Татьяна Полякова - Интим не предлагать

— Ну… насчет того, что они знают… хотя, с другой стороны, если б они всерьез подозревали меня в убийстве, то уж, наверное, арестовали бы…

— Не чуди, — хмыкнул Паша. — Пройдет неделька, и менты отыщут какого-нибудь наркошу, он и кокнул. А то, что к тебе прицепились, так у них работа такая — цепляться. — И безо всякого перехода сообщил:

— У Зюзи брательник серьезным пацаном был, но помер. Прошлой весной. А Зюзя никому не нужен.

Я чуть было не рассказала ему о фотографии, но вовремя прикусила язык.

Паша ушел, а я уставилась на телефон. На месте не сиделось, душа после беседы с Упырем с его таинственными намеками на городские новости рвалась к действию. То, что разговор с Пельменем ничего не даст, было ясно с самого начала: Паша не из тех людей, кто языком болтает, кроме сомнительного комплимента, я от него ничего не услышала, и его заверения меня ничуть не успокоили. Что-то такое Зюзя увидел и поплатился за это жизнью. Самое скверное, что это «что-то» видели еще четверо. Сейчас они в бегах, но если им не помочь… Все усложняет тот факт, что от милиции принимать помощь они не желают. И от меня тоже. Что за машину увидел Зюзя и почему это так важно? А главное, как связать ее со вчерашними новостями? Я вздохнула и набрала номер Родионова. Александр Сергеевич сам поднял трубку, а я почему-то разволновалась и начала разговор так путано, что едва не заревела с досады вторично за одно утро. Для меня это было личным рекордом, и я страшно разозлилась, хотела прекратить разговор, но передумала: Родионов, чего доброго, вызовет мне «неотложку», барышня мычит невнятно, а затем бросает трубку."Соберись и скажи хоть что-нибудь", — гневно приказала я самой себе и заявила:

— Александр Сергеевич, я случайно узнала, что у Зюзи был брат. Вам о нем что-нибудь известно?

И еще… один человек… по телефону… намекнул мне на связь между убийством Зюзи и вчерашними теленовостями.

— Упырь объявился? — ласково спросил Родионов.

— Какой Упырь? — Я покраснела и, подавив стон, добавила:

— При чем здесь Упырь? Просто я подумала, может быть, вы… то есть, может, это как-то…

— Дарья Сергеевна, вы в настоящий момент где находитесь?

— На работе, — со вздохом облегчения ответила я, радуясь, что не надо завершать фразу, в которой окончательно запуталась.

— А в котором часу заканчивается ваша работа?

— Вообще-то у меня ненормированный рабочий день, и я…

— Давайте встретимся, скажем, в четыре, это подойдет?

— Подойдет.

— Отлично. Значит, я жду вас на том самом месте, где мы расстались утром.

— Ждите, — пролепетала я и повесила трубку.

Ровно в четыре я покинула здание школы и возле дыры в заборе увидела Родионова с гвоздикой в руках. Эта самая гвоздика вызвала у меня что-то вроде столбняка. С одной стороны, как будто совсем неплохо, что Родионов стоит, как пень, улыбается и держит ее в руках, точно боевое знамя. Очень глупо, по-моему, отправляться с цветами, то есть цветком, к подозреваемому в убийстве. С другой стороны, Родионов успел показать себя таким хитрецом, и очень может быть, что гвоздика — лишь средство окончательно меня запутать, я потеряю бдительность, а он… В общем, подходя к Александру Сергеевичу и принимая из его рук цветок, я так и не решила: радоваться мне или грохнуться в обморок, потрясенной людским коварством.

— Это вам, — сказал он и попробовал улыбнуться шире, чем обычно, но только зря старался: этому его жесту воспрепятствовало строение ротовой полости. — Сегодня не так жарко, — добавил он.

— Да, — кивнула я и, опомнившись, поблагодарила за гвоздику, прикинула, куда ее можно сунуть, но, кроме дамской сумочки, у меня с собой ничего не было, и пришлось нести ее на виду у всего человечества, а между прочим, возле окна тренерской с открытым ртом замерла Светка, и завтра… Разозлившись, я ухватила Родионова под руку, повела его по аллее и улыбнулась так широко, точно затеяла с ним соревнование.

Минут двадцать мы упорно говорили о погоде, о предстоящем отпуске (в основном — моем), не понятно как прошли мимо моего дома и в конце концов оказались в кафе «Морозко». И, только сделав заказ, я вроде бы опомнилась и решила спросить:

— Вы хотели поговорить со мной?

— Я? — Родионов вроде бы удивился и даже посмотрел по сторонам, точно искал свидетелей, способных подтвердить, что, мол, точно, было дело, глаза его при этом сделались пронзительно чистыми, и это окончательно убедило меня в том, что передо мной законченный лицемер. Я стремительно поднялась, уронив стул, и заявила:

— Притворщик. — Шарахнулась в сторону, вспомнила про гвоздику, положила ее на стол и опрометью бросилась из кафе. Родионов сидел с открытым ртом и признаков жизни не подавал.

Я летела по улице, не чувствуя ног, сумка сорвалась с плеча и грохнулась на асфальт, я притормозила, наклонилась за ней и сделала первый вдох. В этот момент в ближайших кустах возникла голова Кузи и слабо тявкнула, а затем появилась рука моего племянника и прикрыла собаке пасть, после чего и пасть и рука незамедлительно исчезли. Я бросилась в кусты, точно носорог, пылая гневом, но никого там не обнаружила.

— Сенька! — заорала я. Ни его, ни собаки. — Сумасшедший дом какой-то…

Веселую троицу я застала во дворе, Кузя дремал возле будки, Сенька играл в баскетбол с ребятами постарше, а Чугунок делал ценные замечания по поводу чужой игры, которые вот-вот грозили закончиться для него хорошим нагоняем. Все трое дружно делали вид, что не заметили моего появления. Я немного постояла в досягаемой близости, прикидывая, стоит сказать им что-нибудь ласковое или это подождет, и отправилась домой.

Где-то через полчаса позвонил Родионов, а я, услышав его голос, бросила трубку и больше к ней не прикасалась. В моем дурном настроении был повинен не столько Родионов, сколько я сама: при воспоминании о том, как я вела себя в кафе, волосы у меня буквально становились дыбом.

— Я ненормальная, — повторяла я, носясь по квартире общей площадью семьдесят квадратных метров. — А он притворщик… и… надо это как-то прекращать.

В восемь, загнав мальчишек домой и накормив их ужином, я устроилась возле телевизора с намерением послушать городские новости. День прошел спокойно: ни пожаров, ни трупов. С некоторым чувством досады я нажала кнопку на пульте, швырнула его в сторону и просидела с книгой в руках до половины десятого, говорю «просидела», потому что ни разу ее не перелистнула. Без пятнадцати десять я вышла на ежевечернюю пробежку и обнаружила Андрюху Коломейцева, который, застенчиво улыбаясь, стоял на углу в спортивном костюме. Не говоря ни слова, я направилась в сторону стадиона, по громкому сопению за спиной определив, что Андрюха присоединился ко мне. Мы как раз сворачивали в переулок, который вел непосредственно к воротам стадиона, когда из-за угла соседнего дома вывернула машина. Все дальнейшие события развивались так стремительно, что я с трудом могу восстановить их последовательность. Появившись из-за угла, машина набрала скорость и влетела на тротуар, Андрей крикнул: «Дарья!» — я обернулась и в ужасе замерла. Участковый прыгнул в мою сторону, я полетела в кусты от удара в грудь, а Андрюха упал, кувыркнулся и только чудом избежал колес явно свихнувшейся «Нивы». Машина притормозила и начала разворачиваться. Я бросилась к Андрюхе, который почему-то не шевелился, и заорала во все горло, потому что поняла: тот, кто сидел в «Ниве», в самом деле спятил и твердо вознамерился нас переехать. Ухватив Андрюху за шиворот, я попыталась оттащить его в кусты, прекрасно понимая, что шансы спастись равны нулю. Но я все-таки попробовала, и тут случилось нечто совершенно невероятное. Когда «Нива» была от нас не более чем в пяти метрах, грохнул выстрел, затем еще один, и еще, машину занесло влево, и этих нескольких секунд мне как раз хватило, чтобы добраться до кустов вместе с участковым. Машина каким-то фантастическим образом развернулась почти на месте и скрылась в переулке, а я оказалась в объятиях Родионова и, вместо того, чтобы вести себя достойно и попытаться задержать свихнувшуюся «Ниву», уткнулась лицом в его грудь и даже всхлипнула.