Виктор Иванников - По зову долга

— Соскучилась Егорушка, уже соскучилась… очень! Вот не выдержала! И вскоре они уже почти сознательно отдались тому пожару, тому всепожирающему пламени жажды наслаждения и упоения, как и предыдущему.! Снова всё повторилось! Снова Катенька последовательно испытала два величайших для любой женщины, отмеченной Богом Пика наслаждения, никогда ранее ею не получаемых, достигла она и торжества женщины полной отдачи ей мужчины, ей женщине победительнице, ей женщине продолжательнице рода человеческого на земле! Так было, — «H,armonia praestabilita». «Предустановленная гармония». Так и будет! Ибо всё это задумано самим Господом. «Deo gratias». Благодарение Богу!

Как всякая женщина, она пережив счастливейшие в её жизни минуты, дарованные людям Творцом, принялась рассказывать о себе, о своей жизни, своих планах. Егор, весь переполненный пережитым, благодушно внимал её бесхитростным планам, иногда, правда, «отключаясь» опять на воспоминания. Не было сейчас счастливее человека на свете, чем он. Не было! Так вот и «пролетела» вся ночь, ночь бабьего счастья Катеньки и лучшая в его жизни. Они, то безумно отдавались всепожирающему пламени жажды наслаждения друг другом, то делились сокровенным, в основном, правда, Катенька. Всё-таки дисциплина, вбитая командиром и самой его жизнью, незримо охраняла все тайны бытия прошлого и настоящего, а о будущем он пока и не задумывался. Поначалу Егор очень осторожничал. Ему она казалась такой хрупкой, словно тонкий стебелёк невиданного цветка, что просто было боязно и прикоснуться к ней. Но Катенька удивила его, как лиана гнулась, изгибалась, гибким сильным удавчиком, обвивалась, и ещё её энергия, неистовая жажда наслаждения, а самое главное испытание торжества победительницы просто поражала его.

В пятом часу утра, когда он был ещё весь «размягчённый» от пережитого, испытанного, ни о чём другом, кроме её тела, губ и лона не мог и думать, Катенька вдруг приподнялась на своих ручках, принялась смотреть на него серьёзными, но в тоже время грустными глазами. Смотрела так, словно видела его душу, читала чего-то ведомое только ей. Под этим взглядом и Егор посерьёзнел, тоже молча смотрел в её как-то заметно исхудавшееся личико, с уже тёмными кругами под глазами, чуть вспухшими потемневшими губками. Наконец она вымолвила:

— Знаешь Егор, я тебе верю. Теперь ты не забудешь меня. Не сможешь! Ты уж прости меня, свою женщину, сама не ведала, чего творила. Он запротестовал:

— Это ты меня прости. Замучил тебя, вон даже похудела и глазки ввалились. Она грустно улыбнулась:

— Это ты должен похудеть. Сколько раз пришлось отдавать себя по частям. Егор прижал своей сильной рукой к себе:

— Катенька, я готов всю оставшуюся жизнь отдавать тебе себя по таким частям, так и знай! Верь! Теперь сколько бы мне не пришлось прожить, ты всегда будешь во мне, в моём сердце. Верь! Она печально улыбнулась:

— Это что? такое признание в любви? Подумав, добавила:

— А мне оно очень понравилось! Очень! Наклонилась, поцеловала в губы и шепнула:

— Ну, просто очень. И вдруг всполошилась:

— О Господи, ну почему так быстро пролетела эта ночь? Зачем так быстро расставаться? Нам же так хорошо друг с другом? Он попытался её утешить.

— Это же не надолго. Я же буду к тебе приезжать, как только будет такая возможность.

