Владлен Чертинов - Воскрешение Лазаря

Геннадий повернулся на бок и катнул картофелину плечом в сторону. Усыпляющего платка на его лице не было. Судя по слабому сладковатому запаху, он валялся у изголовья. Кауров пошевелил ногами, пытаясь определить размеры металлической клетки. Она была не больше полуметра в высоту и двух метров в длину, но зато довольно просторная в ширину. Кауров три раза мог в ней перевернуться. Еще он сначала ногами, а затем и руками (они были защелкнуты наручниками спереди, а не за спиной) нащупал на полу рядом с собой две большие пластиковые бутылки — пустую и полную. А также квадратный брусок, оказавшийся половиной буханки черствого черного хлеба. У Каурова уже несколько часов не было во рту и маковой росинки, но ему до сих пор не хотелось ни пить, ни есть. Страх, отчаяние, боль — вот чем жил его организм все эти часы. Даже справить нужду Геннадию не хотелось. Хотя еще когда со станции шел к дому деда, всю дорогу терпел. Но неужели! Кауров потрогал джинсы между ног — они были влажные. Точно! Обмочился! То ли в доме, потеряв сознание, на глазах у сына и жены. То ли уже в грузовике во сне. Геннадию на секунду стало противно от того, что он так стремительно превращается в скотину. Избитый, униженный, обоссанный, — а что же ждет его впереди? Ясно что! Эти люди не особенно и скрывали…

Мозг Каурова опять пропитался животным страхом. Почему его не убили сразу? Зачем нужно его куда-то везти? Решили пытать, мучить? Но это можно было делать и в доме. Не хотели при жене и сыне? Что за сантименты! Стоп! Тут Каурова пробила еще одна страшная мысль — а живы ли Вася с Полиной? Может, они сейчас лежат в лужах крови? Но нет, нет! Зачем тогда его куда-то везти! Ведь это же риск для преступников. Если бы они убили жену и сына, то и его гораздо безопаснее было бы пытать и убить прямо там, в доме. Значит, Вася и Полина живы! Но логические умозаключения Геннадия тут же уперлись в ужасный вывод: жена и сын — свидетели. Они видели преступников. Они могут сообщить в милицию о его похищении. О боже! Их не могли оставить в живых! Или все-таки могли? Зачем убивать? Достаточно привязать к чему-нибудь и спокойно себе уезжать. Но и эта мысль не принесла облегчения. В заброшенном доме, в почти необитаемом районе, связанных Васю с Полиной долго никто не найдет. Они могут сколько угодно кричать — их никто не услышит. Будут умирать на глазах друг у друга, сначала Вася, потому что маленький и слабенький. Видя это, Полина будет медленно сходить с ума… Нет, нет, нет! Кауров изо всех сил прикусил губу. Хотел болью прогнать черные мысли. Мысли не уходили. Ему нужно было срочно очистить от них голову. А что потом? Тупо ждать конца? Как ждут своей очереди свиньи на скотобойне. Или все-таки действовать? Но как? Что там делают в критических ситуациях герои кинобоевиков? Кауров напряг мозг, пытаясь припомнить хоть один фильм, где герой оказался бы в похожей ситуации. Не было таких фильмов. Ни разу еще он не видел, чтобы кого-то заковывали в наручники, сажали в клетку и заваливали сверху картошкой. Был такой иллюзионист Гудини, которого в наручниках закапывали в землю, а он в считаные минуты, пока хватало воздуха, освобождался от браслетов и вылезал на поверхность. Но Гудини, насколько помнил Кауров, постоянно развивал и тренировал свое тело, мог напрягать, расслаблять и гнуть руки так, что они пролезали сквозь наручники. Но он-то не Гудини… Он жалкое, слабое, глупое, никчемное существо, не способное оградить от опасности себя и самых дорогих, близких людей. Если бы он не велел Полине ехать в Лугу в заброшенный дом, этого кошмара не было бы. Неизвестно, что стало бы с ним самим — сумели бы эти преступники схватить его на питерских улицах или нет, но жена и сын скорее всего были бы живы… Что он наделал! А ведь есть еще мама в больнице. Она ничего этого не переживет. Преодолевая мучительную слабость во всем теле, Геннадий завыл в голос. Он плакал без слез. Кусал губы. Бился затылком о дощатый пол. Скреб по нему ногтями… Кауров больше не был Кауровым. Не был человеком. Он стал никем.

