Татьяна Полякова - Деньги для киллера

— Ах, вот как! О нем я, собственно, и собирался с вами поговорить.

И мы стали говорить о Рахматулине.

Впрочем, говорить — Не совсем верно: очкарик был мастером задавать вопросы и буквально вывернул меня наизнанку. Через полчаса я почувствовала себя кусочком лимона в стакане с недопитым чаем. Но кое-что и сама узнала, полезное. Ведь вопросы тем и хороши, что в них уже заложена определенная информация. Надо лишь ее выудить. Выудила я следующее: передо мной сидел один из Витькиных хозяев, который хотел знать, кто водит его за нос, и, кажется, вполне обоснованно подозревал в этом Витьку. Особенно интересовала его ситуация с Оборотнем. Тут я много сказать не могла, чем заметно его огорчила. Представив себя Констанцией Бонасье, я очень трогательно изложила нашу историю вплоть до сегодняшнего дня, преданно глядя в его глаза, с надеждой обрести поддержку и защиту. По его реакции было ясно: история ему известна, но он слушал внимательно, как видно, надеясь извлечь из моего рассказа что-нибудь полезное. Это вряд ли. Потом он еще поспрашивал. Направление этих вопросов я не уловила, поэтому они мне не понравились. Беседа уже длилась больше часа, и он, и я устали. Наконец очкарик поднялся и сказал:

— Что ж, все когда-нибудь кончается.

И беседа наша тоже. Вас проводят. — И вышел в ту же дверь возле сейфа. В комнате сразу возник тип в спортивном костюме и молча повел нас по коридору, потом через двор к железным воротам. Через минуту мы обрели свободу. Напротив здания, где мы только что были, помещалось районное отделение милиции. Вывеска радовала глаз. и Тип повернулся и ушел, все так же молча, а я затосковала, потому что на Соньку напал столбняк.

— Эй, — подергала я ее за рукав, — ты живая?

— Чтоб им всем пропасть! — ответила Сонька. Я кивнула: ее желание совпало с моим.

— Может, пойдем отсюда, — предложила я, — а ну как передумают?

Сонька резво потрусила рядом.

— И что теперь? — через пару минут спросила она.

— Ты меня спрашиваешь?

— А то. Кто у нас умный?

— Это ты сказала. Вот. что, Софья Павловна, пакуем вещи и делаем ноги. Ну их к черту, пусть без нас разбираются. Оборотень на днях шлепнет Витьку, эти хмыри найдут и шлепнут Оборотня, а мы сможем вернуться и разводить кактусы.

— Я не хочу разводить кактусы, — возразила Сонька.

— Хорошо, не будешь, — после перенесенных страданий спорить с Сонькой не хотелось.

За разговором и невеселыми размышлениями я не сразу сообразила, что мы прошли приличное расстояние пешком. Сонька, как видно, притомилась и сказала:

— Давай на остановку.

Мы перешли через дорогу, и тут с Сонькой началось неладное. Она приоткрыла рот, выпучила глаза и промычала: «Не-нене». Я пошарила глазами и тоже открыла рот, потому что рядом тормознула машина, из нее выскочили два добрых молодца и направились к нам.

— Ну что за день, а? — взвизгнула Сонька и вроде бы решила бежать. Я поддалась порыву и припустилась следом. Дело зряшное, потому что парни бегали лучше. Руки сомкнулись на моих локтях наподобие наручников, и паренек отрывисто бросил:

— Дернешься — пришибу! — На сегодняшний день эта фраза стала невыносимо банальной.

— Я кричать буду, — честно предупредила я и получила затрещину. Народ на остановке в количестве шести человек оживился.

Сонька взвизгнула, а женщина в красном плаще проронила испуганно:

— Да что ж это делается?

— А милицию надо! — рявкнул дед в шляпе.

— Ты б, старый, не лез, — бросил парень, державший меня за локти, и бодро зашагал к машине. Парень произнес замысловатое ругательство, что, впрочем, не удивило: русский человек, да и в сердцах… В общем, мы снова оказались в машине на заднем сиденье, зажатые двумя конвоирами.

— Вы чьи, ребята? — спросила я, не очень надеясь на ответ. И правильно: отвечать они не собирались, были деятельные и вроде как напуганы. Бог знает, кто их напугал, уж конечно, не мы с Сонькой.

— Вон мент стоит, — с тоской кивнула моя подружка на постового. Мент стоял, но нам толку от него не было. Вот если бы вывалиться из машины… Соньке… Правда, и Соньку жалко.

Тут мы подъехали к зданию, на первом этаже которого находился магазин «Элиза».

Машина остановилась, нас извлекли из нее и не очень вежливо потащили к двери. Дверь была внушительная, металлическая, с «глазком». Конвоир позвонил, дверь открылась, и мы оказались в просторном холле, заставленном коробками. Прошли по коридору и вступили в чей-то кабинет, обставленный кое-как. В кабинете, как видно, шло совещание: сидели четверо мужчин, молодых, суровых, из тех, кого опасно встретить на большой дороге.

— Вот, — Незатейливо сообщил конвоир, показав на нас. Мужчина в центре стола хмуро кивнул, что, видимо, означало «подожди». Нас из комнаты вывели и приткнули в коридоре. Парни закурили, и один другому задал вопрос, видимо, риторический:

— Чего Браун сердитый?

Ответом было пожатие плеч, а я усмехнулась почти весело: не иначе как наша встреча была предопределена свыше. С него начали, боюсь, им и кончим. Сонька приподняла брови, видимо, желая сказать: «Вот куда нас черт принес», а я кивнула: мол, в самом деле, черт. Ждать пришлось долго. Хотелось пить, еще больше хотелось в туалет, а еще больше — уснуть и проснуться 28 апреля и не отвечать на Сонькин звонок.

Наконец нам велели зайти в комнату. Теперь здесь находился только Браун. Видимо, где-то имелась еще одна дверь, так как я не заметила, чтобы кто-нибудь выходил отсюда. Браун взглянул на нас исподлобья, а я с любопытством уставилась на него. Роста он был, судя по всему, среднего и средней комплекции, лицо приятным не назовешь, но и до уродливого далековато, одет в джинсы и рубашку с барахолки. Раствориться во всеобщей усредненности ему не давал взгляд: твердый, настойчивый и чрезвычайно неприятный, он рождал в моей душе огромное количество отрицательных эмоций и убежденность, что лишь конченый дурак выберет Брауна в свои враги. Он разглядывал нас уже довольно долго. Сонька под его взглядом стала заваливаться вправо, мне пришлось ее поддержать.

— Садитесь, — кивнул Браун, — в ногах правды нет. — Мы охотно сели. Длинный парень, что за вами ездил, жив?

— Был жив, когда мы его в последний раз видели, — ответила я, — Нас куда-то везли, но машину остановили и нас повезли в совершенно другое место, а его, наверное, в прежнее, то есть куда и нас привезти хотели.

А может, и нет.

— И что я должен понять из этого? — усмехнулся Браун. Усмешка была еще та. Я слегка подпрыгнула и попросила жалобно:

— Вы не сердитесь, пожалуйста, это сегодня в четвертый раз, и я туго соображаю.

— Заметно. А что в четвертый?

— Как что? Вопросы задают.

— Ясно. Может, тебе чем помочь?

— Не надо. Я все охотно расскажу. Хоть и в четвертый раз. Вы только подскажите, что вас интересует?