Виктор Иванников - По зову долга

— Ты раздевайся, я сейчас. Он снял свитерок, тельняшку, а вот брюки почему-то застеснялся. Так и стоял в нерешительности. Катя влетела, как метеор, с большим банным полотенцем и халатом. Влетела и внезапно замерла, увидев его обнажённый торс, на глазах показались слёзы:

— Господи Егор, как же так… ведь на тебе живого места нет, весь в шрамах: Он обнял её, стал целовать мокрые глазки, щёчки, счастливо отвечая:

— Всё это пустяки, всё это уже прошло. Как мой командир говорит, были бы кости целы, а мясо нарастёт и кожа зарастёт. Катя попыталась было возразить, но он просто ещё покрепче прижал её к себе и приник к её губам. Она несколько раз дёрнулась возмущённо, попыталась вырваться. Однако, разве можно из такого сладостного капкана вырваться и она отдалась вся, целиком этим сладостным объятиям Они вскоре уже, словно безумные, целовались. Желание вспыхнуло в нём сначала, как робкий огонёк, а затем понеслось всепожирающим пламенем, отметая прочь разум, заставляя работать весь его мощный организм только на один центр центр наслаждения. И вот его рука, руководимая этим центром, безумным извечным желанием мужчины вовсю гуляла под халатиком Кати, лаская сквозь тонкую ткань трусиков неожиданно её крепкие ягодицы, бёдра, шелковистый лобок. Катя ещё остатками разума пыталась противостоять этому сумасшедшему пожару, но разве можно его остановить разумом? Нет, только «встречным палом». Вскоре это пламя уже бушевало в них обоих. Она судорожно задвигала ножками. Приподнятая сильными руками Егора, они несколько раз дёрнулись, помогая ему скинуть последнюю её преграду эту невесомую тряпочку. Это обнажение было последним, что ещё могло бы остановить их, что ещё как-то восстановить разум. Но, как считали римляне — Природа требует своих прав! И куда же от этого деться? Нереально это! Далее в них обоих работал уже центр наслаждения, посылал в нужные места необходимые команды для развития и так уже безумного «пала». Катина ручка лихорадочно принялась дёргать, расстёгивать ремень, молнию, стягивать брюки, трусы. Он же переполненный счастьем, бушующим в нём пламенем жажды её, наслаждения, покачивался, удерживая на весу Катеньку с её лихорадочно работающей ручкой. И как только та соприкоснулась с сокровенным мужчины, Катенька вскрикнула, ножки у неё разом раздвинулись и вскинулись ему на бёдра, открывая своё лоно, врата наслаждения. Он же весь отдался ей, от охватившего его счастья, неги, и, чего греха таить, величайшего удовлетворения обладания этой самой прекрасной в мире женщиной. Её лоно встретила его такой лаской, теплотой, глубиной, что он от осознания этих, так ясно ощущаемых чувств буквально терял сознание. А его женщина, закрыв глазки, с счастливой плавающей улыбкой по её губкам, личику откинув головку, да и сама откинувшись на его сильные руки, безумно наслаждалась этим соединением, которое подарил сам Господь людям. Сейчас в этом мире были только одни они, вернее их души, сердца и эти центры великие центры, подарок творца людям. В полнейшем упоении отдались и Катя и Егор охватившему их пламени, так внезапно вспыхнувшим в них и так безжалостно пожирающим их сердца. Они не замечали ни времени, ни того, где находятся, что с ними? всё другое, кроме наслаждения, неги и упоения было безжалостно, без всякого сожаления отключено этим всемогущим сейчас центром. И только их материальность, физическая ограниченность могла остановить этот полёт их душ, сердец. Так и произошло! Сначала Катенька прервала свои сладостные стоны, вскрикнула, забилась в его руках и наконец обвисла сладкой плотью, затем и сам Егор закачался, железным капканом буквально заставил срастись её лоно с его «орудием жизни». И тут Катенька неожиданно для самой себя очнулась, яростно задёргалась и буквально приросла к нему, явственно ощущая, как что-то горячее вливается в неё, исторгая из груди «песнь торжества» женщины, добившейся от мужчины самого главного его полной и бесповоротной отдачи. Её глазки открылись в ясном осознании её торжества победы, счастливая и в тоже время гордая улыбка победительницы в этой извечной схватке полов, озарила её порозовевшее личико. Егор же, как пьяный, стоял, качался, держа на весу самую дорогую в его жизни ношу торжествующую Катю. Ей вдруг стало жаль этого мужчину. Он теперь казался каким-то беззащитным, даже стало вдруг стыдно от того, что вот так безжалостно отобрала очень важную его часть. Под действием этих чувств, принялась гладить, целовать, говорить удивительные ласковые, нежные слова. И это подействовало. Он открыл глаза, увидел её сияющие очи, счастливую улыбку. От этого сразу пришёл в себя, осознал происшедшее с ними. Смущённо улыбнулся, виновато принялся оправдываться:

— Не удержался Катенька, прости. про всё забыл… ничего не соображал. Она, ласково поглаживая и поцеловывая его, принялась успокаивать:

— Дурачок ты мой, чего же ты оправдываешься? Дал женщине величайшее наслаждение, ощутить свою власть разве за это надо просить прощение? Наоборот, это я тебе должна благодарить. Но внезапно, с такой же непоследовательностью вдруг попросила:

— Егор отпусти. Мы с тобою увлеклись. мы же не одни. мама. отпусти….родной. потом…после. сама. приду. Уже полностью овладев собою, крепко поцеловала и неожиданно гибким движением выскользнула из его рук. Погрозила пальчиком, натянула трусики, погладила мягкой ладошкой щеку и выскользнула из ванной комнаты, оставив его ошеломлённым и поглупевшим. Он несколько минут бездумно стоял. Потом, увидев себя в зеркало такого вот с глупой, но счастливой улыбкой на лице, со спущенными до колен брюками, как-то сразу пришёл в себя, быстро разделся, встал под прозрачные шелестящие струи. Контрастный душ вскоре, как это было всегда, подействовал на него вразумляюще. Горячая-ледяная, горячая-ледяная и так несколько раз. Через некоторое время, в халате аккуратно сложив на тумбочку свои брюки, трусы, тельняшку, носки. Егор тенью скользнул в кабинет Катиного отца, лёг на диван. Но уснуть он не мог. Происшедшее каким-то «ключом счастья» било в нём, воспоминания пережитого блаженства плавали в его сердце, величайшая нежность к этой удивительной женщине вдруг полностью охватило его. Ему внезапно захотелось вскочить, бежать к ней, встать перед ней на колени и просить, умолять… а вот о чём, он так и не мог сказать — в общем просить и умолять! Так и лежал он переполненный воспоминаниями о пережитом, вновь и вновь вызывая в своей памяти эти «оглушительные» моменты, всё то, что пришлось испытать. Внезапно дверь кабинета приоткрылась, в проёме показалось розовое от смущения личико Кати. Увидев, что он не спит, а с глупым лицом о чём-то мечтает, вновь ощутила свою власть над ним. И уже не колеблясь решительно скользнула к дивану. А он, увидев её в длиной, тонкой ночной рубашке, стоящей в проёме, внезапно ощутил к ней такую любовь, что вскочил, бросился к ней на встречу, схватил, поднял на руках, прижал и принялся целовать, ласкать и почему-то оправдываться. Но она зажала ему рот ладошкой и тихо шепнула: