Виктория Платова - Куколка для монстра

– Мне нужны мои вещи, – тихо сказала я.

– Какие вещи? – Он отложил кроссворд, который разгадывал, и с удивлением воззрился на меня.

– Шуба. Надеюсь, она еще жива и не конфискована в пользу государства.

– Идем, – Виталик легко поднялся и, даже не взглянув на меня, углубился в плохо освещенный коридор. Я пошла следом, стараясь не отставать и все еще боясь, что Лапицкий передумает.

…Комната внизу была наполнена специфическим запахом мужчин, которые долгое время проводят вместе; переполненные пепельницы, пятна от кофе на столах, электрический чайник, шахматная доска с разнокалиберными фигурами, стоящая на холодильнике, – кто-то не доиграл партии… В углу работал телевизор – ему было абсолютно все равно, что в комнате никого нет.

Виталик на секунду исчез и появился с шубой. Он галантно распял ее на руках:

– Прошу, королева.

– Спасибо, – я отвыкла от таких знаков внимания и потому не сразу попала в рукава.

– Телефончик оставьте, – сказал Виталик невинным голосом опытного дамского угодника.

– Думаю, не стоит. Надеюсь больше никогда тебя не увидеть.

– Никогда не говори «никогда». Идем, я провожу тебя.

Он провел меня к выходу, мимо маленького тренировочного зальчика, дверь в который была приоткрыта. Два молодых человека в черных тренировочных кимоно бросали друг друга на маты. Я на секунду пожалела одного из них – высокого тонкого молодого человека с длинными волосами, забранными в хвост, – видно, что ему доставалось от спарринг-партнера – приземистого качка свирепого вида…

Виталик гостеприимно распахнул входную дверь, и пронизывающий холод сразу же забрался под полы шубы.

– Извини, дальше проводить не могу, Холодрыга собачья.

– Ничего. Куда идти?

– Смотри, – Виталик явно издевался, темень была хоть глаз выколи. – Дойдешь до ворот, они не заперты. Дальше – грунтовка, но по ней идти не стоит, до утра не доберешься. Сворачиваешь на тропу – и вперед. До станции два километра. Дойдешь до станции, сядешь на электричку в сторону Москвы – вот и вся недолга.

– На электричку?

– По-другому не выбраться. А машину ради тебя никто гонять не будет…

Только сейчас я сообразила, что у меня нет денег.

– Слушай, одолжи мне денег… У меня нет ни копейки.

– У меня тоже, – с готовностью осклабился Виталик. – Откуда деньги у бедного мента? Ну, попутного ветра…

И, не дожидаясь ответа, наглый милицейский шофер захлопнул дверь за моей спиной.

Я осталась одна.

Одна посреди февральского вечера, на пронизывающем ветру, без денег, без документов, с сомнительной станцией в двух километрах отсюда. Даже если я дойду до нее – что делать потом?.. Машинально я сделала несколько шагов к воротам, которые не были видны в темноте, руки мгновенно окоченели, и я спрятала их в карманы. В карманах было пусто. Бессмысленно пусто, так же как и в моей голове.

Спустя несколько секунд я наткнулась на машину, и она взорвала воздух надсадным воем сирены. Я опустилась у переднего колеса и завыла с ней в унисон. Холод мгновенно овладел горлом, обжег его, проник вовнутрь и застудил сердце.

Тебе некуда идти.

Лапицкий прав, тебе некуда идти. Ты попалась. В доме коньяк и бутерброды с постной ветчиной, в доме ты можешь надеяться на защиту. На иллюзию защиты…

Проклиная все на свете, я поднялась и направилась к даче, которая искушала меня теплым светом из окон. Добредя до двери, я грохнула в нее обоими кулаками и сразу же отступила, независимо сунув руки в карманы.

На пороге появился Виталик.

– Ну что, не удалось?

– Что – «не удалось»?

– Тачку угнать.

– Можно я войду? Очень холодно. – Мои руки по-прежнему независимо торчали в карманах, но голос унизился до просьбы.

– Вот видишь. Никогда не говори «никогда», – наставительно произнес Виталик, но все-таки посторонился, пропуская меня в теплый холл. – Проводить к боссу?

