Анатолий Степанов - Любить и убивать

— Выпей и замри. Пройдет.

Она выпила, замерла и — со сжатым ртом — выпученными глазами стала поочередно всех рассматривать. Не дыша. Наконец терпеть стало невмочь, и она, шумно втянув воздух, прислушалась к себе.

— Не икаю! — обрадовалась она. — Господи, какое счастье!

— А теперь — всем спать, — строго приказала Лидия Сергеевна и объяснила, почему всем сейчас же следовало ложиться спать: — Все равно лучше не будет.

Сырцову поставили раскладушку в комнате Смирнова. Сидя на своих лежаках, они лениво раздевались.

— Бессмыслица, — ни с того ни с сего брякнул Смирнов, по-армейски тщательно складывая портки.

— Вы о чем, Александр Иванович? — спросил Сырцов.

— Выстрел. Выстрел в тебя на данном этапе — полная бессмыслица.

Не в лад, не в склад, размышляя о своем, Сырцов произнес:

— Если началась снайперская охота за мной, они рано или поздно прикончат меня. Такие вот пироги.

Рассуждалось об этом свободно, потому что он был сильно выпивши.

— Не нужно им сейчас на тебя охотиться, не нужно!

— Но ведь охотятся!

— Дурацкий, нервный выстрел. Но отчего? — Смирнова всегда раздражали непонятные ему действия и поступки.

— Не отчего, а для чего. Чтобы меня порешить, — продолжал жалеть себя Сырцов. Он тоже снял штаны и любовно разглядывал свои белые колени.

— Ну какой же ты зануда! — изумился Смирнов.

— Зануда не зануда, а помирать все равно не хочу, — нетрезво пробурчал Сырцов. — Жить, вы даже представить себе не можете, как хочется!

— Почему не могу? Очень даже могу. Самому хочется. А ты вроде сильно закосел, Жора?

— Поплыл слегка, — признался Сырцов.

— Тогда давай спать.

— Что делать будем, Александр Иванович?

— Я же сказал: спать.

— А вообще?

— С утра все по полочкам разложим. Спи давай.

— Уже утро.

И впрямь утро. Окно безудержно и заметно на глаз светлело. Наваливался всепоглощающий летний рассвет.

Он опоздал. Вернее, они с Дедом опоздали. У подъезда дома на Краснобогатырской столпился служебный транспорт: милицейская «Волга», милицейский «рафик», «скорая помощь». Все, конечно, может быть — бытовая драка, падение с крыши, ограбление, но Сырцов твердо уже знал для себя, что именно произошло в этом подъезде. И даже в какой квартире.

Необычное столпотворение у подъезда он заметил издали и поэтому, не останавливаясь, проследовал на «девятке» мимо, сделав зигзаг по причудливому периметру этого гигантского дома. В зеркало заднего обзора он видел, что следом за ним во двор въехал микроавтобус телевизионщиков. Микроавтобус прибился к автомобильному стаду у подъезда, и из него вылезли хорошо известный по телеэкрану репортер с микрофоном и оператор с ручной камерой. Мигом осмотревшись, они ринулись в подъезд.

Встреча с подполковником Маховым не входила в планы Сырцова, и поэтому он решил наблюдать за происходящим с почтительного расстояния. Медленно катя, он выбирал точку, нашел, остановился и, не выходя из автомобиля, приступил к созерцанию. Хорошо бы, конечно, подойти к солидному кружку аборигенов, которых, несмотря на утренний час, собралось достаточно, подойти и послушать, о чем говорят записные ораторы — всезнающие подъездные бабки. Но лучше не надо: был шанс наскочить на излишне мобильного сейчас Леонида. Сидеть надо в машине и тихо-тихо ждать, не высовываясь.

