за группой Теляшина в отделение милиции. Нужно позаботиться об усилении вечерних нарядов — наступающий вечер обещал много неожиданностей.

После вечернего заседания в думе, когда в очередной раз, невзирая ни на угрозы, ни на обещания губернатора открыть парламентариям дополнительное финансирование, большинство депутатов отказались выносить проект о приватизации водообъектов на голосование, Хоттабыч попросил Сердюкова задержаться и пройти с ним в кабинет.

Сердюков прекрасно понимал, на какую тему пойдет разговор со спикером. В кабинете Хоттабыч кинул ему газету.

— Надеюсь, уже ознакомился с критикой в свой адрес?

Сердюков отодвинул газету в сторону.

— Ну как же, читали. Всей семьей. Очень забавная заметка. И самое главное — очень правдивая. Ни убавить, ни прибавить.

Хоттабыч, ожидавший другой реакции, насупился:

— Послушай, Виктор, я ведь тебя не в комнату смеха пригласил. Мы давно знаем друг друга, мне твоя судьба далеко не безразлична. Неужели у тебя с Пряхиной все так серьезно?

— Серьезней не бывает, Саша.

Хоттабыч забарабанил пальцами по столу:

— Ты сам-то из этой ситуации какой-нибудь выход видишь?

Сердюков пожал плечами:

— Какой здесь может быть выход? Сердцу, как говорят, не прикажешь…

— В наши-то с тобой годы, Витя, надо полагаться не на сердце, а на серое вещество в голове. Неужели сам не понимаешь, что это нелепо? Побитый молью Ромео — это смешно…

— Знаешь, Саша, мы все хороши давать советы другим. Но только не самим себе. Я правда не представляю, как поступают в таких случаях. Я уже столько думал, пытался понять: чего я жду от этих отношений, чего хочет от них Лена? Не полный ведь дурак, понимаю, что служебный роман происходит, как правило, между одинокой молодой женщиной и женатым мужиком…

— И любовница надеется, что партнер в конце концов разведется и женится на ней. Увы, истории про золушек бывают только в сказках.

— Но я-то хочу, чтобы она вышла за меня замуж! — воскликнул Сердюков.

— Тогда форсируй события! Иначе тебя не оставят в покое и при каждом удобном случае будут тыкать в тебя пальцем. А выборы уже на носу, и победить на них с такой репутацией будет не просто. А мне ни к чему терять в парламенте человека из своей обоймы.

— Легко сказать — форсируй… Развод и женитьба — дело не скорое. И все это время пресса будет подогревать страсти. Из пальца тут ничего высасывать не надо. Тем более этот Агейко меня уже достал. — Сердюков схватил газету и с отвращением снова бросил ее на стол. — Каждый мой шаг фиксирует. Скоро в постель заглянет;

Хоттабыч вдруг по-дружески улыбнулся, постарался успокоить разгневанного товарища.

— Ну, не раздувай из мухи слона. Не такая уж ты фигура. Вот в Америке самого президента на сексе подловили — и простили. Потому что человек хороший. Народ, знаешь ли, воровства и предательства простить не сможет, а интрижки его даже забавляют. У нас уникальный, Витя, народ. Сердобольный, готовый в любую минуту взять под свою защиту незаслуженно пострадавшего. И тот же самый Агейко — он тоже народ. Ты поговорил бы с ним по душам, и, я уверен, он бы все понял.

Сердюков в раздумье помолчал.

— Ты уверен, что эта встреча никому не навредит? Ни тебе, ни мне, ни парламенту в целом, наконец? А то обернется так, что мы его специально к себе примагничиваем. Вроде как взятка за грешки.

— Не беспокойся. Взяток он не берет, отчего и пострадал в свое время. Одно могу тебе сказать:

Юрка уже несколько лет неравнодушен к моей дочери, а она дурит что-то. Мне, как отцу, казалось бы, надо занимать ее сторону, что я и делал. А теперь понял: Эдита и мизинца его не стоит. Да, он бывает несдержан, вспыльчив, но человек он глубоко порядочный.

Сердюков иронично улыбнулся:

— Ты ему такую характеристику дал, словно готовишь на свое место в парламенте. А он, болван благородный, тебя же в своих статьях и прикладывает.

— Что касается места спикера — уступил бы не раздумывая. Только его депутатская стезя не привлекает. А то, что в газете прикладывает, — правильно делает. Иногда стоит взглянуть на себя со стороны. Но открою еще один секрет: Агейко знает о каждом из нас гораздо больше, чем мы думаем. И выложи он все это на газетной полосе — статья произвела б эффект разорвавшейся бомбы.

— Что же не выкладывает, если такой честный?

— Рано еще. — Хоттабыч положил руки на стол и, подперев ладонями подбородок, несколько секунд раздумывал о чем-то своем. — Я его сам умолял повременить, потому что жалко не тех подонков, которые работают среди нас, а его самого. Юрку просто уберут, чтобы избавиться от свидетеля. Угрозы уже были. На прошлой неделе я его вытащил из-за решетки — в казино спровоцировали на драку.

— Это связано с готовящимся законом об игорных заведениях? — почему-то поинтересовался Сердюков.

— Нет, Витя, это связано с возней за приватизацию водообъектов. Ну что, договариваться о встрече?

— Пожалуй, я не против.

После того как Хоттабыч поручился за драчуна, которому светило не менее пятнадцати суток, и вызволил его из камеры предварительного заключения, Агейко впал в глубокую апатию. Вернувшись домой, он первым делом набрал номер главного редактора и вытребовал отпуск на неделю за свой счет. Оглядев разукрашенную синяками и ссадинами физиономию, спустился в гастроном, который находился на первом этаже, набил огромную сумку бутылками и кое-какими продуктами и теперь лежал на диване, закинув руки за голову.

Кто-то позвонил в дверь. Потом еще и еще. Агейко лежал без движения, но протяжные и, как ему показалось, умоляющие звонки не прекращались.

Он чертыхнулся, сел на кровати и плеснул в стакан водки. В дверь уже стучали кулаком. Он залпом опрокинул водку и направился в прихожую. Открыл дверь:

— Какого черта!

Перед ним стояла пожилая женщина, которую он раньше не видел. Лицо заплаканное, в руках сумочка и мокрый носовой платок.

— Вы не ошиблись квартирой? — умерив гнев, спросил он.

— Вы Юрий Агейко? — ответила она вопросом на вопрос и уставилась на его синяк под глазом. — Хорошо бы бинт с настойкой бодяги прикладывать.

— А мне и так нравится. — Он понял, что женщина, которая назвала его имя и фамилию, квартирой не ошиблась. — Зачем же я буду его бодягой, если только и мечтал о синяке. Вы кто?

Он отступил, жестом приглашая гостью пройти в квартиру. Она печально улыбнулась.

— Меня зовут Зоя Ивановна. Фамилия — Жильцова. Бывший администратор дома отдыха «Подлипки».