– Не нужно. Я сама.

…Лапицкий сидел в той же позе, в которой я оставила его. Он даже не удивился моему возвращению, он даже проявил сочувствие:

– Замерзла?

– Чего вы от меня хотите?

– Хочу, чтобы ты выпила коньяка для начала. А потом поговорим.

Я не стала сопротивляться. Я была сломлена. Молча проглотив коньяк, я посмотрела на Лапицкого и сказала то, что хотела сказать с самого начала:

– Я вас ненавижу.

– Охотно верю. Но к делу это не относится.

– Чего вы добиваетесь?

– Ты уже поняла, что идти тебе некуда. Единственный человек, который может тебе помочь, – это я. Все остальные либо упекут тебя в каталажку, где ты сгниешь, либо отстрелят тебе башку. Согласна?

– Допустим. Что дальше? – Согревшаяся Анна решила проявить остатки воли и темперамента.

– Предлагаю щадящий вариант. Ты начинаешь работать на нас. У тебя сразу же отпадают все проблемы.

– Зачем я вам?

– Ну-у… Ты неглупая. Очень неглупая. Нестандартно мыслишь в экстремальных ситуациях.

– Вы-то откуда знаете? Лейтенант на секунду замялся.

– Предполагаю. Кстати, обвинения в убийствах с тебя еще никто не снимал.

– Мне их даже не предъявляли.

– Я и говорю – соображаешь… С тобой не соскучишься. В тебе есть стержень. Есть характер. Если с тобой поработать, из тебя может получиться отличный агент. Ты можешь быть кем угодно, красивой женщиной прежде всего. Хотя ты и не в моем вкусе.

Я поморщилась: набор дешевых фраз, которые ничего не значат. Но Лапицкий истолковал мою гримасу по-своему.

– Это не комплимент. Это руководство к действию. И наконец, самое главное: у тебя нет выбора.

Я вспомнила пустые карманы и пронизывающий холод улицы.

– Да, вы правы. У меня нет выбора. Но подсыпать цианид в бокалы зазевавшихся мужиков я не буду. И производить контрольные выстрелы в голову тоже.

– Что, дешевых фильмов насмотрелась? Это только в кино безмозглые дуры стреляют почем зря. Никто от тебя этого не потребует. Так, поскачешь по нескольким постелям…

– Я не буду скакать по постелям.

– Неужели? А раньше у тебя неплохо это получалось.

– Оперативно вы собираете информацию.

– Работа такая. И потом, ты должна быть под рукой, когда вспомнишь о смерти Олега.

– Есть люди, которые очень хотели бы меня уничтожить… Они хорошо знают меня, в отличие от меня самой… Они хорошо знают, какая я теперь.

– Они хотели уничтожить тебя, а ты их. Я правильно понял твой неожиданный визит ко мне? Не волнуйся, этих людей мы сможем нейтрализовать…

– Если соглашусь – что получу взамен? – Я пристально посмотрела на Лапицкого.

– Получишь другую жизнь. И все, что необходимо для этой жизни. Ты согласна? Не слышу.

– Да, – тихо сказала я. – Я согласна.

…Я осталась на даче. Теперь, когда я согласилась на все, со мной особенно не церемонятся. Хотя я больше не живу в маленькой конуре под лестницей, окна моей новой комнаты тоже зарешечены. И это значит лишь то, что я все равно не свободна, а тюрьма имеет множество модификаций: будь то закрытая клиника, закрытая территория особого подразделения ФСБ или собственное беспамятство. Но я редко думаю об этом, мне просто некогда об этом думать – я чертовски устаю от разных вещей. От бессмысленных пробежек по утрам, от бессмысленных упражнений в маленьком, хорошо оборудованном тире – я всегда посылаю пули в «молоко», я делаю это с такой регулярностью и с таким упрямством, что на меня перестают даже злиться. Апофеозом бессмысленности являются тренировки в спортзале, где инструктор с ленивым именем Игнат каждый раз расправляется со мной, как с тряпичной куклой для следственных экспериментов.