Владлен Чертинов - Воскрешение Лазаря

В этом месте старик опять вернулся к той разлучившей братьев погоне и начал рассказывать теперь уже историю Алдонея.

…Вынес конь его вместе с мешком, полным золота, на край оврага, да оступился и рухнул вместе с всадником вниз. Вскочив на ноги, на дне оврага увидал Алдоней волчью нору. Запрятал туда мешок, а сам в кусты кинулся. Но далеко не ушел. Настигли его враги. То оказались черкесы, возвращавшиеся из набега. Окружили казака. Вышел вперед самый сильный их богатырь, стал биться с Алдонеем на саблях. Одолевал черкес. И прижал уже казака к стволу дерева. Размахнулся для последнего смертельного удара. Но отпрянул Алдоней, поскользнулся, осел на траву, а черкесская сабля в дупле застряла. Быстро вскочил казак и ударил кулаком противника в ухо. Хлынула кровь из лысой башки, рухнул черкес, как подкошенный. «Якши, якши», — зацокал языком черкесский князь. Понравился ему Алдоней. Нужны были ему сильные и ловкие воины, потому что его племя много воевало с соседями. Накинули тогда на казака аркан, положили поперек седла и повезли в горы. Сперва держали черкесы Алдонея в глубокой яме. А когда согласился он мусульманскую веру принять, освободили. Стал с тех пор Алдоней черкесом Алдо. Выучил язык. Усвоил обычаи. Женился на черкешенке. Родились у них дети. Алдо ходил в набеги с черкесами. А однажды, уже на старости лет, услышал, что забрели на Кубань и встали неподалеку лагерем бунташные казаки. То были потерпевшие поражение разинцы. Узнав, что атамана в этом отряде кличут Чертенком, Алдоней надел лучшую черкеску, кликнул всех троих сыновей, и поскакали они в казачий стан. Удивились казаки, услышав, что старый черкес обращается к ним на их языке, увидав, как обнимается он с их атаманом. Знал Алдоней Чертенка в молодые годы. Рассказал тот ему про смерть брата Тихона, про незавидную участь жены и сына его. Много дней после этого Алдоней себе места не находил. А потом собрал всю семью, погрузились они на телеги, да и тронулись в дальний путь на донскую землю. Князь, которому Алдо много лет верно служил, не стал ему препятствий чинить…

Старик глубоко вздохнул, будто хотел набрать побольше воздуха в грудь. И перешел к финальной части своего рассказа.

— Усыновил Алдоней Герасима, возвратился обратно в христианскую веру, отстроил хату. А когда почувствовал, что близок его конец, позвал всех, теперь уже четверых сыновей и открыл им тайну спрятанного в овраге могильного золота. Обсказал, где искать его и благословил в путь-дорогу.

Ускакали сыновья вчетвером, а вернулся назад только один приемный Герасим. Протянул он Алдонею сверток с золотом и горючими слезами заплакал. Оказалось, как только сокровища они отыскали, бросили его сводные братья. Отдали самую большую долю и сказали: «Один домой поезжай. Повинись за нас перед отцом с матерью. Мы по нашему аулу в горах сильно соскучились и давно уже задумали назад возвратиться».

Воскликнул тогда Алдоней: «Будь оно проклято, это золото! Из-за него лишился я за раз троих сыновей, а еще раньше — брата Тихона». И в тот же день помер. А Герасим вместо того, чтобы продать привезенное золото, да зажить припеваючи, зарыл его в землю. Понял он: от того золота беда происходит. Не зря же и Тихон, и Алдоней перед смертью худым словом его поминали. Отказавшись от сокровищ из разрытой могилы, Герасим сразу облегчение испытал. Будто кому-то неведомый долг уплатил, с черными силами раз и навсегда рассчитался. И точно — после этого все у него в судьбе пошло хорошо. И без золота прожил жизнь долгую и счастливую. По преданию, дал Герасим всем нам, его потомкам, особую силу. А вернее, особый завет, соблюдая который притягиваем мы счастье в наши дома. Едва исполнялось кому-то из сыновей 20 лет, вел Герасим его к тому месту, где золото спрятал, и говорил: «Тут зарыто сокровище. Но я заклинаю тебя не откапывать его, дабы не навлечь на нашу семью Божий гнев. Покуда сокровище это под землей остается, ждут всех нас на земле иные сокровища. Покуда имеем мы силы отказаться от злосчастного золота, то имеем и силы злую судьбу превозмочь. Одолев искушение выкопать клад, одолеем все остальные искушения и напасти».

Этот обычай уже много лет соблюдается в нашем роду. Едва достигнет парень 20 годов, ведет его отец или дедушка к тому тайному месту и показывает, где Герасим золото спрятал. И за долгие годы не было еще ни одного среди нас, кто взял бы лопату и пошел копать. Через эту вот стойкость сделалась фамилия наша славной в здешних краях, прочнее прочного на этой земле утвердилась. И живем мы богаче всех. И мужчины наши до сей поры становятся тут атаманами, председателями и главными над всеми начальниками…

Старик умолк.

— Деда, а ты нам тоже то место покажешь? — первым подал голос Миша.

— А как же, вот исполнится вам 20 годов, отведу туда.

— Долго ждать. Давай завтра пойдем, — заканючил Антон.

Старик цыкнул на него. Но внук не унимался.

— Деда, а все равно ты непонятное рассказал.

— Чего тебе непонятно?

— Ты сказал, если клад не доставать из земли, ничего плохого тогда с нами не будет.

— Ну.

— Почему же тогда твоего папу бандиты убили? Потому что он за кладом полез?

Старик заговорил медленно, подбирая слова.

— Не полез он никуда. Эх, кабы знать, от чего и в какой момент смерть за нами приходит, гораздо проще бы людям жилось… Время тогда было плохое, опасное… И потом, хоть погибли они — прадед ваш и брат его, почему ты думаешь, что не жили они хорошо? Еще как славно и счастливо жили. Такие дела тут после революции заворачивали. За советскую власть боролись, первые колхозы создавали, первую большую школу строили, чтобы ребятня учиться могла… Знаешь, сколько народу собралось к ним на похороны. В нашей станице все их любили…

— А тех бандитов поймали потом?

— Кого поймали, того на дереве вздернули. А остальные поразбежались в страхе и никогда уже больше не смели в наших краях появляться.

— Бандиты, наверное, очень злые были?

— Ну все, хватит разговоры разговаривать, басурмане. А то я сейчас стану злой…

Старик вышел из детской сильно уставшим. Путь его лежал на кухню. Там за столом сидел крепкий мужчина лет сорока и разгадывал кроссворд в журнале. В складках лба отпечатывалась напряженная работа мысли, пальцы были запущены в рыжую шевелюру, а в зубах торчал обгрызенный карандаш.

— Чего такой сумрачный, батя? — спросил он.

— Что-то не по себе сделалось, — произнес старик, — плесни-ка чего-нибудь крепкого в стакан.