Внезапно машина замедлила ход и остановилась. Геннадий прислушался. Ему почудились голоса. А что если это гаишники остановили грузовик? Может, это единственный шанс? Кауров закричал: «Помогите!». Начал пятками изо всех сил колотить об пол.

Машина снова тронулась с места. Кауров перестал производить шумовые эффекты. Вскоре грузовик затрясло на ухабах. Очевидно, он свернул на плохую проселочную дорогу. «Неужели вот оно? — пронзила мозг страшная мысль. — Завезли в лес. Сейчас будут убивать или мучить…».

Машина остановилась. Кто-то запрыгнул в кузов, начал раскидывать картошку над головой у Каурова. Геннадий почувствовал, что у него стремительно замерзают ноги — снизу вверх, от кончиков пальцев к коленям. Вот с клетки слетели последние картофелины, и в слабом свете показался человек, похожий на кавказца. Он отпер засов и приказал: «Быстро вылез, сука!»

Геннадий не торопился принимать муки. Он продолжал лежать на спине, отрешенно глядя вверх. Тогда «кавказец» извлек откуда-то нож и, не долго думая, ткнул им Каурова под ребра. Ткнул несильно, но очень чувствительно. Потом схватился за цепь наручников, и так дернул ее вверх, что едва не вывернул Геннадию руки в суставах.

Кауров послушно выполз из клетки. «Кавказец» молча заехал ему ботинком под ребра — в то самое место, куда тыкал ножом. От удара Кауров распластался на картофельной куче, заливая ее кровью, вытекающей из пореза в груди. А мучитель продолжал подгонять его пинками до тех пор, пока не вытолкнул из кузова. Падая, Геннадий не успел сгруппироваться и рухнул, больно ударившись оземь правым бедром. Над ним тут же навис бритый главарь в высоких армейских ботинках.

— Чего шумим? — поинтересовался он, презрительно улыбаясь. И неожиданно добавил: — Ты поссать не хочешь?

Кауров отрицательно мотнул головой.

— А я хочу, — сообщил главарь. И нарочито медленно, стоя над ним, стал расстегивать ширинку. Кауров, превозмогая боль, вскочил и метнулся в кусты. Но удар в затылок догнал его и сбил с ног. В голове зазвенело, а в глазах начали летать черные мухи. Каурова вытащили за ноги из кустов, перевернули на спину. И опять над ним стоял человек с расстегнутой ширинкой.

— Я не закончил, — неумолимо уведомил он.

Кауров не стал дожидаться унижения. Извернувшись, неимоверным последним усилием он попытался ударить своего мучителя снизу наручниками по ноге. Тот успел отскочить. Но Геннадий каким-то нелепым движением умудрился поймать его ногу цепью наручников, рванул на себя и вцепился зубами в голень повыше ботинка.

В ту же секунду позвоночник пронзила резкая боль, потом будто током ударило в почки, чем-то острым парализовало шею. Но он продолжал неистово сжимать челюсть… Геннадию обожгло затылок — так сильно его дернули за волосы. Следом обожгло щеку — это в нее возле губ вошел нож. Лезвие, разрезая десны, стало медленно разжимать Каурову зубы. Его челюсти были слабее стали. Аккуратно высвободив ногу, главарь выдернул лезвие изо рта Геннадия, но не убрал, а приставил нож к его горлу. Нажимая снизу острием в подбородок и подтаскивая голову Каурова вверх за волосы, этот страшный человек заставил его медленно встать на колени, потом на ноги.