Владимир Колычев - Ледяная месть

— Кого он к ней подослал? Она в одиночной камере сидела, — покачала головой Добронравова.

— А надзирательница не могла вены вскрыть? Почему надзирательница так поздно хватилась, а?

— Коридор перед камерой был под видеонаблюдением, никто к Тумановой в камеру не заходил, — не сдавалась Добронравова.

— А чем она вскрылась?

— Заколкой. Заколкой для волос…

— Почему заколка у нее оказалась? Почему? Кто это допустил? — заорал я. — Это Скопов! Это все Скопов?! Ненавижу! Ненавижу падлу!!!

Это была истерика. Самая настоящая истерика. Но я не стеснялся ее. Мне все равно, что подумают обо мне люди. Мне совершенно все равно.

Я орал как сумасшедший, когда набежавшие менты стали заламывать мне руки. Я с безумной радостью ждал, когда они начнут меня избивать. Пусть бьют! Пусть поскорее убьют!!!

Но нет, меня не били. Мне сделали успокаивающий укол, и я стал затихать.

Меня отправили в изолятор, где я прошел процедуру очищения. У меня забрали все, чем я мог вскрыть себе вены. Шнурки с ботинок сняли, поясной ремень, чтобы я не повесился.

Но так я и не собирался заканчивать жизнь самоубийством. Засыпая в камере, я думал о том, что не зря закатил истерику. Я грозился убить Скопова, и он должен об этом узнать. Он обязательно предпримет меры, чтобы обезопасить себя. Зашлет ко мне киллера, и тот поставит точку в моей никчемной жизни. Скорее бы… Хоть на том свете, но мы будем вместе с Анжелой…

Маша мертва. Удивительно, но почему-то это не удивляет меня. А ведь я не верил, что Кеша опустится до такого. Тогда не верил, когда предрекал ей такой исход… А вчера мне снова приснилась Анжела. Я даже скажу больше, она пришла ко мне в камеру, мы разговаривали, признавались друг другу в любви. Жаль, что она не позволяла себя обнимать…

— Я же говорил ей, что Кеше нечего терять, — сказал я. — Сказал, чтобы она с Машей уезжала… Их вдвоем убили?

— А разве я тебе это говорил? — удивился Миша Сбитнев.

Почти две недели я провел в изоляторе, а сегодня он приехал, чтобы освободить меня.

— Нет, но я знаю.

— Откуда?

— Анжела сказала.

— Анжела?!

— Можешь отправить меня в психушку, мне все равно, — апатично сказал я.

— И что она тебе сказала?

— Кеша совсем с катушек съехал, сказала. Он будет мстить.

— Кому?

— Всем. Всем, кто хоть в чем-то перед ним виновен. Он уже помешан на мести, его не остановить… Анжела сказала, что Маши уже нет. Она ушла от него к другому, и он ей этого не простил. Этого другого застрелили в постели с ней?

— Да, в постели, — кивнул Миша.

— Среди бела дня?

— Среди бела дня, — изумленно таращился на меня парень.

— У Жени жена, ночью он спит с ней, а днем приезжает к Маше…

— Ну, это ты мог знать! — чуть ли не возликовал Сбитнев. — Ты у Маши был, говорил с ней…

— А у тебя жены нет. Поэтому с Любовью своей Алексеевной ты спишь ночью. Со вчерашнего дня.

— Что?! — чуть не свалился со стула Миша. — Кто тебе такое сказал?

— А разве это не правда? — тускло усмехнулся я.

— Ну, правда… Но это не твое дело! — краснея, махнул он на меня рукой.

— Не мое. Но я рад за вас… Только не отказывайся от нее. Ну, когда постареет… Это не страшно, когда любимая женщина стареет… Если она действительно любимая… Я бы дождался Анжелу, если бы ей двадцать лет дали… Не судьба…

— А что судьба?

— Кеша тоже молодой, — сказал я, проигнорировав обращенный ко мне вопрос. — И у него тоже немолодая женщина… И он вернется к ней…

— Немолодая женщина? — навострил ухо Сбитнев. — Это ты про Алевтину Глотову?

— Алевтина Глотова. Из Павлика… Он с ней будет.

— Когда?

— Скоро.

— Может, он уже у нее?

— Нет.

— Откуда такая уверенность?

— Ну, я же говорю, Анжела снилась, — с кислым видом глянул я на опера. Мне совершенно не хотелось ему ничего доказывать. Не верит — не надо.

— Анжела… Ну да, Анжела, — каверзно усмехнулся он.

Не верит. Но так это его право. А мне вообще все равно. Мне бы поскорей к Анжеле…

— А насчет Глотовой… — Сбитнев задумался.

Нельзя упускать эту женщину из виду, надо бы отправить в Павлик человека и взять ее под наблюдение. Примерно в таком ключе он и думал. Причем думал без особого восторга. Ведь в Павлик могли послать его самого…

В кабинет зашел опер местного ОВД и сообщил, что Сбитнев может меня забирать.

Мне вернули вещи по описи, и вместе с Мишей мы вышли из здания отдела внутренних дел.

Его машину почему-то не пустили во двор, она стояла за оградой, на парковке для обычных посетителей. Потому Миша стрельнул взглядом в женщину-сержанта, что дежурила на проходной. Выразил свое недовольство, но ничего не сказал. А что он мог сказать? Будь у него пропуск, она бы подняла шлагбаум, нет — извините.

А не должны были его пустить во двор. Если бы он просто так приехал, то, возможно, и впустили бы. Но ведь он приехал за мной, а я пешком должен был выйти за ограду.

Мы направлялись к его машине, когда дорогу нам перегородил сурового вида парень в строгом черном костюме:

— Вячеслав Старостин?

— Слушай, дружище, а ты не зарываешься? — возмущенно спросил Сбитнев.

Ну да, он же мент, в сотне шагов от него — здание ОВД с полным штатом сотрудников, а тут непонятно кто смеет внаглую обращаться ко мне, совершенно не замечая его самого. Как тут не возмутиться?

— Все нормально, старлей, — кинул на него быстрый взгляд суровый незнакомец.

Миша уже полез было за ксивой, чтобы заявить о себе, но так и не вытащил ее. Зачем светить корочками, если про него все известно?

— Что нормально? Кто ты такой?

— От Максима Геннадьевича я.

— От какого Максима Геннадьевича? — возмущенно спросил Сбитнев.

Но парень не ответил. Он все сказал, а если кто-то не знает, кто такой Максим Геннадьевич Скопов, так это его проблемы.

— Тебе же говорят, нормально все, — насмешливо произнес я, обращаясь к Мише. — Это от Скопова. Он поговорить со мной хочет. Не бойся, он мне ничего не сделает…

— От Скопова?

— От него, — с важным видом подтвердил незнакомец, и показал на черный «Мерседес» представительского класса. — Поговорить надо. Нормально все будет, без проблем.

— Я с вами! — вызвался Сбитнев.

Но я сумел отговорить его. В конце концов, он не должен со мной няньчиться. Его дело — отвезти меня домой, и на этом все. Я пообещал позвонить ему, как только освобожусь.

— А если не позвоню, считайте меня коммунистом, — вспомнив фразу из старого фильма про войну, мрачно пошутил я.

— Позвонит, позвонит, — кивнул парень. И увлек меня в машину.

Ехали мы долго, часа два. И еще около часа стояли возле какого-то ресторана, куда должен был пожаловать господин Скопов. Наконец он появился. Мой проводник дождался, когда ему позвонят, и повел меня к своему боссу.