Игорь Шинкаренко - Мистерия в парижском омнибусе

—

Нет, я больше никогда в моей жизни позировать не буду. Никому.

Амьен собирался прикрикнуть на неё, но вовремя вспомнил, что могила Бьянки была перед ними, и это не лучшее место и момент для беседы с одной юной экзальтированной персоной, которая, без сомнения, быстро изменит своё мнение.

—

Хорошо, — сказал Поль, — я тебе даю выходной сегодня. Ты очень расстроена, и будет вполне справедливо, что ты немного отдохнёшь. Я подожду, пока твоя боль утихнет, но все-таки, я надеюсь, что ты мне позволишь тебе отвезти на улицу Фос-Сент-Бернар.

—

Через улицу Аббатисс, — добавила Корню, которая исподтишка приблизилась к ним. — Ведь действительно нужно, моя девочка, чтобы ты зашла ко мне и забрала вещи и документы своей сестры. Я не хочу их хранить у себя.

—

Это бесполезно, мадам, — прошептал девушка без эмоций. — Я не претендую ни на что из того, что принадлежало ей.

—

Ты можешь и не претендовать ни на что, но я, тем не менее, всё равно все тебе отдам. Я теперь знаю, где ты живёшь, и отошлю тебе сундучок твоей сестры. И, между тем, уже четверть часа меня ничто здесь не задерживает, и мне осталось найти лишь дорогу в Сент-Уэн, чтобы вытрясти свои деньги из этого негодяя садовника, который получив с меня мои франки, не прислал на могилу даже горшка левкоев. Так что, я побежала.

—

Со мной, мадам, — воскликнул Верро. — Я последую за вами по пятам.

Он предложил старухе свою руку, и она её приняла, бормоча слова, которые не были, разумеется, комплиментами. Пия бросила последний взгляд на могилу, на которую Верро поставил горшки с цветами, купленными его другом, и направилась на аллею.

—

Сейчас я с ней откровенно поговорю, — подумал Амьен, пристраиваясь около нее.

Пия шла, опустив глаза и продолжала молчать. Амьен решил пойти на крайние меры, чтобы заставить её заговорить, и дождавшись, когда они вышли на кипарисовую аллею, тихо ей сказал:

—

Малышка, ты мне причиняешь много страданий.

—

Я? — прошептала девушка, не осмеливаясь посмотреть на Поля.

—

Да, ты. Я понимаю, что у тебя горе и тебе хочется отдохнуть несколько дней… но почему ты не хочешь больше приходить мою мастерскую? Ты обижена на меня?

—

Нет, месье Поль. Я от вас видела только хорошее… вы меня облаготельствовали.

—

Ты не должна меня благодарить. Я не мог не беспокоиться о твоей судьбе, потому что ты была одинока в этом мире… по крайней мере, я так думал, и теперь… это слишком… оставить меня таким образом… я этого не заслужил… Ну объясни мне, пожалуйста… Я тебя чем-то обидел, несомненно?

Пия повернула голову, пытаясь скрыть слезы на своих глазах.

—

Так! Ты плачешь. Значит, я был прав. Чем то я тебя невольно огорчил. Итак, скажи мне, что я тебе сделал плохого… только это меня остановит.

—

Ничего, месье Поль. Вы всегда хорошо относились ко мне, хотя я была всего лишь бедной девушкой, и я, возможно, умерла бы от голода, если бы вы меня не подобрали на улице. Никогда в жизни я не была так счастлива, как с тех пор, как узнала вас, и никогда больше не буду…

—

Тогда почему ты хочешь меня оставить?

—

Потому что так нужно.

—

Послушай! Это не серьёзно. Кто тебя принуждает уехать?

—

Я сама хочу возвратиться в Субиако.

—

И что ты там будешь делать, в этом своём Субиако? Позировать художникам, которые приедут туда на летнюю сессию? Ты не сможешь там заработать на жизнь. В горах все женщины столь красивы, что художники избалованы, ведь у них нет затруднения в выборе модели.

—

Нет, месье Поль, я не буду больше никому позировать. Я вернусь к моей старой профессии. Я буду пасти коз.

—

Ты сошла с ума. Если бы у тебя там была ещё жива твоя мать, я объяснил бы это причудой, но у тебя не осталось больше ни одного родственника, даже дальнего, в тех краях, ты же мне сама часто говорила мне об этом.

—

А здесь никто меня больше не любит.

—

Я так не считаю, Мне кажется, что тебе просто так кажется! Послушай, Пия, ты мне делаешь очень больно, рассуждая таким образом… и если бы я тебя не знал так хорошо, как узнал за время нашего знакомства, у меня появился бы соблазн поверить, что у тебя нет сердца. Как! Я всегда относился к тебе, как к другу, и за время нашего знакомства я дал тебе тысячу доказательств моего уважения и привязанности, а у тебя получается вот так вот просто заявить мне, что ты не хочешь больше меня видеть. По правде говоря, я тебя не узнаю… ты ли это. Я мог бы тебе также напомнить, что твой неожиданный отъезд принесёт мне серьёзные затруднения, так как, если ты перестанешь мне позировать, я не смогу закончить мою картину …

Пия разрыдалась, и Амьен продолжил с искренним волнением:

—

Но я предпочитаю тебе сказать, что я о тебе не только как о модели сожалел бы, если бы ты продолжала настаивать на своём решении. Я привязался к тебе, и моё ателье превратится в мастерскую ужасов, если ты в него больше не вернёшься.

—

Я не могу!.. Я не могу! — прохрипела девушка приглушенным голосом. — Я хотела бы… но это сильнее меня… вы вчера прекрасно видели, что я чуть не умерла.

На этот раз, Амьен все понял. Правда, которую он подозревал, понемногу стала вырисовываться в его сознании, и настала его очередь помолчать.

Он изыскивал средство успокоить Пию, не обещая при этом закрыть свою дверь перед мадемуазель Дюбуа, и надо отдать ему должное, что он думал гораздо меньше о своей пропущенной выставке, чем о трогательной боли бедной итальянки, которая позволила ввергнуть себя в безнадёжную любовь.

Они молча дошли до круглой площади кладбища.

Верро, со своими длинными и быстрыми ногами, опередил их вместе с Софи Корню, которая семенила рядом с ним, как крыса.

—

Согласилась бы ты попозировать мне ещё несколько раз в другом месте… не в моей мастерской? — внезапно спросил Пию Амьен.

Пия печально покачала головой.

—

В месте, где вы ни с кем не встретитесь, но тебе придётся работать шесть часов в день. Я опаздываю, и мне нужны долгие сеансы, чтобы успеть к открытию Салона, — добавил он, улыбаясь.

—

Если бы я могла думать, что это будет возможно, — прошептала девушка.

—

Ты бы не улетела в страну апельсиновых деревьев, — весело закончил Амьен. — Очень хорошо! Больше я от тебя ничего не требую. Только поклянись мне, что ты не уедешь, не повидавшись снова со мной, и ты будешь ожидать от меня новостей в своей комнате на улице Дефоссе-Сен-Бернар.

—

Я вам в этом клянусь душой моей сестры! — ответила Пия, поднимая на него свои большие глаза, наполненные слезами.

—

Спасибо, моя дорогая. Я сейчас избавлюсь от Верро и этой старухи. Ты сопроводишь меня до моей двери… только до моей двери, а затем фиакр тебя отвезёт к тебе домой.