Ярослав Зуев - Три рэкетира

Глаза покойника уставились на Сергея Михайловича.

– Просрали Родину, боец, – глухо сказал старлей.

Неожиданно тишину Ленинской комнаты разорвал телефонный звонок.

– Наши!..

Магическое слово «наши» наполнило сосуды Украинского новой порцией адреналина. «Только дотянись до трубки и позови на помощь. Только дотянись и позови – и они сейчас же придут». Как в рассказе о военной тайне. Наши! Он рванул на звук звонка, как умирающая от голода змея за подраненной куропаткой, и уже коснулся пальцами черного эбонита трубки, когда кто-то схватил его за плечо. Схватил и затряс. Украинский заорал как человек, падающий живьем в горнило мартеновской печи, и попытался вырваться.

– Сережа! – голос жены доносился откуда-то издалека, еще сонный, но уже несколько испуганный, – Сережа?!

Украинский открыл глаза. Он лежал в своей кровати мокрый от пота до такой степени, что можно было заподозрить все что угодно.

– Сереженька? Да что с тобой?

Украинский резко сбросил одеяло, ожидая увидеть кровавые обрубки вместо ног. «Нет! Ноги, как ноги. Не манекенщицы, конечно, зато свои. Целые и невредимые. Сорок лет проносили, и ещепослужат». Он с удовольствием пошевелил пальцами. И тут горло засаднило от страха:

– Светка!!! Лида? Где Светка?

Лида смотрела на мужа с изумлением.

– На тебе лица нет…

– Где Светлана?!

– Да у подруги, Господи. У Марины. Ты что переполошился? Вчера вечером позвонила, отпросилась на ночь. Я тебя и будить не стала, ты как из управления приехал – сразу спать завалился… – жена выглядела растерянно. Тонкий батистовый пеньюар открывал еще привлекательную пышную грудь, волосы на голове смешно торчали во все стороны после сна, на щеке розовел след от подушки.

«Значит, все же сон…» – Украинский точно вновь родился.

– Плохой сон приснился? – сочувственно спросила жена.

– Похоже на то… – Украинский потрепал ее по голове, – все в порядке.

– Тогда возьми телефон, – Лида опустилась на подушку.

– Какой телефон?.. – только теперь до полковника дошло, что в прихожей битый час надрывается телефонный аппарат.

– Сережа, возьми трубку, ладно? – Лида сладко зевнула. – Дай поспать. Все равно тебя. Кто мне додумается звонить в восьмом часу утра, да еще в субботу? – жена перевернулась на другой бок, решительно потянув за собой одеяло.

Украинский встал с кровати, норовя с одного захода попасть в тапки обеими ногами, потерпел фиаско и двинулся к телефону босиком. По пути зацепил плечом косяк, чертыхнулся и взялся за трубку, потирая ушибленное плечо:

– Алло?

– Сергей Михайлович, доброе утро, – бодрый и свежий голосок Милы Кларчук прозвучал из динамика так звонко, словно она была рядом. – «Ну да, она же на кухне», – мелькнуло у полковника в голове.

– Доброе утро, Мила, – « Жива все-таки», – Украинский еще пережевывал сон.

– Не разбудила, Сергей Михайлович?

«Хм, да ты меня ночью едва не зарезала…»

– Даже не ложился еще, – ухмыльнулся Украинский, – «Сегодня я тебя едва не поимел, а затем все же решил, что правильнее будет тебя пристрелить», – работы было много, Мила Сергеевна.

– В таком случае, Сергей Михайлович, хочу вас огорчить, – спать вам уже не придется. – Голосок веселый, озорной, ни дать, ни взять, пионерка, кадрящая старшего пионервожатого, – нам необходимо встретиться.

«Так выходи с кухни. Какие проблемы?»

Украинскому вспомнилась невероятно реалистичная картина – дочь лежит на кухонном полу, карие глаза стекленеют. Шаловливое настроение увяло.

– Сергей Михайлович? Алло?

