Татьяна Степанова - На рандеву с тенью

— Надо чего-нибудь перекусить, — объявила Краснова. — И потом, тут тубрик есть, там и переоденемся.

Вторую часть фразы Катя поняла не очень четко. Переодеваться-то зачем? Они сели за свободный столик, взяв у стойки по большой чашке кофе и по гигантскому черствому бутерброду с ветчиной, сыром, салатом и помидорами. Катя рассматривала посетителей. В основном все местные и почти все молодежь. Приехали на машинах, чтобы скоротать вечерок на веранде под черепичной крышей, где из динамиков стонет Земфира, где пахнет жареным кофе и льется рекой разливное пиво.

Поев, они расплатились (не так уж и дорого оказалось), и Краснова потащила ее в туалет. Там она раскрыла сумку и достала джинсовые линялые бриджи, спортивный костюм, ветровку, бейсболку, майку-топ, кроссовки и белые теннисные тапки.

— Эти твои спасатели, они же там как цыгане в шатрах. По-простому, без церемоний. Походный стиль. А мы заявимся на каблуках, в белом пиджаке с перламутровыми пуговицами. — Она любовно погладила свой новенький жакет. — И получится отчуждение, потому что везде встречают по одежке. Маскируйся под туриста. Что налезет — твое, а я остатки возьму.

Катя облюбовала бриджи, топ, ветровку. Из обуви ей достались белые тапочки. В душе она дивилась, сколько тряпок таскает Краснова в свой клуб, на целый отпуск хватило бы. И не лень ей! Варвара оделась в спортивный костюм «найк», кроссовки и лихо сдвинула назад козырьком бейсболку. «Городскую» одежду они спрятали в сумку. Получилось очень даже ничего. Но барменша проводила их пристальным взглядом, когда они, обновленные, вышли из кафе.

Стемнело. На шоссе и на поле для гольфа зажигались фонари. Они дошли до указателя «Медвежий дуб», свернули на тропу в березовую рощу. До лагеря было уже рукой подать. На прозрачном серо-зеленом небе, словно прибитый гвоздем, висел бледный серпик месяца. Катя посмотрела в небо, и на душе ее вдруг ни с того ни с сего стало смутно, тревожно. Но вместе с тем она испытывала облегчение: как хорошо, что Варвара с ней, рядом. Одна бы она в этих июньских сумерках, в этом тихом березовом лесу, покрытом молодой зеленью, давно бы уже, наверное, повернула назад, к полю для гольфа, к автобусной остановке.

Однако дошли они без приключений, на ходу обсуждая, как бы объяснить спелеологам свой поздний визит в лагерь.

— Ты молчи, Кать, я сама что-нибудь совру, — сказала Краснова и вздохнула:

— А Катьку снова мама из садика забрала. Наверное, решила — я на свидание помчалась. Знаешь, после развода она как-то ко мне изменилась, что ли... Не знаю, что она думает, но... У меня сейчас никого нет. Не везет мне что-то. А мама... вдруг среди ночи позвонит: ты одна? Или рано-рано утром, когда мы с Катюш кой еще спим, вдруг нагрянет. Вроде бы по пути на базар, а сама... Такое ощущение, что она меня контролирует, что ей неприятно, если у меня вдруг кто-то появится.

— Она просто беспокоится за тебя.

— Да, конечно, но... Мне двадцать восемь лет, жизнь уходи г. Катька растет, а я... Мама не понимает, что уходит, улетучивается моя жизнь. Ей же все кажется, что мне шестнадцать. А при слове «презерватив», когда она но телевизору его слышит, ее всю коробит.

Катя помалкивала. Краснова редко изливала душу. Если откровенничала, то в основном о своем бывшем муже. О своих непростых отношениях с матерью не говорила никогда. Словно чувствовала: в этом Катя не судья и не советчик.

Сквозь деревья они увидели яркие отблески костра. Так Кате и запомнилась эта ночь: стволы сосен, блики багрового пламени на коре, костер, в который то и дело кто-то из спасательниц подбрасывал хворост. Искры взлетали в небо ярким снопом, валил густой белый дым.

— Нет, главную роль тут все же играет страх. Парализуется сама возможность искать выход из положения. А физическое состояние тут вообще ни при чем. Страх всему причина, — громко говорил кто-то из сидевших вокруг костра.

Катя увидела Полный Сбор: вокруг огня сидели человек двадцать — на лапнике, на пнях, на спальных мешках, на «пенках». Все это были молодые девицы. «Воительницы», — отчего-то подумалось Кате. Свет пламени ложился на их лица. Почти все были одеты по-походному — в спортивные костюмы, джинсы. Но от жара костра многие сняли куртки и сидели в лифчиках от купальников. Загорелые, гибкие, сильные, молодые тела.

Катя увидала Гордееву. Да, теперь, без каски, без уродливого комбинезона, она бесспорно признала в ней ту, которая, как заправская нудистка, загорала на лесной поляне. Гордеева курила сигарету, щурилась на огонь. Слушала болтавших у костра. Загорелая ее рука покоилась на плече темноволосой девушки. Катя уже встречалась с ней и помнила, что ее имя Женя.

А в самом центре этого девичьего цветника на пне восседал единственный мужчина. Швед, в джинсах, тельняшке, с початой бутылкой пива в руке. Именно тельняшка бросилась Кате в глаза. Ну, как же, она уже видела ее на снимке. За тем, собственно, и приехала сюда. Этот Швед, христианского имени которого она до сих пор не знает...

Швед был пьян. В траве рядом с ним валялось много пустых пивных бутылок. Навеселе были и некоторые из спасательниц И от этого Кате стало неприятно Как? Ведь слова «спелеолог», «спасатель» всегда ассоциировались у нее с неустанным подвигом — самоотверженным, напряженным, бесконечным. Ей казалось: спасатели на месте ЧП работают как заводные, как роботы, без сна и отдыха. Так, по крайней мере, о них говорили. А тут... Пустые бутылки, посиделки. Словно обычные заезжие туристы. Пьяницы!

— Девчонки! Привет! — с ними, увидев их первой, поздоровалась спасательница Женя. Гордеева убрала с ее плеча руку, расслабленно и вместе с тем стремительно поднялась.

— Добрый вечер, какими судьбами так поздно к нам?

Варвара сильно покраснела и забормотала что-то про лодочную прогулку до Черного леса, про ребят на моторке, про сломанный лодочный мотор.

— Немного до яхт-клуба не дотянули, заглох, они нас высадили, сами лодку ремонтируют, а мы на автобус, да вот костер ваш увидели.

«А еще хвалилась, что умеет врать», — с досадой подумала Катя.

— Я знала, что это ваш лагерь, — сказала она.

— Садитесь, — Гордеева пригласила их как гостеприимная хозяйка. — Чаю с малиной хотите?

— Они ж с реки, замерзли, промокли, наверное. — Швед, покачиваясь, поднялся. — А ты, Алечка, им чай... Им спирту надо дать. — Он наклонился, явно намеренно задев при этом Краснову, и извлек откуда-то бутылку водки. — Евгения, подай гостям наши фирменные фужеры.

Женя ушла в одну из палаток и принесла две огромные алюминиевые кружки. Швед щедро налил из бутылки при гробовом ехидном молчании спасательниц.

— Речной русалочий коктейль. — Он галантно поднес «фужер» сначала Красновой, а потом и Кате. Краснова спокойно взяла кружку.