Артуро Перес-Реверте - Королева Юга

Тереса подозрительно смотрела на них.

– Сотрудничество какого рода?

Тапиа аккуратно закурил сигарету. Так же аккуратно, как, судя по всему, размышлял о том, что ему вот-вот предстояло сказать. Или, вернее, как это сказать. И наконец решился:

– У вас там, на родине, есть личные счеты. Кроме того, вам многое известно о временах Блондина Давиды и деятельности Эпифанио Варгаса… Вы были, так сказать, привилегированным свидетелем, и это чуть не стоило вам жизни… Есть мнение, что, быть может, вам хотелось бы все уладить. У вас достаточно средств, чтобы заняться чем-нибудь другим, наслаждаясь тем, что вы имеете, и не беспокоясь о будущем.

– Да что вы говорите.

– То, что слышите.

– Хм… И чему же я обязана подобным великодушием?

– Вы никогда не принимаете плату наркотиками. Только деньгами. Вы не владелица и не продавец – вы только перевозчик. На данный момент, несомненно, самый крупный в Европе. Но и только… Это дает нам возможность разумного маневра – так сказать, лицом к общественному мнению.

– К общественному мнению?.. Это еще что за чушь?

Дипломат ответил не сразу. Тереса слышала дыхание Ранхеля; человек из ДЭА, сплетя пальцы, беспокойно ерзал в своем кресле.

– Вам предлагается возможность вернуться в Мексику, если вы захотите, – продолжал Тапиа, – или тихо обосноваться там, где вам будет угодно… Даже с испанскими властями были проведены переговоры на этот счет: Министерство юстиции обещало приостановить все судебные действия и расследования, которые имеют место в настоящий момент… Которые, насколько мне известно, значительно продвинулись и могут вскоре значительно осложнить жизнь, гм, Королеве Юга… Как говорят в Испании, все стереть и начать с чистого листа.

– А я и не знала, что у гринго такие длинные руки.

– Смотря для чего.

И тут Тереса рассмеялась.

– Вы просите, – сказала она, еще не вполне веря, – чтобы я рассказала вам все то, что, по-вашему, я знаю об Эпифанио Варгасе. Чтобы я стала стукачкой – в мои-то годы. И это при том, что я родом из Синалоа.

– Не только чтобы просто рассказали, – уточнил Ранхель. – А чтобы вы рассказали об этом там.

– Где там?

– Перед комиссией по вопросам юстиции при Генеральном прокуроре республики.

– То есть вы имеете в виду – чтобы я поехала в Мексику давать показания?

– Да, в качестве защищаемого свидетеля. Полная неприкосновенность. Это будет происходить в Мехико при наличии всех личных и юридических гарантий. И вы будете иметь право на благодарность народа своей страны и правительства Соединенных Штатов.

Внезапно Тереса встала. Рефлекторно, не думая. На этот раз оба мужчины поднялись одновременно: Ранхель недоумевал, Тапиа явно испытывал неловкость. Я же тебе говорил, читалось на его лице, когда он в последний раз переглянулся с человеком из ДЭА. Тереса подошла к двери и резко распахнула ее. Там, в коридоре, стоял Поте Гальвес. Благодаря своей обманчивой полноте он выглядел вполне мирно, но руки держал чуть отведенными от тела. Если понадобится, сказала она ему взглядом, вышвырни их отсюда пинками.

– Вы, – она почти выплюнула эти слова, – сошли с ума.

И вот теперь она сидела за таким знакомым столиком в гибралтарском баре, размышляя обо всем этом. Сидела вместе с крохотной новой жизнью, которая зарождалась в ней и с которой она еще не знала, что делать. С отзвуками недавнего разговора в голове. Со своими ощущениями. С последними словами и старыми воспоминаниями. С болью и благодарностью. С образом Блондина Давиды – безмолвного и неподвижного, как она сейчас, в той кульяканской таверне, – и с образом другого мужчины, сидевшего рядом с ней однажды ночью в часовне святого Мальверде. Твой Блондин любил пошутить, Тересита. Ты правда ничего не читала? Тогда уходи и постарайся зарыться так глубоко, чтобы тебя не нашли. Дон Эпифанио Варгас. Ее крестный отец. Человек, который мог убить ее, но сжалился и не убил. Который потом раскаялся в этом, но уже ничего не мог поделать.

Тео Альхарафе вернулся два дня спустя с вполне удовлетворительной информацией. Платежи пунктуально приходят на Гран-Кайман. Предпринимаются шаги для приобретения в собственность небольшого банка и пароходной компании в Белизе. Дочиста отмытые деньги, размещенные в трех цюрихских и двух лихтенштейнских банках, дают высокую прибыль. Тереса внимательно выслушала доклад, просмотрела документы, тщательно ознакомилась с несколькими бумагами, подписала их, и они с Тео поехали ужинать в «Сантьяго» – ресторан в Марбелье, выходящий фасадом на приморскую аллею; Поте Гальвес сидел снаружи, за одним из столиков на террасе. Бобы с ветчиной и тушеная скумбрия, вкуснее и сочнее мяса лангуста.

Бутылка «Сеньорио де Ласан» урожая 1996 года. Тео был разговорчив и мил. Красив. Пиджак на спинке стула, дважды подвернутые рукава белой рубашки, бронзовые руки с крепкими запястьями, покрытыми вьющимися волосками. «Патек Филипп», отполированные ногти, на левой руке блестящее обручальное кольцо.

Иногда, не донеся до рта бокал или вилку, Тео поворачивал свой безупречный профиль испанского орла, чтобы взглянуть на улицу и на входную дверь. Пару раз вставал из-за стола поздороваться с кем-то. Томас Пестанья, ужинавший в глубине зала с группой немецких инвесторов, словно бы не заметил их появления, однако вскоре к их столику подошел официант с бутылкой хорошего вина. От сеньора алькальда, сказал он. Вместе с его приветствиями.

Тереса смотрела на сидящего напротив мужчину и размышляла. Она не собиралась рассказывать ему ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра, а может, и вообще никогда о том, что таится в ее утробе. И любопытно: вначале она думала, что скоро придут какие-то ощущения, физическое осознание начавшей развиваться в ней жизни. Однако она не чувствовала ничего. Была только уверенность – и размышления, к которым она приводила. Вот разве только грудь, пожалуй, немного увеличилась да исчезли головные боли; но вообще Тереса ощущала себя беременной, лишь когда думала об этом, или читала результаты своих анализов, или заглядывала в календарь, где в двух месяцах не были отмечены критические дни. И все же, думала она, сидя за столиком и слушая легкую болтовню Тео, вот я – брюхатая, как домохозяйка, как говорят в Испании. Внутри меня есть что-то или кто-то, а я до сих пор не знаю, что буду делать со своей чертовой жизнью и с жизнью этого создания, которое пока ничто, но станет чем-то, если я ему позволю. Она вгляделась в лицо Тео, словно ища какой-нибудь знак, что помог бы ей принять окончательное решение. Или с его жизнью.

– Что-нибудь сейчас происходит? – с рассеянным видом негромко спросил Тео между двумя глотками вина, присланного алькальдом.