Евгений Монах - Братва. Пощады не будет

– Не каркай! Лучше молись, чтоб я в тюрьме не сказал братве, что ты завхозом в лагере был. Враз ведь переделают из Штабного в Голубого. – Церковник, оскалив прокуренные гнилые зубы, загоготал. – Сейчас-то опять по сто четвертой отработался?

– Да. Квартирная кража с применением технических средств. Но прицепом. Основная сто вторая с пунктами «а» и «г». Хозяин квартиры неожиданно вернулся...

– Ну, с «а» все ясно – умышленное убийство из корысти, а как «г» – с особой жестокостью – ты зацепил? – удивился Церковник.

– Из-за множества ранений. Тридцать ножевых... – Штабной захлопал своими длинными ресницами и вдруг заорал: – Да не садист я! Не кончался он никак! Вот я и старался, чтоб он быстрее крякнул и не мучился!

– А ты у нас гуманист! – усмехнулся Церковник. – Так на суде и лепи. Авось поверят и «вышку» не дадут.

К вечеру соседние камеры словно проснулись. Доносился гул голосов. Кто-то загорланил козлиным голосом заунывную песню. Раздражал монотонный повтор одних и тех же слов: «Говорят, что дети – это счастье. Значит, я несчастный человек...»

Церковник некоторое время крепился, потом подошел к двери и рявкнул в волчок:

– Задохнись, падаль! На этапе я тебе разжую, что такое несчастный, в натуре!

Голос сорвался и смолк.

Скоро Петровича увели на допрос. Штабного после ухода угрюмого рецидивиста словно подменили. Он тяжело опустился на нары и обхватил кудрявую голову руками.

– Что с тобой?

Штабной поднял голову и странно взглянул на меня, влажные губы свела жалкая, судорожная улыбка.

– Интересуешься, почему я не в восторге, оказавшись в этом клоповнике? – Он нервно провел ладонью по глазам. – Действительно, умора – месяц, как женился, завод выделил квартиру в общежитии. Думал, наконец жизнь начнется!.. И главное, хотел после отсидки в другой город податься! Вовремя не сорвался – и по новой небо в клетку!

– Не возникай! Я тебя сюда не звал.

– Да! Сам исковеркал! Но что же было делать?! Старые корешки откопали, взяли на дело. Отказаться не мог – они такое не прощают...

Штабной вдруг замер и испуганно оглянулся на дверь.

– Не проболтайся, земляк, – жарко зашептал он. – Церковнику сгубить человека – одно удовольствие. На всех пересылках его знают. Из высшей хевры. Шепнет словечко – и каюк.

Заскрежетал ключ, и в камеру вернулся Церковник.

– С легким паром! – подобострастно осклабился Штабной.

Тот, не обращая внимания на шутку, лег на нары и отвернулся к стене.

– Можете базлать, но не громче медуз. Спать буду.

Штабной устроился у противоположной стены и накрыл лицо кепкой, чтоб не мешал свет лампочки.

Мне спать не хотелось. В пачке оставалось всего семь сигарет, но, махнув рукой на экономию, снова закурил.

Табачный дым показался едким и прогорклым. Я отбросил сигарету, но, тут же одумавшись, загасил окурок и сунул в пачку.

Решил: буду думать о чем-нибудь приятном, как в детстве советовала мама. Может, усну.

Мама работала преподавателем литературы и русского языка. Относился к ней, как к человеку не от мира сего. Для нее главный интерес в жизни – работа. Целыми днями пропадала в школе. Развлечений, в моем понимании, для нее не существовало. Даже в гости редко ходила, предпочитая в выходные бесконечно пить кофе, читая Диккенса или Библию, к которой пристрастилась, пока я чалился в зоне. И совсем я не понял матери, когда она отказалась от директорского кресла.

– Куда уж мне в начальники, – оправдывалась она. – Мое дело – литература. Да и в партию директору необходимо вступать...

Святая – так про себя называл маму. Я-то точно знал, чего хочу от жизни. Основное – деньги, которые обеспечат независимость от этого быдла, называемого обществом.

То, что не «попал в струю» после освобождения, означало отдаление независимости на неопределенное время. По уму следовало остаться дома в Верхней Пышме с матерью, но я обосновался в Свердловске, не допуская мысли, что могу появиться перед кентами в роли нищего зека; признать себя таким же обыкновенным, как они.

В тот день у меня было минусовое настроение; к своим обязанностям инструктора я относился халатно, и директору школы это наконец надоело. После разговора по душам я накатал заявление об уходе по собственному желанию и тут же получил расчет.

Решив ободриться рюмкой «Старой крепости», направился в «Театральное».

За тем самым столиком, что в прошлый раз, сидели Альберт Иванович и его студенты. У меня мелькнула дикая мысль, что они так вот и сидят, не отлучаясь, со дня нашего знакомства.

Преподаватель приветственно помахал рукой, казавшейся рыжей от обилия волос и украшенной массивным золотым перстнем с черным камнем.

– Рад видеть вас, Женя! Подсаживайтесь. А ко мне так и не решились заглянуть. Ох уж эта застенчивая молодежь! Переняли бы чуток зубастости вот у таких, – он кивнул на своих подопечных, – цены б вам не было...

– Зубы в порядке, – оскалился я в улыбке, демонстрируя этот факт. – Сегодня опять удачный экзамен?

– Вся наша жизнь – сплошной экзамен, молодой человек. А точнее – игра с судьбой, со случаем. Плебеи играют честно, с соблюдением всех правил, а свободные индивиды давно поняли, что цель оправдывает любые средства, и никакие законы их не связывают...

– Уже думал над этим, – наливая себе из графинчика принесенный официантом коньяк, кивнул я. – Суть в том, что выигрыш не единственно возможный вариант. А проигрыш означает бесплатную путевку на нары.

– Кто не рискует, тот шампанского не пьет, – довольный проявленным интересом, нашелся Альберт Иванович. – А игру можно начать сначала...

– Не сразу, правда, а через энное количество лет, – усмехнувшись, добавил его черноволосый студент.

Преподаватель досадливо поморщился:

– Ну и что? Это время не пропадет для умного индивида. Он подготовится к следующей ставке, обмозгует свой прокол и дальше будет действовать наверняка...

Я чувствовал, что пьянею, но было приятно находиться в этой теплой компашке, возведшей в принцип беспринципность.

– Что, земляк, понурился? Или твоя красотулька упорхнула к другому? Ты шепни координаты соперника. Мои ребятишки с ним побеседуют – они умеют быть очень убедительными – и все станет в елочку.

– На интимном фронте без перемен, – я не выдержал – зевнул. – Просто сегодня остался без работы. Деньги, впрочем, есть.

– И много? – взгляд Альберта Ивановича хищно напрягся.

– Стольник, – ответил я, выпуская в потолок беспечное облачко табачного дыма.

Преподаватель расхохотался, его примеру последовали светло– и черноволосый.

– Этой «капусты» хватит разве на неделю. Тебе крупно пофартило, что встретил нас. Заходи завтра вечерком – уладим твои проблемы. Визитку не потерял? Вот и чудненько.