Татьяна Полякова - Строптивая мишень

— Леха, ты его видел?

— Не-а…

— Куда ж он делся, твою мать…

— А я откуда знаю… во двор вошел…

— Может, его в доме-то и не было?

— Может…

— А кто ж тогда дверь открыл?

Треп трепом, но когда-нибудь им это надоест, и они сообразят обыскать руины по соседству… Следовало поскорее убраться отсюда. Я осторожно спускалась по лестнице, гадая, куда же исчез Алексей. В дом он вошел, это я сама видела, следовательно, либо в доме спрятался, что маловероятно, либо выбрался через подвал. Окно подвала выходило на помойку, и разглядеть его за высокими захламленными ящиками было бы непросто. Если я права, значит, мы сейчас встретимся…

Я сошла с последней ступеньки и увидела Алексея, он как раз выворачивал из-за угла, двигаясь совершенно бесшумно. Увидев меня, усмехнулся и махнул рукой, приглашая присоединиться. Я метнулась следом. Неожиданно Алексей взял меня за локоть и свернул к завалившемуся сараю. Я недоуменно вытаращилась, но тут он открыл дверь, и я увидела, что задняя стена у сарая отсутствовала: здесь начиналась тропинка и шла дальше между заборами соседствующих огородов. Мы побежали по ней и через пять минут оказались довольно далеко от дома.

— Это твои? — спросила я, выравнивая дыхание.

— Мои.

— Как же ты их не заметил?

— Заметил.

— А зачем сюда пришел?

— За тобой.

— А-а-а. — Тут я опомнилась и добавила:

— Спасибо.

— Не за что. Деньги с тобой?

— Конечно.

— Должна сто баксов.

— Слушай, может ты возьмешь сразу все и будешь меня кормить, поить и оберегать от неприятностей?

— У тебя денег не хватит.

— Как знаешь… Что ж мы теперь, опять бездомные? — вздохнула я.

Между тем мы вышли к остановке и сели в автобус.

— Куда едем? — проявила я любопытство.

— В гости.

— К кому?

— Ты почему из дома ушла? — спросил он, проигнорировав мой вопрос.

— Как почему? — удивилась я. — Откуда я знаю, хочешь ты мне помочь или решил подзаработать?

— И я не знаю.

— Ты бы определился.

— Стараюсь.

Мы вышли из автобуса и отправились вдоль однообразных пятиэтажек.

— Узнал что-нибудь? — решила спросить я.

— Похоже, это убийство в гостинице никого не волнует.

— Конечно, а ребята с автоматами мне приснились.

— Да вроде нет.

— Значит, ничего не узнал. А почему так долго?

— У меня, между прочим, свои дела есть, — огрызнулся он.

— Ладно, не заводись, я же просто так спросила.

Мы свернули к подъезду, и я опасливо поинтересовалась:

— К кому мы, а?

— К родственникам. Где-то нам жить надо.

Я удовлетворенно кивнула: местоимение «нам» мне необыкновенно понравилось. Пока все шло совсем неплохо.

Дверь открыла женщина неопределенного возраста в цветастом халате.

— Наконец-то, — обрадовалась она, но тут же осеклась и уставилась на меня. Алексей ее обнял, они расцеловались, а я смогла войти в квартиру. Если это его подружка, с хорошим вкусом у него тоже проблемы. Квартира напоминала склад ненужных вещей или попросту помойку. В прихожей появился лохматый детина в трико и грязной майке и тоже на меня уставился. И что они во мне такого нашли, ума не приложу. Алексей с лохматым обменялись крепким рукопожатием, а потом и обнялись.

— Вернулся, значит! — радовался детина в майке, хлопая Алексея по спине. — А мы ждем. Дней пять как ждем. Верка извелась вся… Где тебя носило, Леха? О тебе уж справлялись…

— Кто? — спросил Леха, устраиваясь на кухне на жалком подобии стула.

— Да разные люди… братан, конечно, еще Соловей был, ждет, ну и… Сам был… в среду… сказал, увидеть тебя надо, для разговору.

— Ясно. Покажусь.

— А кто это, Леш? — не выдержала женщина, кивнув на меня.

— Наташка, — ответил он с таким видом, точно мое имя объясняло все. Хозяева замолчали, продолжая разглядывать меня с некоторым недоумением — Судя по всему, для них зверем я была диковинным.

— Пожрать дай, — нарушил Алексей затянувшееся молчание. — Мы поживем пару дней, только помалкивайте об этом.

— Само собой, — засуетился лохматый. — Верка, собери на стол.

Верка зашустрила на кухне, а лохматый пристроился рядом с Алексеем на табуретке, почесал волосатую грудь и сказал неуверенно:

— Леха, крестный сказал, чтоб ты сразу к нему…

— Да понял я, не дергайся…

— Я что, мне что велели… — засуетился тот, вскочил, извлек из холодильника поллитровку и торопливо разлил водку в четыре чашки.

Чашки были грязные, а запах у водки сивушный. Сели за стол. В центре красовалась сковорода с картошкой, огурцы в банке и крупно порезанный шмат сала. От грязи у меня мгновенно пропал аппетит.

— Гришка, коды налей, — распорядилась женщина, опасливо понюхав водку. Гришка принес воды в кружке и нетерпеливо предложил:

— Ну, со свиданьицем…

Подняли чашки и чокнулись. Я тоже, чтобы компании не портить, пить, однако, не смогла. Верка выпила и забулькала водой, левой рукой размахивая, точно отгоняя муху. Мух было достаточно, но избавиться от них таким способом возможным не представлялось.

— Ты когда в городе объявился-то? — захрустев огурцом, спросил Гришка.

— На днях.

— А где был, чего ж не сразу к нам?

Дело у меня было, Григорий.

Лохматый Григорий уставился в чашку и сидел так минуты три, не меньше, как видно, обнаружив в ней что — то для себя чрезвычайно интересное.

— Ты часом не Серого ищешь? — неуверенно спросил он, косясь на Алексея.

Тот тоже хрустнул огурцом и усмехнулся:

— А хоть бы и так.

— Дело-то старое, Алексей, плюнь… Беды бы не было… Ты пока там отдыхал, много чего переменилось.

— Да? Интересно.

Гришка поежился, опасливо замолчал и разлил по второй.

— Сам-то очень беспокоился, как бы ты дров не наломал. Потому и видеть тебя хотел.

— Серый не жилец, пришибу паскуду!

— На черта он тебе сдался? Что было, быльем поросло…

Тут вдруг встряла Верка, хлопнула по столу полотенцем, глазищами сверкнула и рявкнула:

— Не слушай его, Алексей' Серый — сука, заждались его черти, чтоб ему сдохнуть… Я б его сама порешила, да руки коротки.

— Чего городишь-то, чего… — зашипел на нее Гришка, но она и его полотенцем стегнула:

— А этот собачий хвост оттого боится, что прав он: как ты сел, тут много чего переменилось. Крестный твой да Серый теперь закорещились, вместе дела крутят, вот и пошла суета: боятся, что ты, как вернешься, первым делом долги раздашь. Потому и поговорить желает, воспитывать начнет. Мол, кто старое помянет… Только ты не слушай, Серому ты как заноза, по одной земле вам не ходить. Не ты его, так он тебя…

— Ты чему учишь, чему, дура несчастная, мать твою? — заорал Гришка, вскакивая. — В тюрьму парня толкаешь, а? Не чужой тебе человек… Какая ты после этого крестная? Любушка, сестрица моя, как умирала…