Николай Леонов - Плата за жизнь

Гуров задумался. Он понятия не имел, о каком рынке идет речь. Какова его цена, что конкретно можно предложить за право владения и что разумно принять в качестве откупного. Сыщик решил идти по проторенному пути политиков, отвечать не по существу.

— Вопрос решить можно и должно, главное, чтобы не было войны.

— Я приветствую такую позицию, слышал неоднократно, что вы последовательно придерживаетесь принципов мирного урегулирования. Мы и собрались, чтобы разрешить наболевшие вопросы. Необходимо от слов перейти к делу.

— Абсолютно согласен. — Гуров кивнул, понюхал рюмку с коньяком, сделал осторожный глоток. — Я слушаю ваши предложения.

— Вы старший, вам первое слово.

— Николай Андреевич, вам бы следовало знать, что в армии Кутузова… или Наполеона, точно не помню, на совещаниях младшие всегда высказывались первыми.

— Чтобы лейтенант не имел возможности поддакнуть генералу? — Чертов заразительно рассмеялся. — Они были чертовски умны, наши предки! — Веселость исчезла с его лица. — Но раз вы не помните точно, Кутузов ввел подобный порядок или Наполеон, нам не обязательно следовать по пути предков. Я слушаю ваши предложения, коллега.

— Видите ли, уважаемый Николай Андреевич… — Гуров поставил рюмку, выдержал паузу. — Вы подошли ко мне, не я к вам. Разговор о делах тоже начали вы, хотя мы договорились о делах сегодня помалкивать, отложить их на завтра. Я сижу, расслабился, думаю о приятном. Вы тащите меня из теплой, душистой ванны на борцовский ковер, требуете, чтобы я сражался. Я не готов. Увольте.

— Да вы сто раз обсуждали с Ляльком вопросы рынка. Сообщите мне ваши условия, я буду думать, проконсультируюсь!

— Вы с шефом тоже данный вопрос обсуждали, имеете свое решение. — Гуров чуть отодвинулся от стола, освобождая место для маневра. — Скажите мне, чего вы хотите? Я подумаю, проконсультируюсь…

— Слушай, падла, интеллигент вонючий! — Чертов хотел подняться, но не успел.

Гуров опрокинул на него тяжелый стол. Сыщик не встал, лишь отодвинулся в сторону. На грохот мгновенно подбежали девушки, два широкоплечих парня в униформе.

— Русскому человеку следует пить водку, а не этот проклятый виски, — сказал Гуров и пересел за другой столик.

Когда поддерживаемый местными охранниками Чертов проковылял к выходу, Гуров мило улыбнулся взволнованной официантке и сказал:

— Я не допил кофе с коньяком, будьте любезны. Гуров выпил кофе и рюмку коньяку, денег с него не взяли, он раскланялся и вышел на улицу. На крыльце он натянул теплую куртку, которую взял из номера заблаговременно, стоял, покуривая, привыкал к темноте. Освещена была лишь стоянка автомашин с будкой охранника и асфальтированная дорога, ведущая через бор к шоссе. Сыщик достал из кармана «вальтер», передернул затвор, опустил в наружный карман куртки, спустился по мраморным ступенькам, вошел в лес. Тьма кромешная; он постоял у дерева, подождал, пока не стал видеть несколько ближайших деревьев, обошел дубок, у которого стоял, достал радиотелефон, набрал номер. Крячко ответил мгновенно:

— Добрый вечер, шеф, слушаю вас.

— Добрый вечер, Станислав, — ответил Гуров. — У меня новостей практически нет. Пристал было один тип с непонятными вопросами. Какой-то рынок он поделить не может. Я ответил обтекаемо, ему не понравилось… Дело происходило в баре. Надоедливого мужика увели, мне пришлось сесть за другой стол, прежний почему-то развалился.

— Ты кончишь паясничать? — вскипел было Крячко, но тут же взял себя в руки. — Тридцать минут назад разговаривали с Ямщиковым — Ляльком. Он уже знает, что мент проник на съезд. Получил твое описание.

— Интересно, — сказал Гуров. — Кому вы сообщили?

— Кольке Сутееву.

— Тоже хорошо. Я учту. Дай трубочку Харитонову.

— Добрый вечер, как вы устроились? — произнес неуверенно Харитонов.

— Спасибо, вашими молитвами. Кто такой Смольный?

— Наш сосед.

— Какой рынок вы не можете поделить? Каковы ваши условия? С кем еще вы соседствуете, что делите?

Харитонов объяснял. Гуров напряженно слушал, клял себя за лопоухость. Такой опытный, битый, а магнитофон взять с собой не удосужился. Сейчас бы прижал магнитофон к трубке — и никаких забот.

— Достаточно, — прервал Харитонова Гуров, когда понял, что больше запомнить не может. — Передайте трубку соседу.

— Слушаю, — сказал Крячко. — Чуть было не забыл сказать. Харитонов не исключает возможность, что Лялек передаст полученную информацию другим авторитетам, соседям.

— С этого следовало начинать, Станислав, — сухо сказал Гуров и отключил аппарат.

В эфире велись переговоры:

— …Сорок пять лет… Рост сто восемьдесят, чуть выше… Подтянут, отлично сложен… Шатен, виски седые… Глаза голубые…

Городские телефоны в пансионате были отключены, но местные работали, и утром участники съезда перезвонились, условились собраться в пятом номере в одиннадцать.

Завтракали все порознь, никто ни к кому не подсел, здоровались сдержанно, казалось, температура в баре понизилась до нуля.

Гуров все понял, переложил «вальтер» в наружный карман пиджака вместе с зажигалкой. Прием старый, как мир, однако везде срабатывает. Человек, даже предельно настороженный, привыкает, что собеседник достает из кармана зажигалку. Когда он опускает руку в карман, да еще разминает сигарету, то на его опущенную в карман руку никто не реагирует.

Когда все собрались в пятом номере, хозяин, Басов Игорь Николаевич, запер дверь, ключ положил на стол и сказал:

— По техническим причинам наше совещание прерывается. Как писал Николай Васильевич, у меня есть пренеприятнейшее известие. — Он оглядел собравшихся. — Среди нас мент.

— Я знаю, — сказал Чертов.

Наступила пауза, наконец кто-то произнес:

— Говорите, Игорь Николаевич.

— Сыщик высочайшего класса. Его истинная фамилия, имя и отчество значения не имеют. Его приметы: сорок пять лет, рост сто восемьдесят, чуть выше, фигура спортивная, шатен, глаза голубые.

Молчали, приглядывались друг к другу. Встал Валентин Сергеевич Кольцов, вышел на середину комнаты.

— Я тоже получил сообщение, что среди нас мент. Приметы те же. Я стою перед вами, вы имеете возможность приглядеться. Мой рост сто восемьдесят восемь. — Кольцов поднял ногу. — Каблуки отсутствуют. Насчет фигуры… — Он снял пиджак, обнажив вислые плечи и выпирающий животик. — Глаза голубые, таким мама родила. Можно сесть?

— Садитесь, Валентин Сергеевич, — сказал Басов, который руководил разборкой.

Кольцов сел. Поднялся сидевший рядом с ним Юрий Семенович Аблынин, вышел на середину, снял пиджак.

— Раз начали с голубоглазых, я тут. — Он повернулся. Присутствующие глянули с интересом, тут же его потеряли, начали переглядываться. Аблынин, как говорится, ростом не вышел. Он был не маленький, выше среднего роста, но на сто восемьдесят никак не тянул, да и брюшко, в общем, Аблынин не годился. Поднялся, вышел на середину Николай Андреевич Чертов. Ему и рта не дали открыть.