Евгений Монах - Братва. Пощады не будет

Артист презрительно отшвырнул не представлявший никакой ценности портфель в кусты.

– Рвем когти, братва!

На одном дыхании проскочив несколько темных проходных дворов, мы достаточно удалились от ставшей опасной улицы.

– Навар не хилый! Пожалуй, разбежимся, чтоб зря не рисковать, – заявил Артист, исследовав содержимое бумажника командированного. Там оказалось больше трех сотен рублей мелкими купюрами.

– Что у вас?

Серый и Дантист вынули золотой перстень-печатку и часы «Полет». Перстень и часы Артист сунул в карман, а пустой бумажник с паспортом зашвырнул в заросли акации.

Серому и Дантисту отсчитал по стольнику.

– На, держи, Джонни, свою долю! – протянул мне деньги Жора. – Здесь восемьдесят рваных. Хватит?

– Да... Но ведь я ничего не делал...

– Пустяки. У тебя еще все впереди! – усмехнулся Артист. – Отработаешь. Кстати, сволочной судейской шатией-братией присутствие рассматривается как прямое соучастие!.. Учти!

...По моему телу прошла теплая расслабляющая волна, накрывая с головой. Обыкновенная перовая подушка вдруг показалась пухово-мягкой.

– Я же точно знал, что сон сейчас прибе... – полуулыбнулся я и тут же провалился в бездонно-глубокий свинцовый сон.

– О, Джонни! Ты пунктуален, как часы «Полет», что мы вчерась экспроприировали у командировочного лоха. Точность – вежливость королей! Ты случаем не загримированный принц? – как всегда, встретил меня плосковатой шуткой Артист.

– От тебя ничего не скроешь! – улыбнулся я и плюхнулся рядом с ним на скамейку.

– Как почивали, Ваше Высочество? Комары не беспокоили? – Жора щелчком сбил с моего плеча несуществующую соринку и, сняв воображаемую шляпу, приложил ее к сердцу, всем своим верноподданническим видом демонстрируя почтение, смирение и еще целую кучу разных чувств, присущих слуге по отношению к своему господину.

– Благодарю, неплохо. Вот тебе на водку, то бишь на чай! – я щедро-небрежно опустил гривенник в руку Артисту. Тот благодарно поклонился и загоготал, весьма довольный игрой.

– По ходу, я крупно промахнулся! Следовательно, не в медицинский, а в театральный подаваться!

– Вы почему постоянно опаздываете?! Главное – это у вас вошло уже в привычку! Генрих ждать не станет, он не сявка какая-нибудь!

– Мы же не нарочно. Наверно, часы у Серого отстают, – извиняющимся тоном попробовал оправдаться Дантист.

– Хрен с вами, – смилостивился Артист. – Потопали.

– Генрих решил устроить у себя маленький междусобойчик, – объяснил мне по дороге Жора.

Через десять минут ходьбы мы вошли во двор пятиэтажного дома, выстроенного буквой П.

– В натуре, похоже на тюрягу? – оскалился Жора, обводя взглядом обшарпанные, во многих местах с обвалившейся штукатуркой, унылые стены дома. К тому же на первом этаже размещалось какое-то учреждение – все окна были зарешечены.

– Да, – согласился я. – Копия.

– Здесь и проживает мой брательник.

«Тут ему самое место!» – хотел добавить я, но благоразумно промолчал.

Поднялись на второй этаж. Жора трижды коротко надавил на кнопку звонка.

Открыл Генрих:

– Пламенный салют Черным ангелам, отбросившим никчемные условности. Входите!

За солидным столом под малахит я чувствовал себя несколько скованно, разглядывая дорогую импортную мебель комнаты.

Серый восхищенно-одобряюще кивнул. В его маленьких глазках читалось: «Вот это личность! Когда-нибудь и я таким буду!»

– Прозит, господа! – поднял наполненный пузатый бокал хозяин квартиры.

Жора, не глядя, нажал на клавишу магнитофона. Полилась тревожная, как-то странно щекочущая нервы песня группы «АББА» «Деньги-деньги».

Артист блаженно прикрыл глаза и откинулся на спинку кожаного кресла.

– Ну как, Джонни? Перековка в супермены состоялась? Идиотские иллюзии о долге, совести, морали и подобную бодягу ты наконец выбросил в унитаз и слил за ними воду? – с улыбкой поинтересовался Генрих.

– Да. Очень похоже на то!

– Весьма похвально! Глотнем за это славное знаменательное перерождение!

Прозрачные разноцветные бокалы из богемского хрусталя сошлись с чистым звоном, напомнив мне маленькие церковные колокола, слышанные в Нижнем Новгороде, куда ездил с мамой прошлым летом.

У входной двери раздался настойчивый звонок.

Серый нервно встрепенулся:

– Кто это?

– Пока не в курсе. Но не дергайся, дурашка! Накрайняк, уйдем через балкон. Внизу цветочный газон. Можно смело прыгать.

Генрих выдвинул верхний ящик секретера. В его руке оказался тяжелый вороненый «ТТ».

Заметив мой взгляд, Генрих усмехнулся:

– И мы не лыком шиты!..

В комнату вошла-влетела полная, раскрасневшаяся женщина в домашнем сарафане.

– Гена, ну разве так можно?!

– В чем, собственно, дело, сударыня?

– Твоя сумасшедшая музыка не дает моему маленькому спать. Он искричался до слез! Нельзя же только о себе думать!

– Вы серьезно так считаете? – прищурился Генрих, придерживая карман стеганого халата, где лежал пистолет, чтобы тот не оттопыривался. – Постановление вам, думаю, известно. Или неграмотная? До двадцати трех часов я имею полное право у себя в квартире хоть волком выть – советская власть разрешает.

– Вот, значит, каким ты стал!.. И с таким-то отцом! Избаловал он тебя, даром что генерал!

Генрих смахнул с лица снисходительно-презрительную мину и готов был уже высказать что-то резко-грубое, но соседка, видно догадавшись, вовремя перебила.

– Сделай хотя бы потише, – попросила она. – Дай Сашику поспать. Или я буду вынуждена обратиться в домоуправление!

– Ладно, сударыня! Обойдемся без эксцессов! – Генрих убавил громкость и оскалил зубы в широкой улыбке. – О'кей?

– Спасибо! – поджала тонкие губы соседка и ушла, громко хлопнув дверью.

Артист хохотнул:

– Чертова бабенка!

– Ничего. Она заслуживает пощады хотя бы за то, что шкета ее Александром кличут, как и великого Солженицына – моего кумира, – подмигнул, ухмыляясь, Генрих и снова наполнил бокалы.

Часов в восемь пришла Тамара, оживившая уже довольно крепко набравшихся и вследствие этого поскучневших ребят. Сегодня она была в желтом декольтированном коротком платье.

Теперь я смотрел только на нее, и мой восхищенно-пристальный взгляд вызвал у Тамары лукаво-снисходительную гримаску.

Наша теплая компания засиделась до позднего вечера. Когда расходились, Генрих задержал меня, покровительственно хлопнув по плечу:

– Загляни, братишка, завтра ко мне в пять. Есть для тебя приятный презент. Заслужил! Пацан ты стоящий – не то что Серый и дебильный Дантист. Нервы у тебя – что надо! Засек, как Серый в штаны наложил, когда в дверь позвонили? Дешевка! А ты не струсил даже, когда я пушку вынул. Кстати, стрелять не стал бы при любом раскладе. Я не кретин. Ну, бывай. До завтра!