Юлиан Семенов - Огарева, 6. Повести

- Я вам отвечу. После отвечу. Пока что мы вернемся к истории вашей болезни. Когда вы отказались от медикаментов?

- Когда уехал на море.

- Значит, последние два месяца лекарств не принимали?

- Нет, какое-то время еще принимал.

- Когда вы прекратили прием лекарств?

- Я опять-таки не понимаю, какое все это имеет отношение к делу?

- Прямое, Кешалава. Чтобы вы не писали писем в Министерство здравоохранения по поводу жестокости милиции: арестовали больного человека. Тогда мне придется сажать вас на экспертизу в клинику Кащенко, а это еще три месяца. Я хочу оградить себя от всякого рода ненужных сложностей.

- Я повторяю, что сейчас совершенно здоров. Последний месяц я отказался от приема лекарств, чтобы организм не привыкал к их постоянному воздействию.

- Вы отказались от приема всех лекарств?

- Да.

- Распишитесь. Вы никогда не пользовались наркотиками?

- Нет.

- Распишитесь. Перечислите, какими лекарствами вы пользовались.

- Седуксен, триоксазин, настойка валерианового корня.

- Это все?

- Да.

- Распишитесь.

«Так. Теперь я застрахован. Он дал ложные показания. У него в кармане было снотворное, которое дают только в психиатрических лечебницах, под надзором врачей, в минимальных дозах. Этим лекарством были убиты три человека. Один убит именно в тот день, когда «больной» Кешалава приезжал в Ленинград, имея прописку в Гагре. И на камнях, которые шлифуют в Пригорске, где работал исчезнувший Налбандов, и в кармане Кешалавы был один и тот же яд, именуемый сильнодействующим «препаратом сна»».

- Это все? Или у вас еще вопросы?

- Мы только начинаем, Кешалава. Как говорят в Одессе, «об все не может быть и речи». У меня вот какой вопрос. Вы откуда прилетели к Милютину примерять костюм?

- С юга.

- Я догадываюсь, что не из Воркуты. Вы в тот период жили в отеле или спали на берегу под шум прибоя?

- Не помню.

- Вы не помните, а я знаю. У вас ведь тогда был номер в «Гульрипше».

- Может быть. Я там действительно несколько раз останавливался, когда были свободные номера.

- Значит, в тот день у вас был номер в «Гульрипше»?

- Это вы говорите. Я говорю, что это могло быть.

- Ознакомьтесь с выпиской из регистрационной книжки. Это данные вашего паспорта?

- Да.

- Распишитесь. Благодарю вас. Значит, двенадцатого вы снимали номер в «Гульрипше»?

- Да.

- Распишитесь. Зачем же снимать номер в отеле, а самому улетать в Ленинград? Зачем?

- Я в Ленинград улетал на один день - три часа туда, три оттуда, утром улетел, днем сделал дела, а вечером вернулся. Или даже на следующее утро. Все равно прилетишь в свой номер. Иначе пойди достань место в гостинице! Не на улице же мне спать!

- Подпишите.

- Зачем вы записываете каждое мое слово?

- Я что-либо перепутал? Приписал от себя? Или записал с ваших слов верно?

Кешалава подписал свой ответ. Костенко решил нанести первый открытый удар - он решил сломать темп допроса. Сейчас, после того, что он скажет Кешалаве, тот перейдет на односложные ответы «да» и «нет». Именно они сейчас и нужны Костенко, они и будут теми капканами, которые он заранее приготовил.

- Вы спрашивали, - начал Костенко неторопливо, - зачем я записал ваш ответ так подробно. Я объясню вам. Видите, вы подписали ваш ответ. Сами подписали, не так ли? «Не на улице же мне спать!» А на прошлом допросе вы говорили, что больше всего любите спать не в гостиницах, а на берегу моря, сиречь на улице.

- «На берегу моря» и «на улице» - это разные понятия.

- От «Гульрипша» до моря не более ста метров. Пошли дальше? У меня вот какой вопрос. Вы всегда снимали одинарный номер?

- Да.

- А если одинарных не было?

- Я платил за две койки.

- Скажите, а в ваше отсутствие никто не мог воспользоваться вашим костюмом? Некто похожий на вас? А?

- Нет.

- Распишитесь. Благодарю. Вопрос: мог ли неизвестный преступник взять у вас из номера костюм и в нем совершить преступление?

- Нет.

- Распишитесь. Почему не мог?

Костенко рассчитал точно: Кешалава не такого масштаба человек, чтобы заглатывать «крючок спасения» - какой-то неизвестный преступник ночью надел его костюм… Нет, он играл свою игру, он не собирался никому подыгрывать.

- Потому что, как вы мне сказали, насильник действовал в разных городах, и еще потому, вероятно, что вы мне устроите очную ставку с жертвами, которые подтвердят, что я не тот, кого вы ищете.

- Распишитесь. Благодарю. Беда заключается в том, Кешалава, что насильник убивал свои жертвы.

- Как?

- Что «как»? Вас интересует, каким образом он убивал их?

- Нет, меня это не интересует. «Как» - в данном случае выражается мое удивление и гнев.

- Значит, вы отвергаете возможность использования преступником вашего костюма?

- Отвергаю.

- Подпишитесь. На сегодня все.

- Вы собираетесь снова отправить меня в тюрьму?

- Обязательно.

- На каком основании, объясните мне хотя бы!

- Кешалава, не надо. Вы, как я убедился, человек умный. Вы же понимаете, что я не могу отпустить вас до тех пор, пока не проверю все версии, существующие по этому делу. Если бы вы мне сказали: «Драгоценные камни, оставленные у Тороповой, я купил за сотню у пьяницы возле базара», - я бы отпустил вас, попросив стать моим помощником в деле разыскания преступника, похитившего государственное имущество. Но, поскольку вы категорически отвергаете сам факт, поскольку вы утверждаете, что Торопова оговаривает вас и никаких камней вы не видели, я не могу вас отпустить. Ну, подумайте, как бы вы на моем месте поступили?

- Вы позволите мне написать еще одну жалобу?

- У меня или в камере?

- У вас, если можно. В камере нас теперь пятеро, эти страшные люди чудовищно ведут себя, какие-то скоты.

- Это верно. Ну, пишите. Вот бумага, перо. Снова в прокуратуру?

- Нет. Я напишу моему депутату. Это, я думаю, будет верней. Депутат - ректор нашего института, он меня прекрасно знает, я для него не единичка в деле, а советский человек, живой человек, кстати сказать.

- Валяйте, - согласился Костенко. - Может быть, вы и правы.

Прокурор ознакомился с объяснениями Костенко, который, в частности, указывал, что «Кешалава утверждает, что последний месяц он не употреблял снотворных препаратов, и он отвергает возможность использования его костюма другим преступником. Таким образом, никто, кроме Кешалавы, не мог положить в карман принадлежащего ему пиджака особо опасный, ядовитый «препарат сна», которым были убиты три человека и серьезно отравлен Налбандов. В оперативных целях от продолжения допроса я отказался, однако изложенное дает основание для дальнейшей перспективной работы с Кешалавой».

- Ну что же, - сказал прокурор, - теперь вы можете предъявить ему обвинение, и это будет законное обвинение.