Евгений Монах - Братва. Пощады не будет

– Брось, Джонни, не связывайся ты с ним! – шепотом посоветовал Дантист.

– Нет, ты – цыпленок! – не меняя удобной позы, словно выдавливая из себя слова, смакуя, сказал Генрих, хищно прищурясь. – А сейчас ты к тому же станешь еще и жареным!

Он скользнул взглядом по Серому и Дантисту. Те послушно поднялись и направились ко мне.

Дантист сочувственно вздохнул, а Серый оскалился в злобной ухмылке.

Как говорил вождь мирового пролетариата: промедление – смерти подобно!

Поэтому я быстро прыгнул к своей одежде и мигом выхватил из кармана медный презент Дантиста.

«Попробуйте-ка меня сейчас взять, чайки облипанные!»

Серый растерянно огляделся – ни камней, ни палок поблизости не наблюдалось.

– Крутой пацан! – улыбнулся Генрих. – Уважаю! Признаю, ты не цыпленок, а матерый волчара! Не хотел бы я повстречаться с тобой в темном переулке... Мне бы с десяток таких хватов – весь мир перевернули бы запросто, без всяких там идиотских рычагов Архимеда! Ха-ха!

Серый и Дантист, будто ничего и не произошло, снова устроились на бережку.

Солнце стояло в зените. Прошитый его агрессивными лучами, даже слабенький бриз с реки рассеялся и сховался, спасаясь в густой тени листвы, лишь легким пошевеливанием в ветках напоминая, что еще жив.

Тамара, кокетливо изгибаясь, стянула через голову цветастое полупрозрачное платье-мини и осталась в голубеньком купальнике.

Когда она шла к воде, соблазнительно покачивая главной своей достопримечательностью, мы восхищенно уставились ей вслед. Тонкий импортный купальник совсем не скрывал, а, наоборот, подчеркивал замечательные прелести ее гибкого тела.

– Не насилуйте девочку глазами, братва! – усмехнулся Генрих. – Она пока не про вас!

Дантист бросил на Тамару последний алчный взгляд и потянулся к плетеной бутыли. Серый зло сплюнул и перевернулся на живот. А я зарыл ноги в прокаленный песок. На душе было и легко, и как-то грустно.

«Вот ради таких мужики, не раздумывая, идут и на подвиги, и на преступления... И прыгают с отчаяния в пролеты лестниц», – подумалось вдруг мне.

По грудь зарывшись в теплый песок, я почувствовал себя как-то по-особенному. Будто, как дерево, расту на земле.

«Все мы оттуда, – улыбнулся, засыпая. – Все в землю ляжем, все прахом будем...»

Весьма довольный своими нехилыми познаниями Горького, я забылся в тяжком сне.

Мне снилась очаровательная Тамара. Она задорно смеялась и нежно ласкала пальчиками мои волосы. Рядом кружился в мистическом танце шамана Артист. С каждым взмахом рук у него из рукавов пиджака почему-то вылетали игральные карты с голыми девками на их «рубашках». Они тут же превращались в крупных черных ворон и, противно каркая, кружились надо мной. Особенно выделялись три вороны: пиковый туз, шестерка треф и бубновая голая дама.

Я возмутился, сам не понимая почему.

– Отчего дама бубновая, а не пиковая?! Это неправильно! – кричал я до полной хрипоты, до изнеможения, хотя никак не мог понять, что меня здесь так раздражает.

Артист продолжал свой фантастически-страшноватый танец, крутя над головой гитару в наклейках хохочущих девиц, которые все вдруг приняли облик Тамары. Они, заигрывая, подмигивали и лукаво шептали:

– Приклейся к нам, и тогда мы навсегда будем вместе!..

Вдруг появился Генрих, в руках у него болталась хозяйственная сетка, битком набитая пачками денег. Смешно подпрыгивая, он бежал по картофельному полю. А за ним, вопя, мчались длинноволосые парни и орали:

– Отдай наши два миллиона долларов!

Опять появилась Тамара. Ее насмешливые карие глаза оценивающе смотрели на меня из-под длинных ресниц. Внезапно черты лица стали мгновенно расплываться, и голова превратилась в яркий золотой диск. Он так невыносимо сверкал, что я зажмурился от острой боли в глазах.

– Мальчик, проснись! – услышал я голос откуда-то издалека.

С трудом разлепил веки. Надо мной склонилась Тамара. Она случайно заслонила от меня солнце, и ее голова оказалась как бы в золотом ореоле.

– Богиня! – прошептал я хрипло.

Тамара звонко рассмеялась, довольная комплиментом.

– Дурашка! Хватит нежиться на солнышке! И так, по-моему, лицо сжег! Пойдем-ка обедать, мой облезлый дурачок!

Я выбрался из плотных песочных объятий и перебрался к ребятам.

Импровизированный стол был обставлен уже по-новому. Опустошенная литровая бутыль куда-то исчезла, ее место заняли принесенные из автомобиля две бутылки виски «Белая лошадь», несколько банок шпрот и термос с пивом.

– Командовать парадом буду я! – явно подражая Остапу Бендеру, заявил таксист, сворачивая бутылочные пробки и наполняя граненые стаканы.

– Без тостов! Каждый пьет за свое! – предложил успевший отоспаться Артист.

«За то, чтобы Тамара стала моей!» – загадал я и залпом осушил свои полстакана. Виски, хоть и было теплым, оказалось приятным и мягким на вкус.

В скором времени Генрих с Тамарой укатили. Жора Артист почему-то заметно сник. Серый протянул ему гитару, но тот лишь отрицательно покачал головой, продолжая потухшими глазами смотреть на покрывающуюся к вечеру мелкой рябью поверхность реки.

– Паршиво жить на свете! – тяжело вздохнул он. – Размаха настоящего нет! Счастья хочется! Хотя, как сказал русский классик араб: «На свете счастья нет, но есть покой и воля...»

– Твой араб – конченый дурак! Есть «капуста» – имеешь все, что пожелаешь. В этом и есть счастье! – завистливо разглядывая заграничную этикетку американского виски, высказался Серый.

– Не в деньгах, братцы, счастье! – кисло улыбнулся Жора Артист. – Покой и воля...

Его глаза наполнились слезами. Непослушной тяжелой рукой он взял гитару. Сначала его баритон звучал тихо и тоскующе, но затем, все более распаляясь, Жора запел с настоящим надрывом.

«Под Высоцкого подделывается», – решил я.

...Сижу на нарах, как король на именинах,

И пайку черного мечтаю получить,

Гляжу, гляжу в окно, теперь мне все, равно –

Решил я факел своей жизни потушить!..

– Кончай гнать, Жора! Вчера мы сработали чисто! – сказал Дантист. – Или, может, хвостов просто нахватал в институте?

– Всего-то один. Лажа! – устало отложил семиструнный инструмент Артист. – И к чему, спрашивается, я вообще туда поступил? Все одно хирург из меня не выйдет, а быть заштатным терапевтом – не цель моих мечтаний!

– Так отчислись, и все дела! Генрих же бросил юридический – и ничего, – посоветовал Серый.

-Не выгорит. Характера не хватит, – вяло махнул рукой Жора. – Привык плыть по течению. Видно, придется волочь свой крест. Ну, да и черт с ним!

Назад ехали в обратном порядке. Артист с Серым, а я с Дантистом – нам оказалось по пути.

– Гуд бай! – крикнул Жора, перекрывая рев мотора, на развилке дорог и свернул налево.