Николай Леонов - Плата за жизнь

— Этот русский совсем «новый русский», он надежен, но опасен. Я не люблю иметь дело с людьми, которые умнее меня.

Якушев от рождения обладал феноменальной памятью и умением обращаться с цифрами. Когда он учился в школе, компьютеры еще и не появлялись в обиходе, но ребята дали ему кличку — Компьютер. Он закончил школу с золотой медалью, университет с отличием и в двадцать восемь лет, минуя кандидатскую, стал доктором физико-математических наук. От него ждали черт знает каких успехов в математике, а Якушев ушел из университета, пошел по партийной линии и вскоре стал чьим-то помощником в орготделе ЦК.

Дело в том, что у гениального парня был «маленький» недостаток — он желал власти и денег. А власть в те годы была лишь у партаппаратчиков. На Старой площади он не сделал быстрой карьеры. Якушев знал себе цену, не лебезил перед начальством, не писал угодных верхам докладных, держался независимо, и его не любили. Но он не собирался карабкаться по ступенькам власти, он не знал, как именно, однако не сомневался, что придет час — и не в старости, а молодым он займет место на троне.

У Виктора Якушева, естественно, были мама и папа, совсем нестарые люди, безумно гордившиеся своим гениальным сыном и совершенно пришибленные его решением сменить служение высокой науке на прислуживание партийным бонзам.

— Потерпи, отец, цыплят по осени считают, — сказал Виктор отцу, съезжая в новую квартиру, которую получил на третьем году прислуживания.

Он уже тогда знал, что станет работать в бизнесе, хотя слово на тот момент было ругательным, а на Старой площади просто матерщинным. Все ругались на капиталистов, каждый тащил, что мог, только не умел украденным толково распорядиться. Якушев быстро закончил курсы английского и немецкого языков, произношение его поначалу было варварским, но словарный запас огромным, и вскоре он объяснялся с иностранцами свободно.

Якушев ушел из ЦК и положил партбилет в семейный альбом в один день с Ельциным. Работая на Старой площади, доктор наук приобрел колоссальные связи в различных отраслях промышленности необъятной страны. Память у него, как уже говорилось, была потрясающая, он помнил не только все фамилии, имена и отчества, но и имена жен, детей, номера домашних и служебных телефонов, чем человек увлекается, что производит и в чем нуждается.

Свой первый миллион рублей, еще тот миллион, когда доллар стоил меньше червонца, Якушев сделал на посредничестве, разговаривая по телефону.

Для окружающих и родителей он вернулся в науку. На самом деле Якушев начал делать деньги. Когда необъятная страна с колоссальными ресурсами начала разваливаться на части, никто в ней не знал, где, что и сколько лежит, а Якушев знал.

Ну, хорошо, хорошо, придержим фантазию, он знал не все, но во много раз больше, чем можно было представить. Он спал три, максимум четыре часа в сутки, остальное время работал. В тот день, когда Якушев пригласил к себе Михаила Михайловича Карасика, ни один человек, разумеется, кроме самого героя, не знал, в каких странах и банках, на чьих счетах и в каком количестве лежат деньги, принадлежащие Якушеву. И Карасик, естественно, этого не знал, но не сомневался, что он сам супротив хозяина кабинета лишь тля.

А кабинет был хорош, просто впечатляющ, действовал на любого гостя завораживающе. Причем никто из посетителей не мог объяснить, что особенного было в большой, но отнюдь не огромной комнате, обставленной лишь деловыми предметами, какие можно встретить в десятках иных кабинетов. Как и многие секреты, магия кабинета имела достаточно простое объяснение. Помещение выбирали и оборудовали профессионалы. И не только блестящий дизайнер, прекрасные мастера различных профессий, но и социальный психолог.

Переступив порог, человек ощущал простор, свободу движений, радушие встречи, но немножечко, чуть-чуть, капелюшечку ощущал и собственную неполноценность. И от этого гость был особенно благодарен хозяину, который выходил из-за своего стола, встречал, жал руку, ожидая, пока человек сядет, и не возвращался на свое место, а опускался в кресло за приставной столик напротив и вроде бы становился равным партнером.

Но все это был сплошной обман, равным с хозяином никто не становился, и секрет был не только в манере Якушева держаться, но и в мастерстве дизайнера, который создал для него условия наибольшего благоприятствования.

Якушев нажал какую-то кнопку, стол раздвинулся, и из него выдвинулась центральная часть, уставленная столовыми приборами, двумя бутылками и фруктами.

— Ну, давай, Михаил, выпьем по рюмке за наше общее дело.

Карасик чуть не поперхнулся. Не могло быть и не было у них общего дела. Якушев — фигура международного класса, а он. Мишка Карасик, так себе, ну если по карточной колоде считать, так на семерку потянет.

Якушев сделал вид, что на удивление партнера внимания не обратил, и продолжал легко и беспечно:

— Я давно к тебе приглядываюсь, хочу пригласить, да все руки не доходили. Дела, брат, дела… Я тут небольшое дело с нефтью проворачиваю, верный посредник нужен. Ты как, очень занят?

И тут Михаил Карасик прыгнул выше головы, сам не ожидал, видно, с перепугу получилось.

— Виктор Иванович, мы с вами птицы разного полета. В январе я пытался к вам в кабинет на минуту заглянуть, так меня на порог не пустили. — Он поставил рюмку, отметил, что рука не дрогнула. — Я не так уж умен, но и за идиота меня держать не стоит. Чтобы вам угодить, в лепешку расшибусь. Переходите к делу. Что вам от меня надо?

Якушев прекрасно владел собой, но вдруг ему захотелось выгнать наглеца, побыть одному. Ведь одно дело — намекнуть, какая требуется услуга, и жить по-прежнему, словно ничего не случилось, и совсем иное выложить карты на стол, стать соучастником. Его не волновала встреча со следователем прокуратуры, бизнесмен слишком высоко стоит, никакая прокуратура до него не дотянется, не хотелось обсуждать с этим недоноском вопросы, которые он не желал задавать даже себе самому. Якушев сдержался, гостя не выгнал, даже сумел улыбнуться, однако Карасик понял, что стоит на краю, и быстро заговорил:

— Естественно, Виктор Иванович, вы мне выдаете информацию, какую желаете. Но, — он хихикнул, — ежели вы ничего не скажете, то и я ничего не сделаю.

— Ты по-своему прав, Михаил. — Гнев прошел, и Якушев с юмором подумал, что коли человек хочет сесть на толчок, то штаны придется снимать, нравится, нет ли, но придется. — Я не буду тебе рассказывать, как я это вычислил, но убежден, что у тебя есть киллер.

Карасик не поперхнулся, проглотил коньяк, закусил лимончиком.

— Простите за вульгарные слова, но дело дерьмо и вам в него лезть не следует. Если вы вычислили, не знаю уж каким образом, то и другой человек вычислит.