Анатолий Степанов - Любить и убивать

Им — это двум охранникам и водиле, которые, привалясь задами к «мерседесу», угрожающе равнодушно наблюдали за маневрами «Волги».

Демонстративно не замечая их, Смирнов и Казарян, выстрелив дверцами и обходя, как кучу говна на дороге, «мерседес» с его экипажем, направились к калитке. Проинструктированный Сырцовым Роман Суреныч, слегка подпрыгнув, твердым выпуклым пузом лег на верх калитки и, кряхтя, открыл задвижку.

Обещанного Сырцовым добродушного Рекса у калитки не было, потому что он сопровождал двух шедших от дома солидных граждан и видных членов общества, Юрия Егоровича и Александра Петровича.

Сырцов и Казарян не двинулись им навстречу, они ждали солидных визитеров у калитки. Визитеры узнали их, и на свидание у калитки шли (что было заметно по их личикам) без особого удовольствия. Но шли. Безмолвно. Первым подал голос общительный кинорежиссер Роман Казарян. Он сделал навстречу шедшим два шага и, сблизившись, радостно ткнул кулаком в живот с веселым и благожелательным криком солидного гражданина постарше:

— Давно не виделись, Юрик! Как поживаешь?!

Юрик поживал скверно: старый, но все-таки мастер спорта по боксу, Роман Суренович знал, куда ткнуть. Юрика покорежило. Он согнулся, будто собираясь орлом присесть в сортире, и попытался часто открываемым ртом ухватить воздух, но воздух пока в легкие не проходил. Трое от «мерседеса» рванулись к калитке.

— Стоять! — приказал им второй визитер Александр Петрович Воробьев. Он видел, как вылезший из «Волги» Сырцов вышел на удобную позицию и демонстративно, будто готовясь к стрельбе навскидку, слегка покачивал в правой руке «байард». Сырцов увидел, что Воробьев его увидел, и поздоровался приветливо:

— Добрый день, веселый вечер, Александр Петрович!

Не обратив внимания на это очаровательное приветствие, Александр Петрович продолжил инструктировать быков:

— И не дай вам Бог за пистолеты схватиться! Тот, что сзади вас, перестреляет нас всех как куропаток и вместе со своими приятелями-ментами соорудит себе самооборону. Они, — Воробьев поочередно указал на Сырцова и Смирнова, — профессиональные убийцы. Сядьте в машину, ребята.

Охранники и водитель поспешно последовали его совету. В соответствии с этой передислокацией и Сырцов изменил позицию так, чтобы отчетливо видеть троицу в машине и держать ее на прицеле. Осведомился у Воробьева:

— Надеюсь, стекла не бронированные?

Ничего не ответил Воробьев. Он гордо ждал окончания смирновского спектакля.

— Кстати, насчет профессиональных убийц, — вступил в беседу главный режиссер. — Вы, Александр Петрович, надеюсь, сможете мне сказать, сколько стоит у рузановских киллеров заказ на убийство?

— Я не намерен вступать с вами в разговоры, господин Смирнов, — с достоинством заявил Воробьев. — Думаю, вы не собираетесь удерживать нас силой?

Юрий Егорович наконец разогнулся. Разогнулся и высказался неосторожно:

— Ты мне за все ответишь, Казарян!

Теперь Роман Суренович малозаметным левым крюком ударил говоруна в печень. Прижав обе ладони к правой части живота, Юрий Егорович заплакал.

— А куда вам спешить, Санек? — вопросил Смирнов. — Подождите, пока Юрий Егорович придет в себя окончательно.

Не ответил ему Александр Петрович Воробьев. Он взял под руку перекошенного Юрия Егоровича и бережно повел к «мерседесу». Один из охранников, сидевший сзади, выскочил из лимузина и, услужливо держа дверцу, ждал, когда хозяева с комфортом устроятся в салоне. Слегка отпустило, и Юрий Егорович в изнеможении раскинулся на мягком сиденье. Прислуживавший охранник обошел «мерседес» и сел в салоне слева. По инструкции: отслеживать и контролировать действия тех, кто попытается их обгонять. А занявший место рядом с водителем отвечал за обочину. Александр Петрович влез в автомобиль последним. Не давая команды водителю на отъезд, он опустил стекло и крикнул меланхолически улыбавшемуся Смирнову:

— Учти, отставной мент, последнее слово — за мной!

«Мерседес» рванул вперед, потом мастерски развернулся на неширокой улице и уже на скорости пронесся мимо Сырцова, мимо Смирнова с Казаряном. Пятеро в лимузине и не оглянулись на них, все пятеро твердо смотрели вперед. Проводив банкиров, Сырцов присоединился к Смирнову и Казаряну. Казарян, единственный из троицы не боровшийся с вредными привычками, удовлетворенно и с удовольствием закурил. Борцы же жадно нюхали дым хорошей сигареты. Сырцов волевым усилием прервал никотиновую мастурбацию и деловито поинтересовался:

— Вы к нему, а я здесь?

— Именно, — подтвердил Смирнов и раздраженно нарушил казаряновский кайф: — Кончай смолить, дело надо делать!

Казарян преднамеренно нагло выпустил дым последней затяжки в сторону Деда, некультурно бросил окурок на дорожку, и они пошли по этой дорожке, поднялись на веранду и увидели в дверях дома весьма миловидную девицу в белом переднике, которая вопросительно смотрела на них.

— Юная смена героической Ольги Лукьяновны? — обрадовался Смирнов.

— Тихо! — приказал ему и девице Казарян, потому что в глубине дома запел Олег Торопов.

…Всегда хотелось создать нечто большое, красивое и полезное, чем можно осчастливить человека и человечество. Нет ничего в мире красивее самовара. Нет ничего более полезного, чем чай из самовара. Решили построить такой самовар, чтобы люди мира могли напиться из него. Вокруг были густые леса, и поэтому решили строить из дерева, чтобы материала хватило. Строили долго, преодолевая каждодневно возникавшие трудности, строили героически, строили с неизбывной гордостью, ибо никто и никогда не сможет построить такое. Уже ясно просматриваются контуры будущего чуда, уже приступили к главному — к росписи самовара, отражающей и воспевающей эпопею создания его. Дел так много, что пока некогда заняться проблемами второстепенными: как разжечь этот самовар и как вскипятить в нем воду для вселенского чая…

«Деревянный самовар, деревянный самовар…» — тихо и грустно допел Олег.

Терпеливо слушавшая песню девица вежливо осведомилась:

— Как о вас доложить Дмитрию Федоровичу?

— Докладывать о старых и верных друзьях? Старым и верным друзьям ни к чему китайские церемонии! — возгласил Казарян и, по-отечески взяв девицу за плечи, ласково отодвинул ее в сторону. Первым шагнул в сумрак дома Смирнов. Казарян, покончив с девицей, за ним.

В темной (разросшаяся во дворе нестриженая туя застилала окна до форточек) и бесконечной столовой у громадного стола сидел за коньячком Дмитрий Федорович в элегантном двубортном костюме и белой сорочке.

— Труп врага всегда хорошо пахнет, а? — войдя, осведомился Смирнов. — Двадцать пять лет нюхаешь. Не надоело?