Ярослав Зуев - Три рэкетира

У товарища Поришайло не вызывала восторга (по наблюдениям товарища Украинского) сталинская методика ротации кадров, в которую товарищ Андропов вдохнул новую жизнь. Уж очень от нее попахивало 37-м годом.

Но соображения эти Поришайло, по понятным причинам, предпочитал держать при себе. Дул попутный ветер, оставалось только ставить паруса. По району покатились милицейские облавы, прогульщиков настигали в кинотеатрах или выволакивали из пивбаров: «Добрый день, почему не на работе, документики, пожалуйста». Ужесточение паспортного режима, беспардонные проверки на улицах и кордоны «народных контролеров» на подступах к большинству учреждений (детсады не в счет) стали «приятной» неожиданностью для горожан, за тридцать лет более-менее спокойной жизни отвыкших от законов военного времени.

Впрочем, все то были цветочки. Настоящая борьба (со стрельбой, убийствами и расстрельными приговорами) развернулась в экономической плоскости, где Андропов предпринимал последнюю попытку либо сокрушить теневую экономику, либо подмять ее под себя. Шансов на победу у него не было, – вместо одной отрубленной головы вырастали три новые, а вот наломать дров он мог. Поришайло, новый человек в районе, ощущал острую нужду в своих людях, в первую очередь – в силовых структурах, как сейчас принято говорить. Ему на глаза попался Сергей Украинский.

Узнав из передовицы «Правды» фамилию нового генсека, капитан госбезопасности Сергей Украинский испытал глубокое удовлетворение. Наконец-то, впервые за шестьдесят с лишком лет советской власти, у руля государства встал шеф тайной полиции. По мнению Украинского, в стране давно следовало навести порядок. Разобраться с расплодившимися повсюду взяточниками, казнокрадами, барыгами, болтунами, блатными, с рокерами, с панками, с прогульщиками, наконец. Список был длинным. Про Андропова говорили, что, мол, этот может. Однако последовавший вскоре перевод в МВД, пусть и с повышением в должности и звании, вызвал у Украинского шок. К встрече с уголовным миром новоиспеченный майор милиции был не готов. Он искал точку опоры, поглядывая то под ноги, то по сторонам, то вверх. В общем, Поришайло и Украинский были занесены ветром перемен в Октябрьский район практически одновременно и вскоре нашли друг друга.

Горбачевскую перестройку Украинский встретил настороженно. Не худшая реакция для человека, разменявшего пятый десяток. Причем половину жизни тянувшего лямку в органах. Отправляясь двадцать лет назад, с легкой руки особиста погранотряда, где он служи срочную, в училище КГБ, в Москву, Украинский видел свое будущее наперед, до самих теплых кальсон к пенсии, и это его вполне устраивало. Не все, к счастью, рождаются «сотрясателями вселенной», как некогда монголы величали Чингиз-хана. Украинскому хотелось дожить до старости, имея ноги в тепле, кусок мяса в животе и крышу над головой. Совершенно нормальная жизненная позиция, отражающая целиком понятное стремление к нормам западного социального страхования, только вывернутая на советскую изнанку.

Опустевшие в ходе перестройки прилавки магазинов Украинского не смущали. После войны и похуже бывало, и ничего, перетерпели как-то. Его отец сложил голову на фронте под Ельней, мать унес голод, поразивший западные регионы СССР в 47-м. В детдоме Украинский привык ходить с низко опущенной головой, высматривая, не обронил ли кто копеечку-другую. В случае удачи бежал в гастроном, где лакомился сырым яйцом, не отходя от прилавка. Оканчивая ПТУ в семнадцать, он владел одними штанами, протертыми сзади ниже пояса до такой степени, что на редких вечерах в доме культуры от танцев приходилось отказываться, отирая стены. И ничего, выжил и вырос, получив к тому же две рабочие специальности – каменщика и штукатура.