– Да-да, я слушаю, Мила.

– Около десяти утра вам удобно?

– Да, безусловно, – записав адрес и название кафе, в котором его будет поджидать Мила Сергеевна, Украинский повесил трубку. Постоял какое-то время в прихожей, раздумывая, а не завалиться ли в кровать хоть на часок. Отказался от этой мысли – целый день потом будешь чувствовать себя разбитым. Вообще говоря, Сергей Михайлович был самым настоящим жаворонком, да и служба не располагала к тому, чтобы продирать глаза к обеду. Однако, в последнее время, вставать ни свет, ни заря стало тяжело. Безрадостно как-то. Обреченно вздохнув – «точно скоро помру», Украинский направился в кухню и залил воду в кофеварку. «Ровента» деловито заурчала, а он подумал: – «хорошо, хоть за рубежом кто-то что-то изобретает, а то, ей Богу, сейчас бы дрова колол да котелок вешал на треногу».

Отхлебнув горячего кофе, Сергей Михайлович с сомнением поглядел на холодильник, но ни крови, ни дырок от пуль не обнаружил. Часть мозга, отвечающая за демонстрацию сновидений, никак не могла угомониться, и события, развернувшиеся на кухне во сне, продолжали казаться ему если и не реальными, то, по крайней мере, весьма смахивающими на действительность.

Покончив с первой чашкой кофе, Украинский вышел на балкон и с удовольствием вдохнул чудесный утренний воздух.

Эх, в отпуск бы, – мечтательно пробормотал полковник. Ему представился изумрудный морской простор, усыпанный белыми барашками волн. Отодвинув пустую чашку, Сергей Михайлович целеустремленно прошагал в ванную комнату и влез под горячий душ. Стоя под струями вды, он напевал кальмановскую «Принцессу цирка». [12] Оперетта известного венгерского композитора Имре Кальмана, (1882–1953) Голоса у него не было, слуха тоже, зато старался он от души.

Когда ровно в 9:30 утра, благоухая дорогим одеколоном и одетый с иголочки, Сергей Михайлович вышел из подъезда и сел за руль припаркованного под домом «Мерседеса», ночные кошмары развеялись без следа.

Пока Украинского терзали кошмары, Андрей Бандура, тоже прирожденный жаворонок, дрых без задних ног в квартире Атасова на Шулявке. Жаворонок Андрея молчал, подавленный пережитыми накануне стрессами и несколькими стаканами водки, принятыми на пустой желудок. Когда, в конце концов, Андрей «разул» глаза, то обнаружил, что огромные напольные часы в дальнем углу комнаты показывают без четверти двенадцать. Из этого открытия неумолимо следовало, что с субботним утром, в принципе, покончено.

«Может часы того?» – предположил внутренний голос.

«Сам ты того. Такие часы не врут. Видал, маятник какой?»

Маятник имел впечатляющие размеры. Наблюдая за его размеренным шагом, Андрей нутром ощутил, как настоящее ежесекундно оборачивается прошлым. Он зажмурил глаза и натянул одеяло на голову. Пролежал в таком положении еще минут десять, ломая голову над вопросом:

«А куда же я собственно попал?» – но вразумительного ответа не было. После одиннадцати часов сна мысли в голове плавали с флегматичностью стаи крокодилов, обожравшихся толстым бегемотом. Затем Андрей поднял веки и занялся изучением приютившей его комнаты. Тяжелая портьера закрывала окно с дверью на балкон, в комнате стоял полумрак. Сквозь узкую щель из-под портьеры пробивались солнечные лучи и гомон давно проснувшегося двора. Справа от окна, в полном теней углу, громоздился древний деревянный шкаф, похожий на башню средневекового замка. В верхней части шкафа помещались забранные стеклом окошки, живо напоминающие бойницы. Створки дверей были снабжены замочными скважинами. В замках торчали ключи такой величины, что их, пожалуй, не зазорно было вручить неприятелю при сдаче осажденной крепости.