Ждал минут пятнадцать. Сначала появились санитары с носилками, на которых лежало нечто, покрытое служебной простыней. Кружок аборигенов мгновенно распался, превратившись в полудугу, охватившую заднюю часть «скорой помощи». Санитары отбрехивались и легко отпихивались от наседавших. Вышедший чуть позднее врач, судя по жестикуляции и артикуляции, просто-напросто матерно орал. Оторавшись, уселся рядом с водителем, и «скорая» уехала. Тогда и вышел Махов. Хвостом плелись за ним телевизионщики. По всему видно, он сказал им в последний раз «нет», отвернулся от них и внимательно, с профессиональной дотошностью, осмотрел двор. Сырцов инстинктивно откинулся от окна в глубь салона. Не заметил, придирчивый мент, да и вряд ли мог заметить Сырцова на таком расстоянии, не поворачивая головы, сказал что-то репортеру с микрофоном, сел в «Волгу» и укатил, слава Богу.

Теперь можно и подойти. Телевизионщики выспрашивали подробности у словоохотливых бабок. На бесптичье и бабка соловей.

— Одно скажу, часа в два ночи у него сильно музыка играла. Я как раз под ним живу, так что хорошо слышала. Хотела было скандал ему устроить, чтобы не безобразил ночью, но честно признаюсь: лень вставать было.

Бабку снимали для телевизора, и это нравилось ей до невозможности.

— А кто обнаружил тело? — спросил репортер.

— Виталий Егорович, сосед его по площадке, — сообщила старушка. — Он бывший милиционер, у нас в отделении начальником паспортного стола был. Так он сразу все замечает. Вот и заметил, что дверь у журналиста открыта.

— Когда это было?

— Дак в полдесятого, думаю.

Час тому назад, значит. Оперативной группе там копаться с маетой еще часок, не меньше. А ты спрашивай, спрашивай, репортер.

— Где мне найти Виталия Егоровича?

— Да он же там, на квартире, с милиционерами сидит!

— Спасибо вам, Тамара Захаровна! — поблагодарил старушку репортер и осведомился у оператора: — Что-нибудь склеим к двенадцатичасовым?

— Что-нибудь склеим, — подтвердил оператор. — Если сильно поспешим.

Микроавтобус развернулся и на нахальной скорости покинул двор.

— А кого убили? — страстно вопросил здоровенный дядя из только что прибывших.

— Газетчика. Михаила Грушина. Он всех в газете разоблачал, вот его и убили, — авторитетно сообщила вторая старушка, раздраженная тем, что ей не удалось выступить перед камерой.

— А кого он разоблачал? — все допытывался дядька.

— Да всех! Бандитов там, спекулянтов, милицию, генералов, правительство, Жириновского. Всех, всех разоблачал. Боевой был. — Старушка для приличия пригорюнилась.

— Вот таких и убивают, — решил дядька. — Хороший, видно, человек был.

— Боевой — это да, — не согласилась старушка. — А чтоб хороший не скажи. Бабы у него вечно какие-то, пьянки, безобразия, шум. И гордый очень: ни с кем во дворе не здоровался.

— А кто ты такая, чтобы с тобой здороваться? — звонко поинтересовалась Тамара Захаровна, отошедшая наконец от прострации, в которую впала сразу же после телеинтервью. — Сама первой должна здороваться с таким человеком.

— Тебя не спросила, с кем мне здороваться или не здороваться!

— И зря, что не спросила!

Дискуссия уходила в сторону. Мелькать здесь особо не следовало, да и действовать пора. Действовать по возникшим обстоятельствам.

Ближе к двенадцати Сырцов прибыл к резиденции известного детективного агентства «Блек бокс». Осмотрелся для начала. Вроде все как всегда: черного мрамора антре в виде выступающего квадрата (истинно «черный ящик»); задранная на дневное время вверх, состоящая из средневековых копий металлическая решетка; два рекламных двухметровых амбала, стоявшие, грозно растопырив ноги, у бронзовой таблички, на которой по-английски и по-русски безукоризненной писарской прописью утверждалось, что это действительно детективное агентство под зазывно кинематографическим названием «Блек бокс».