Буало-Нарсежак - Любимец зрителей [сборник]

– Я отказываюсь, – упрямится Сильвен.

Медье призывает на помощь Мейера и Семийона. Разыгрывается бурная сцена, постольку Мейер считает, что лучше его сценария ничего не придумаешь. Со своей стороны, Семийон не согласен лишиться Вертера, которого он сумел довести почти до депрессии.

– Сценарий, – внушает ему Мейер, – в какой-то мере напоминает одежду – всегда есть возможность подрубить подол.

– У меня идея! – вскричал Семийон. – В данной версии Вертер обнаруживает, что через Шарлотту его влечет к себе пастор. Но возможно и обратное. Шарлотта через Вертера может быть влюблена в собственного отца. Достаточно, чтобы Вертер хотя бы отдаленно походил на пастора.

Очевидный смысл такой трактовки обдает их грязью.

– Для этого даже не потребуется вносить изменения в мой текст, – говорит Мейер.

– Но тогда основной станет роль Шарлотты, – возражает Сильвен.

– Тут уж, старина, ничего не попишешь, – как отрезал Семийон. – Тебе не улыбалось играть гомика… Ну что ж, успокойся. Ты станешь психиатром. Лично я без всякой натяжки представляю себе Вертера врачом-психиатром.

– Но тогда прости-прощай мое самоубийство, – лепечет Сильвен.

– Ежели вам непременно требуется самоуничтожение, – просияв, встревает в разговор Медье, – думаю, можно вам его устроить.

– Проще простого, – поддакивает Мейер. – Психиатр влюбляется в Шарлотту. Какой психологизм! Дело его совести – открыть пациентке глаза на то, что она влюблена в своего отца. И теряет ее по мере того, как она осознает правду. И он не выдерживает.

– Высший класс! – оценивает Семийон. – И как это только я раньше не додумался!

Они обмениваются поздравлениями. Пылают воодушевлением.

– Вы довольны? – спрашивает Сильвена Медье.

Тот не перестает удивляться тому, что можно запросто повернуть сценарий в любую сторону, но счел, что с его стороны привередничать было бы нелюбезно.

– Что ж, попробуем пойти по такому пути, – одобряет он.

Вернувшись домой, Сильвен долго смотрится в зеркало ванной комнаты. Ну какой же он врач-психиатр? Слишком молод, никакой солидности. И еще один момент. Лицо врача должно быть непроницаемо, как маска, скрывающая его чувства. Он никто. Но в таком случае на что актеру талант? Первый встречный-поперечный сыграет эту роль лучше его. Зато его партнерша Линда Клейн извлечет львиную долю из своей. Единственный волнующий момент, какой ему еще останется, это сцена самоубийства. И если зрители не обретут его вновь таким, каким он бывал прежде, то нечего и упорствовать.

Вернувшись домой, Марилен застает мужа в спальне. Он растянулся на кровати и дремлет, сраженный большой дозой снотворного.

– Мне нужно передохнуть, – бормочет он. – Глаза бы мои их больше не видели…

На следующий день Сильвен договаривается о выходном. Он уже забыл, как выглядит Париж в погожий день. Как только он спускается по авеню Фош к Триумфальной арке, солнце ложится на его плечо ладонью друга. Он шагает куда глаза глядят, ни о чем не думая. Перестав быть Вертером, Сильвен смахивает на больного, не оправившегося от шока, полученного в автокатастрофе. Он присаживается на скамью. У его ног прыгают, щебеча, воробьи. Как бы ему не пройти мимо подлинной жизни, так и не увидев ее!

Сильвен не спеша обедает поблизости от площади Звезды, но около трех пополудни им снова овладевает тревога, и он возвращается в Нейи, ускоряя шаг, как если бы внезапно понадобился больному. Пройдя через сад, он толкает стеклянную дверь и торопится снять трубку автоответчика. Голос Медье:

– Есть новости. Позвоните мне сразу, как придете домой.

Новость! Вот слово, которое потрясает. Сильвен набирает номер дрожащими пальцами. Медье на месте.

– Какая у вас новость? – спрашивает его Сильвен.

– Значит, так. Сегодня утром мы долго беседовали с Линдой. Я был с Жаком и Густавом. Она остановилась в «Наполеоне», и при желании вы тоже можете пойти ее повидать. Вчера вечером она прочла сценарий, и я сообщил ей по телефону, какие изменения вы уже приняли.

– И что? – нервничает Сильвен. – Она согласна?

– Согласна, то-то и оно. Роль Шарлотты ей очень нравится. Но она высказала нам соображение, которое, по зрелом размышлении, представляется вполне резонным. Мы говорили, что Шарлотте кажется, будто она неравнодушна к Вертеру, который стал у нас ее врачом. Помните?

– Да-да, прекрасно помню.

– Так вот. Подметив в себе эту порочную склонность к собственному отцу, по мнению Линды, если кто и должен покончить самоубийством, так это Шарлотта. И честное слово, Линда права. Ее героиня не выдерживает мук совести, что вполне естественно.

Сильвен остолбенел.

– А как же я? – бормочет он. – Она крадет у меня мое самоубийство.

– Да будет вам! – уговаривает его Медье. – Не нужно драматизировать.

– Мне, актеру, в этой экранизации просто нечего играть. При таком раскладе я становлюсь чурбаном.

– Гюстав – парень ловкий и готов переписать вашу роль.

– Если я вас правильно понимаю, – кричит взбешенный Сильвен, – вы пошли на поводу у Линды! Даже не согласовав со мной. Но, черт побери, за кого меня тут принимают?

– Дорогой Сильвен, – вкрадчиво говорит Медье, – ведь вы вовсе не обязаны соглашаться.

– Ах! Разумеется, я не согласен.

– Послушайте, дорогой Сильвен, вы же не захотите довести дело до суда?

– Да мне на все плевать! – орет Сильвен. – Я хочу, чтобы мне вернули мое самоубийство.

– С вами не сговоришься.

– Извините! Извините! Это вы поступаете нечестно. Любой на моем месте реагировал бы точно так же.

– Ошибаетесь.

– То есть как это я ошибаюсь?

– А очень просто. Есть актер, который согласен сыграть вашу роль без предварительных условий.

– Меня бы это удивило.

– Ну что ж, поинтересуйтесь у Даниеля Марсьяля.

– Этот подонок?!

– Послушайте, Сильвен, я не расположен затевать распри. Если вы отказываетесь принимать то, что вам предлагают, мне не остается ничего другого, как искать актера на стороне. Я человек дела. Душевные перепады не по моей части. Так что подумайте. Только решайте безотлагательно. Самоубийство – тоже мне, проблема. Его всегда можно чем-либо компенсировать.

– Но только не самоубийство Вертера.

– Допустим. В доказательство моей примирительной позиции предлагаю вам немедленно приехать. А я вызову к себе Жака и Густава, и мы обсудим создавшуюся ситуацию. Согласны?

– Лишь бы от этого что-то изменилось. Вы себе представляете эту дылду с пушкой в руках? Смехота…

– О! Но у нее на сей счет есть мысль. Никакого пистолета! Яд!

Последний удар нанесен.

– Вы меня не уберегли ни от чего, – хихикает Сильвен и шмякает трубку. Ему ужасно хочется что-нибудь разбить. Он уже не держит себя в руках.