Татьяна Полякова - Интим не предлагать

— Тоже мне новость, — фыркнула Светка. — Целый год рядятся и все никак не могут решить: законно или незаконно.

— А по мне, так это ужасная глупость, — заявила Марья Петровна. — Я бы для своего сына тоже квартиру получила, если б могла. А то живет в общаге с двумя детьми, зашла к ним вчера, и что? По всему этажу дым коромыслом.

— Э-э, — забеспокоилась я. — А кроме квартиры, никаких новостей?

Все трое дружно задумались.

— Дом сгорел на Спасской, — обрадовалась Светка. — Показывали, как тушили. — Дом — это уже кое-что, правда, я пока не знала, какое он имеет отношение к Упырю и убиенному Зюзе.

— А почему он сгорел, не сказали?

— Нет. Просто сгорел. А зачем тебе дом?

— Дом мне без надобности, просто я хотела узнать городские новости.

— Чего ж еще-то показывали? — Светка хмурилась, и чувствовалось, что она старается изо всех сил.

— Два трупа, — сняв очки, сообщил Иннокентий Викторович.

— Точно! — Светка аж подпрыгнула. — Показывали два трупа, нашли возле Фрязина, в бывшем скотомогильнике. Представляешь? Ужас! А еще говорят, что у нас город спокойный. Ничего себе спокойный, то и дело кого-нибудь находят. Помните, на прошлой неделе женщину на объездной дороге нашли, три ножевые раны… Скоро из дома не выйдешь без личного милиционера. Да и милиционеры…

— А что трупы? — перебила я, зная страсть Светки к пространным монологам.

— Чего трупы? — не поняла она.

— Что про них сказали?

— А чего про них скажешь? Трупы и есть трупы.

— Святые угодники, — простонала я. — Имена их известны, кто они такие?

— Вроде ничего не говорили.

— Имен точно не было, — подумав, сказал Иннокентий Викторович. — Сообщили, что мужчины были убиты выстрелами в упор.

— Вот-вот, — встрепенулась Светка. — Говорю, из дома скоро не выйдешь, вот так в упор и застрелят… А зачем тебе трупы? — нахмурилась она.

— С ума сошла? Я пытаюсь узнать новости. Еще что-нибудь было?

— Ну… может, тебе лучше сегодня самой посмотреть? Будешь в курсе…

Я махнула рукой и покинула тренерскую. Конечно, трупы подходят к сложившейся ситуации больше, чем сгоревший дом, но я не имела понятия, что с ними делать. Я взглянула на часы и рысью устремилась в полуподвальное помещение, где размещался тренажерный зал или попросту «качалка». Есть у меня знакомый, которому городские новости известны доподлинно, и если он не изменил своим привычкам, то сейчас я имею шанс застать его в «качалке».Я прошла мимо душевой и заглянула в зал. Человек двадцать крепких ребят усиленно качали мышцы; я перевела взгляд на ящики для одежды и увидела, что ящик под номером семнадцать распахнут настежь. На полке лежали: пейджер, мобильник, «Ролекс» (злые языки утверждали: китайского производства) и золотые украшения общим весом килограмма на полтора. Это означало, что Паша Пельмень где-то в зале. Я свистнула, парни как по команде повернули головы, а я, вздохнув, позвала:

— Паша. — Он появился в проходе между тренажерами с гирей в руке. — Зайди ко мне, пожалуйста, после тренировки. Разговор есть.

— Ага, — кивнул он, с явным удовольствием поиграл гирей и подмигнул мне.

Ростом Паша был, что называется, метр с кепкой, зато выдающейся ширины. В округе все от восьми до тридцати лет его невыносимо уважали. Паша об этом знал и держался с достоинством, говорил мало и по делу, а если что-то обещал, то слово держал. Год назад он сильно осерчал на одного своего бывшего приятеля и в сердцах сказал: «Урою». И что вы думаете, говорят, действительно урыл, причем в буквальном смысле. По крайней мере Чугунок божился, что так оно и было. Я б, конечно, не поверила, да беда в том, что парня с той поры никто больше не видел. К нашей школе Паша испытывал самые нежные чувства, когда-то он занимался здесь классической борьбой, а теперь трижды в неделю наведывался в «качалку» для поддержания формы. Знала я Пельменя лет с десяти, когда он был просто Пельменем и прозвище это особых эмоций у граждан не вызывало. И хотя теперь за его плечами угадывались «героические будни», поверить в это по-настоящему я как-то не сумела. В общем, можно сказать, что мы с Пельменем дружили. Школе от этой дружбы была большая польза, должно быть, потому совесть моя дремала, а еще чаще спала как убитая, когда я обращалась к Паше с очередной просьбой. Вы можете сказать, что это нехорошо, что это черт знает как плохо, а я что говорю? Конечно, нехорошо и очень плохо. А когда в большом зале штукатурка с потолка сыплется — это хорошо? Крыша третий год протекает, а властям до этого, как мне до карнавала в Рио-де-Жанейро… нет в городе Саввы Морозова, так хоть, слава богу, нашелся Паша Пельмень. Что-то я очень много болтаю, видно, совесть один глаз приоткрыла. Спи спокойно, дорогая, в душевой ремонт надо делать. Примерно так я рассуждала, вздыхая и охая, сидя в своем кабинете в ожидании Паши. Он появился где-то минут через сорок, стукнул в дверь, заглянул, мило мне улыбнулся и спросил:

— Ты насчет душевой, что ли? Все будет. Нашел спонсоров. — Тут Паша хмыкнул и даже головой покачал; слово «спонсоры» он любил, но вкладывал в него свой, особый, неведомый мне смысл. — В понедельник придут рабочие.

— Я с понедельника в отпуске… но ничего, задержусь. Паша, я тут… у тебя десять минут найдется?

Паша нахмурился, сел на стул и с видом высочайшего внимания уставился на меня. А я стала ерзать. Одно дело — просить его помочь с ремонтом в школе, и совсем другое…

— Паша, ты Зюзю знаешь?

— Кого?

— Зюзин…

— Это его на днях нашли с удавкой на шее? Слышал.

— Извини, пожалуйста, что я спрашиваю, для меня это очень важно… Пацаны болтали, он имел какое-то отношение к Шмелеву.

— Не смеши, — фыркнул Паша. — Зюзя этот — просто наркоша. А пацаны твои любят сказки рассказывать.

— Но ведь парня-то задушили?

— Ну и что? Придушил такой же урод. Они из-за дозы родную маму почикают и глазом не моргнут.

— А в милиции говорят, убийство тщательно спланировано…

— Говорят, в Москве кур доят… Совершенно неожиданно для себя я вдруг заревела и пробормотала, закрывая рот ладонью:

— Это я его нашла…

— Кого? — нахмурился Паша, слегка подпрыгнув на стуле.

— Да Зюзю этого. Он в шифоньере сидел. И теперь мне от милиции покоя нет. Боюсь, посадят.

— Куда? — Глаза Паши полезли на лоб.

— Господи, куда сажают? В тюрьму, естественно. Они думают, это я его убила.

Паша отреагировал на мое заявление совершенно неожиданно: засмеялся, точнее сказать, заржал, как лошадь.

— И чего тут смешного? — обиделась я.

— Менты, конечно, придурки, но они же не идиоты. В нашем районе каждая собака знает, что ты… в общем, хороший человек.

— Ты это серьезно? — опешив на мгновение, спросила я.

— Насчет чего? — опять нахмурился Паша.