Однако воцарившийся в конце 80-х хаос назвать временными трудностями просто не поворачивался язык. Украинский не верил в неминуемую победу коммунизма и в лучшие для Советского Союза годы (таких дураков в КГБ не держали), но полагал, что если есть заведенный порядок, то его следует придерживаться. Тогда твердая земля под ногами не превратится в палубу танцующего на волнах парохода, что уже совсем не мало. А если картина такова, что грязевой оползень тянет жилой дом к краю пропасти – под скрип конструкций и крики жильцов, то следует наконец-то захлопнуть рты и начинать что-то делать. Украинский и сам не знал, на какую баррикаду завела бы его нарастающая внутри злость, если бы ему на плечо не легла твердая рука старшего товарища.

Поришайло легко и непринужденно поднимался вверх, словно гелиевый шарик, выпущенный пионером на первомайской демонстрации. Конец десятилетия Артем Павлович встречал в Управлении делами горкома партии. Трудился по пятнадцать часов в сутки, как Бонапарт над планами мирового господства, создавая совместные предприятия, фонды и фирмы.

– Разуй глазки, Сергей Михалыч, какое вредительство? Г-гм… – Поришайло одарил подполковника взглядом отца, утомленного непроходимо тупым сыночком. – Мы входим в рынок, гм, движемся, так сказать к мировым ценностям, партия, как всегда, – в голове колонны, а тебе, гм, враги народа мерещатся… – Артем Павлович плеснул в стаканы армянский коньяк. В те времена в бутылках вместо благородного напитка частенько оказывался коньячный спирт, что считалось еще и не худшим вариантом. Но только не в баре Артема Павловича.

– Ты вот что, гм, кончай хандрить. Работы – воз и телега.

Вскоре на погонах Украинского добавилось по звездочке, он занял просторный кабинет в городском управлении БХСС и с головой окунулся в работу. Рынок вам – не плановая экономика развитого социализма, он диктует свои условия, из которых произрастают методы работы. На рынке, как на поле чудес, всегда найдутся операции, которые нужно подстраховать; партнеры, которым пора вправить мозги и конкуренты, прямо-таки напрашивающиеся на экскурсию в СИЗО.

Итак, полковник Украинский сидел в черной «БМВ», стремительно несущейся по трассе Кировоград-Киев, абстрагировавшись от окружающего, и прокручивая в уме задачу, поставленную Артемом Павловичем. Выполнять ее полковнику не хотелось, на то был вагон причин, да что поделаешь? Прошло два года, как неумолимая судьба стерла с политических карт мира аббревиатуру СССР, ушла в историю КПСС, под руку со своей руководящей ролью, товарищ Поришайло превратился в весьма респектабельного бизнесмена, владельца целой грозди фирм и концернов, а вот как ставил задачи Сергею Михайловичу, так и продолжал ставить.

«Диалектика, мать ее», – подумал Украинский, отвинчивая колпачок термоса и пытаясь не пролить на брюки горячий черный кофе. – «Подвеска конечно, хороша, слов нету, „БМВ“, она и в Африке – „БМВ“, но и наши дороги за здорово не возьмешь». Он уже открыл было рот, намереваясь сказать водителю, чтоб сбросил хоть немного, не автобан ведь, в самом деле, но, глянув на часы, промолчал. Ему представилась недовольная гримаска на красивом личике Милы Кларчук, уже битых минут сорок, скорее всего, томящейся возле здания почты в Гробарях. Вызывать раздражение Милы Сергеевны Украинскому не улыбалось. Несмотря на внушительный стаж работы в органах и кресло, из которого кое-что, да видать, о Миле Кларчук он знал только то, что она: во-первых, обворожительная женщина и, во-вторых, ближайший сотрудник Поришайло, занимающийся самыми деликатными вопросами. Или наоборот. И еще, на подсознательном уровне Украинский ощущал скрытую угрозу, исходящую от этой красавицы. Ощущение опасности пока не подкреплялось никакими фактами, но и не исчезало.