Владимир Колычев - Нет жалости во мне

Стоящий рядом паренек с массивной и мощной как у пираньи нижней челюстью угодливо взял стул за спинку и выдвинул его для гостя.

Алик догадывался, но не мог поверить в то, что судьба занесла его в легендарную камеру, где сидели законные воры и смотрящие по тюрьме из блатных авторитетов. Но с какой это стати? Неужели кого-то из элитарных сидельцев прельстила его смазливая наружность?

– Держи! – пожилой и толстый запросто протянул ему бутерброд с икрой.

– Да я не голоден, – сглотнув обильную слюну, мотнул головой Алик.

– Бери, бери, не стесняйся, – подбодрил его более молодой, но и более авторитетный вор.

Пожилой был одет по-тюремному – дорогой спортивный костюм, тапочки. А молодой, казалось, только что зашел в камеру с воли. На нем тоже был костюм, но строгий, двубортный, черный, под цвет водолазки, на ногах лакированные туфли. И лицо его было более холеным, несмотря на шрам на подбородке, – свежее, гладко выбритое, сдобренное мягким лосьоном. На тонких губах располагающая улыбка, а в глазах – ледяная пустыня. Солнце над этой пустошью светило приветливое, но, казалось, в любой момент оно могло и исчезнуть, уступить место снежной буре.

Алик взял бутерброд, но от волнения кусок не лез в горло.

Пожилой вор небрежно глянул на шныря и взглядом показал на коньяк. Парень взял бутылку, наполнил хрустальную рюмку, молча подал гостю:

– Выпей, расслабься.

Отказываться Алик не стал. Выпил, закусил бутербродом, но хмельного тепла в крови не ощутил. Слишком велико было его волнение, чтобы унять его одной рюмкой. Но вторую наливать ему никто не торопился.

– Меня зовут Касатон, – сказал молодой вор. – Ты, наверное, слышал обо мне.

– Ну, само собой! – вскинулся Алик.

– Знаешь, зачем я тебя позвал?

– Не знаю.

– Как говорят могикане, враг моих врагов – это уже мой друг... Другом я тебя назвать не могу: кто я, а кто ты. Но все равно прими мою благодарность.

– За что?

– Ну, ты тормоз!.. – беззлобно усмехнулся Касатон. – Ты убил Вячика, ты убил Мироныча, ты убил моих врагов. Более того, ты исполнил волю воровского схода, который приговорил этих беспредельщиков к смерти...

– Э-э, но я убил их случайно, – мотнул головой Алик. – Просто под руку подвернулись...

– Любая случайность – это проявление общей закономерности. Вячик и Мироныч должны были умереть, и ты помог нам в этом. А как это у тебя вышло, нас не волнует... Только не думай, что мы позвали тебя сюда, чтобы петь тебе дифирамбы. Нас интересует чисто конкретный человек. Зовут его Игорь, фамилия Веткин... В квартире у него было найдено мое фото с мишенью на нем. Понимаешь, что это значит?

– Не очень.

– Меня заказали. Черняховские авторитеты заказали меня Игорю Веткину. Они приходили к нему домой, чтобы сделать заказ... Ты говорил, что он киллер?

– Ну, Валька... друга моего он убил, как киллер...

– Это хорошо, что ты хотел отомстить за друга. Плохо, что не смог этого сделать. Ну да ладно... Игорь Веткин сбежал, его ищут, но не могут найти. Может, подскажешь, как нам его найти?

– Ну, я сам его искал, – сглотнув сухой ком, пожал плечами Алик.

– Но как-то же нашел.

– Выследил.

– Чтобы выследить, нужно за что-то зацепиться. Или за кого-то... Ты за кого зацепился?

Касатон добродушно улыбался, но его глаза, как два буравчика, вкрутились в Алика, зацепились за душу, потянули ее на себя. Гипнотический взгляд требовал от него правды, и он не смог соврать.

– Ну, он с Сашкой роман крутил... Сашка – это девушка, – спохватившись, уточнил он.

В прежние времена он бы и не подумал вдаваться в такие подробности, но сейчас он в тюрьме, здесь любую мелочь можно расценить превратно, в ущерб ее обладателю.

– Она тебе тоже нравилась? – отвлеченно, без всякого напряжения в голосе спросил вор.

– Ну, тут целая история...

Он вкратце рассказал, как Валек сцепился с Игорьком из-за Сашки, какие события за тем последовали. О собственном грехопадении в Сашкиных объятиях он рассказывать не стал: побоялся прослыть предателем в глазах Касатона.

– Все это, конечно, интересно... Где сейчас эта Сашка?

– Ну, дома... Вы же ничего ей не сделаете? – встрепенулся Алик.

– А что мы можем с ней сделать? – сурово сощурил глаза вор.

– Ну... ничего... Так спросил...

– Думай, что спрашиваешь. Это тебе совет на будущее. Статья у тебя серьезная, срок намотают большой, так что не теряйся, а то, если вдруг косяк упорешь, света белого невзвидишь... А Сашку эту мы не тронем, мы же не беспредельщики какие-то, у нас все по понятиям... Больше ничего про Игорька сказать не можешь?

– Да нет.

– Ничего, мы его по-любому на солнце выставим, никуда он от нас не денется... А тебе еще раз мое доброе слово за то, что сделал... Я слышал, что на хате приняли тебя хорошо.

– Да неплохо, – кивнул Алик.

Блатные освободили для него приличную шконку, мужики приняли его в свою семью. Вчера пришла щедрая дачка от Катьки, так что с харчами был полный порядок. А то, что хреново в тюрьме, так это дело житейское. Главное, с курса не сбиться по неразумению или даже злому умыслу, чтобы дырку в миске не пробили да под шконку не загнали. Но Алик пока на плаву и с каждым днем чувствует себя все уверенней. Хотя по ночам волком выть от безнадежной тоски хочется...

– Ну, тогда держи нос по ветру, чтобы и дальше все путем было... Слышал я, что ты Вячика из «нагана» пришил.

– Из него самого.

Алик еще не знал, к чему клонит вор, но уже насторожился. Следователь на допросе душу из него вынул, все допытывался, откуда у него револьвер. Но так ничего и не добился. Алик мысленно тогда представил покрышку на берегу реки, положил туда револьвер, сам подошел к нему, взял в руку – как будто нашел. Так на допросах и держался – речка, покрышка, находка. А кто бросил там ствол – не его проблемы... Катьку он впутывать в это дело не стал. Может, потому и заслала она ему передачку, из благодарности.

– Ну, тогда кликуха у тебя Наган будет, – решил вор. – Так и скажешь братве, что сам Касатон тебя крестил. А в зону пойдешь, я малявку отпишу, чтобы крестника моего встречали. Если, конечно, под плинтус не опустишься, мало ли что в жизни бывает... Да, и еще, черняховские пока в силе и могут заслать человечка по твою душу. Но ты не бойся, Мигун спец по таким засланцам, он его на раз вычислит и тебя прикроет... Давай, браток, накати на посошок и двигай обратно домой.

– Если бы домой.

– Домой, я не оговорился. Теперь тюрьма – твой дом. Так что привыкай...

Касатон подал шнырю знак, и тот снова наполнил рюмку. Алик выпил, доел бутерброд и под конвоем отправился в свою камеру.

У каждого арестанта в казенном доме была кличка, но далеко не каждый мог похвастаться тем, что его «крестил» сам Касатон. Для Алика это была путевка в тюремную жизнь, только почему-то это совсем его не радовало... Он готов был умереть молодым, лишь бы перед этим еще три-четыре года пожить на воле.