Владлен Чертинов - Воскрешение Лазаря

— Эй! Подождите, не уходите, дайте закурить! — прокричал он во тьму, опасаясь, что сигарета исчезнет из виду. Огонек замер на месте и терпеливо его поджидал.

Курильщик оказался низеньким человеком в тулупе и валенках, но без шапки. Он дыхнул на Каурова какой-то сивухой и протянул ему пачку «ТУ-134». При свете зажигалки Геннадий смог рассмотреть лицо первого встреченного в станице Островской живого человека. Человек был прыщав, малохолен, очень нетрезв и выглядел не старше 15 лет.

— Парень, я что-то не пойму, где у вас гостиница?

— Какая гостиница? — сильно удивился подросток.

— Переночевать можно где-нибудь или нет?

Парень задумался и громко икнул.

— Можно, наверное… Постучись кому-нибудь в хату. Может, и пустит кто. А гостиницы у нас отродясь нету.

Подросток собрался уходить. Но Кауров схватил его за плечо. Он так долго искал живых существ в этом медвежьем углу, что теперь не мог позволить одному из них вот так запросто раствориться в ночи.

— Ну а сам-то куда посоветуешь приткнуться? Я заплачу, — возбужденно зашептал Геннадий.

— Да где свет горит в окне, туда и ступай. Вон хоть к деду Фоке. Он через два дома по левой стороне живет. У него хата здоровая, а пенсия маленькая. Наверняка пустит.

— Ага, понял, — Геннадий тут же утратил к парню интерес и почти бегом устремился в указанном направлении. Потом вдруг остановился, оглянулся и прокричал на всю улицу:

— Эй, пацан! Люди по фамилии Черные живут в Островской?

— Не-а… Нету таких, — икая, ответила темнота.

Дом деда Фоки стоял на отшибе. Дальше дорога сворачивала куда-то влево, и домов уже не было. В одном окне за занавесками горел свет. Кауров разволновался. Неужели сейчас его мытарствам придет конец? Он представил, как гостеприимный Фока за умеренную плату выкладывает перед ним на стол чугунок с отварной картошкой, соленые огурчики с квашеной капусткой и прочую нехитрую, но аппетитную деревенскую снедь. Ну и, само собой разумеется, потчует дорогого петербургского гостя мутным забористым самогоном…

Геннадий сглотнул слюну и, не найдя электрического звонка на воротах, деликатно, но в то же время настойчиво постучал в них кулаком. В ответ раздался леденящий душу вой. Прямо за воротами выла какая-то мелкая собачонка.

«Вот и хорошо, — подумал Кауров, — даже если старик спит или туг на ухо, эта псина враз ему сообщит, что гость у ворот. Такой вой мертвого поднимет».

Но Фока на внешние звуки не реагировал. Даже занавеска на окне ни разу не колыхнулась. Геннадий принялся колотить в ворота еще громче и бесцеремоннее. Сотрясал тишину ногами и кулаками. Деда все не было.

«Проклятая станица! Проклятый старик!» — злился Кауров. Потом решил: «Наверное, он к кому-нибудь в гости пошел, а свет забыл выключить». Было уже полпервого ночи. Кауров понятия не имел, сколько еще ему ждать загулявшего Фоку.

Он завернул за угол дома и пошел по тропинке. Не столько разглядел, сколько почувствовал впереди себя большую возвышенность. Справа от тропинки виднелись деревья. За ними — невысокая ограда, дальше еще какие-то едва различимые силуэты. Кауров приблизился к ограде. Долго всматривался в темноту. И вдруг отшатнулся назад. Не удержал равновесия и, ударившись плечом о ствол дерева, осел в сугроб. Силуэты во тьме оказались памятниками на могилах — за оградой пряталось кладбище.

Очутиться ночью на кладбище — именно этого Каурову сегодня не хватало для полноты ощущений. Захотелось побыстрее вскочить на ноги и убраться из неприятного места. Но, странное дело, Геннадия вдруг взяла непонятная оторопь. Что-то неотвратимое повисло в воздухе. Он вдруг понял, сидя в сугробе, что не зря приехал в Островскую. Что-то очень важное обязательно должно было открыться ему среди этих домов и могил. Что-то такое, что всю жизнь вывернет наизнанку.

…Впереди хрустнула ветка. Кровь ошпарила Геннадию лицо, и мурашки побежали по коже. Метрах в пятнадцати от него за ближайшим могильным памятником стоял человек. Геннадий верил и не верил своим глазам. Он хотел окрикнуть незнакомца. Крик застрял в горле. В животе и груди все сжалось. Кауров был в полном оцепенении, он не мог пошевелиться и все глядел туда за ограду.

Это продолжалось неопределенное время. Но вот показалось, что человек за могильным памятником сделал осторожный шаг вперед… Потом еще один шаг. Сомнений не было — черный силуэт приближался. «Уходи! Уходи!» — нашептывал внутренний голос. Но у Геннадия не было воли противиться острому мазохистскому желанию остаться. Скованный ужасом, он больше не владел собой, не понимал себя. Странное дело, он был близок к оргазму. Внутренне напряжение готово было разрядиться самым конфузным и неожиданным образом…

Вдруг над его головой раздалось оглушительное карканье. Кауров вздрогнул во второй раз. Ворона, тяжело хлопнув крыльями, сорвалась с дерева. Сверху за шиворот свалилась охапка снега. Холодный ручеек побежал по позвоночнику и привел Геннадия в чувство. Он проворно вскочил на ноги и рванул что есть мочи назад, за угол Фокиной хаты. Бежал, не оглядываясь. Бежал так, как давно уже не бегал. «Только бы не упасть», — стучала в мозгу одна-единственная мысль.

Когда Геннадий снова оказался у церкви, у него сильно закололо в боку. Дальше бежать он не мог. Обернувшись и никого за собой не увидев, нырнул в калитку церковной ограды. Спрятался за ствол большущего дерева. Прямо над ним всей громадой нависала теперь колокольня. В лунном свете было видно, как к кресту на ее макушке хищно тянутся щупальца облаков. Тяжело дыша, Геннадий стал судорожно шарить взглядом по сторонам. Заметил в церковном оконце открытую форточку. Окно было узкое и находилось довольно высоко в углублении стены. Но у Каурова не было выбора. Он разбежался, подпрыгнул и, подтянувшись на замерзших руках, не без труда вскарабкался на каменный подоконник. Просунул руку в форточку, отомкнул шпингалет, толкнул от себя оконную раму. В нос ударило талым воском и еще чем-то сладким и незнакомым. Геннадий, не задумываясь, прыгнул вниз, в кромешную церковную тьму. Он полагал, что прыгает на пол. Но под ногами оказался какой-то деревянный стеллаж, который с треском обрушился под тяжестью его тела. Что-то посыпалось с полок. Раздался звон разбиваемого стекла. Геннадий распластался на полу. Падая, он ударился ногой, но, несмотря на сильную боль в ступне, тут же заставил себя подняться. Его страх никуда от него не делся. Все тело сотрясала крупная дрожь. Он боялся, что кладбищенский призрак каким-нибудь своим нечеловеческим чутьем вынюхает его и здесь, в церкви. Поэтому первым делом, скрипя зубами от боли, припадая на левую ногу, вскарабкался на перевернутый стеллаж и закрыл окно на щеколду. Собирался закрыть и форточку. Но его рука застыла в воздухе. Сквозь прутья церковной ограды Кауров увидел ЕГО!!!