— Приезжай, приезжай Егорушка, тебя здесь всегда будут ждать. Уже почти плача, шептала всё сильнее и сильнее прижимаясь к нему. Он стал с чисто мужской логикой успокаивать её, утешать, что опять завершилось безумным пожаром. На этот раз Катюша уже не стала не делится с ним сокровенным, ни расспрашивать, а просто решительно встала, натянула брошенную ночнушку и грустно объявила:

— Всё Егор, мне ещё нужно прогладить твои вещи, а ты поспи. У тебя есть ещё целый час. Тебе, как я понимаю, предстоит трудный день.

Тут она улыбнулась, озарив его улыбкой, промелькнувшей на похудевшем и порозовевшем личике:

— Ведь всю ночь не сомкнул глаз, всё любил и любил свою женщину. — Он попытался возразить, но она положила свою неожиданно горячую мягкую ладошку на его губы:

— Молчи, молчи родной. Спи… И скользнула тенью за чуть скрипнувшей дверью. Егор хотел было вскочить, бежать за ней, но неожиданно для себя решил не мешать ей. В её словах чувствовалась житейская логика. Ему действительно предстоял тяжёлый день, заканчивалась разработка Бревновского. И поэтому дел в команде было по горло, «каждый боец был на счету», а он вот так непозволительно расслабился, перевалил свою ношу на плечи своих товарищей. Ему даже стало стыдно и мысли уже потекли в другом направлении о предстоящем завершении разборки с этим упырём толстосумом и ещё, теперь он ясно понимал с этим гадом, посмевшим поднять свою грязную лапу на таких же беззащитных детишек сирот, на таких же женщин, как его Катенька. С ним он обязательно должен разобраться и заставить ответить за свою гнусную деятельность. Лично от него ему не будет ни прощения, ни пощад, Этот администратор, который вздумал наехать на беззащитных сирот, не торгово-развлекательный центр должен получить, а свою могилу, причём от него лично! Егор даже скрипнул зубами от охватившей его ненависти. Немного полежав, даже начал прикидывать план дальнейших своих действий в этом направлении. Но ему было хорошо известно, сначала надо собрать данные на этого паразита, узнать, чем дышит, где обитает, проводит своё время, с кем общается, кого крышует, кого держит в своих руках, от кого зависит и так далее. А для этого ему придётся пожить в этом городе. На миг в его сердце даже «забилась» радость будет жить рядом с Катей, видеть её. Но потом кольнуло. Ведь ему же придётся быть здесь как можно незаметнее, не оставлять никаких следов! Нельзя подставлять ни детишек, ни Катю! Так за размышлениями он и не заметил, как уснул. Проснулся от ласковых поцелуев и похлопываний по щеке мягкой ладошкой.

— Егорушка, вставай родной. пора. — Вскоре он, уже приняв контрастный душ, одевал чистое выглаженное бельё, Катенька покормила его завтраком, проводила до двери. Глядя ему в глаза, твёрдо произнесла:

— Егор, я буду теперь тебя всегда ждать. Помни об этом. А теперь иди! Тут её голос дрогнул:

— Иди родной; иди. а то не отпущу. Он развернулся и на «непослушных» ногах побрёл к лифту. Но с каждым шагом его поступь становилась всё увереннее и увереннее. Ему очень хотелось обернуться, ещё раз посмотреть на, теперь он уже точно знал, свою Катеньку, в её полные слёз и отчаяния глаза, дрожащие губки. С огромным трудом, заставляя себя, пересиливая себя не делать этого, дошёл до лифта и только, когда дверка лифта захлопнулась за ним, позволил себе расслабиться. На улицу уже вышел прежний Егор собранный, сильный, готовый дать отпор всем, всему. Дойдя до автостоянки, вытащил купюру, отдал сторожу. Только выехал за ворота, как наткнулся на неизвестно откуда взявшуюся старую «Ауди». Из неё лениво вылезли три амбала, все в характерном прикиде. По виду типичные быки. В руках у них поигрывались бейсбольная бита, демократизатор резиновый и велосипедная цепь, вобщем типичный «джентльменский набор» тех криминальных времён. Один из них лениво процедил: