Татьяна Степанова - Тот, кто придет за тобой

– А они действительно друзья?

– Ваш дядя говорил, что они дружили с детства, еще мальчишками, все трое, и Полина тоже. Они все это подтверждают в своих показаниях на разный лад.

– Дальше что вас заинтересовало?

– В деле все довольно гладко. Только вот нет протокола очной ставки между Прохоровым и Каротеевой. Между ним и теми двумя – Гавриловым и Ковнацким – есть, а вот с Каротеевой очную ставку не проводили. И это странно, потому что она свидетельствовала против него, и еще... ваш дядя прав оказался, у них на тот момент были близкие отношения. Она сама об этом говорила на допросе.

Чалов пометил себе в блокноте.

– Гуляли, и все же она его сдала?

– Они все трое свидетельствовали против Прохорова. – Катя пролистала дело. – И еще один протокол меня удивил. Вы ведь спрашиваете, что заинтересовало, так вот... этот вот протокол в самом конце подшит – об ознакомлении обвиняемого Виталия Прохорова с материалами дела. Он их впервые читает, узнает, что на него собрано и что они говорили – все участники дела. Так вот тут пятна на листах.

– Какие еще пятна?

– Судя по всему, кровь. А вот рапорт следователя подшит – здесь написано, что обвиняемый Прохоров во время процедуры ознакомления с материалами дела вскрыл себе вены осколком лампочки. «Скорую» вызывали.

Чалов просмотрел протокол, пятна – они казались черными кляксами на выцветшей бумаге.

– Следователь Багдасарян Ашот... помню его по прокуратуре, я только пришел работать, а он увольнялся, причем со скандалом. В Армению уехал, к родным пенатам, хрен его там теперь достанешь, допросишь... А кто судья был?

– Судья Дынник Светлана Михайловна. И двое присяжных заседателей.

– Дынник... знакомая фамилия, мой дядя Ростик ее знает. – Чалов прищурился. – Впрочем, он в силу своей профессии знаком с большей частью судейского корпуса.

– Судья Дынник вынесла приговор: по совокупности преступлений – двадцать лет.

– Двадцать лет Прохорову? Да, впечатала она ему... Убийство несовершеннолетнего, плюс куча отягчающих, да еще наркотики... Так что же получается, он все еще сидит? Или, может, выпущен досрочно по отбытии больше половины? – Чалов смотрел на Катю. – Если он уже на свободе... а они свидетельствовали против него, считай, что законопатили его на двадцать лет... и теперь вдруг на них охота открыта... Это какая же у нас простейшая версия напрашивается? Какой мотив?

– Месть. Только на Гаврилова ведь охоту никто не открывал. Он сам.

Чалов пожал плечами:

– Но ему ведь кто-то звонил, слал sms, угрожал, возможно. А Гаврилов, учитывая его болезнь и его мозги повернутые... много ли ему надо было... И легкое перышко сломало спину верблюда... Ладно, где Прохоров сейчас, это мы узнаем. А что там с результатами экспертиз?

– Тут все как раз очень плохо, доказательственная база уничтожена из-за нахождения трупа Лазарева в воде. В колодце. Суд формально опросил экспертов. Кстати, Прохорову проводили две комплексные судебно-психиатрические экспертизы – в больнице Яковенко и в институте Сербского. Вопрос употребления амфетаминов затрагивался, признан вменяемым, отдававшим себе отчет в содеянном.

– Отсюда и приговор такой суровый, – Чалов кивнул. – А кто адвокат был у Прохорова?

– Здесь ордер в дело подшит – некая Алина Вознесенская, вот номер консультации.

Чалов и это пометил себе в блокноте.

– Адвокатессу допросим, – сказал он. – Ну? Что замолчали, коллега? Должен вам сказать, что проделали большую аналитическую работу – сразу суть ухватили, сэкономили мне время, но я все же это дело еще и самостоятельно гляну на досуге. Так что вы замолчали? Что-то еще вас заинтересовало?

– Там было и другое уголовное дело, раньше. Оно в нашем архиве осталось, я его не могла забрать.

– Что за дело? Что этот Виталий Прохоров еще натворил?

– Речь не о Прохорове. Это дело 1994 года о клевете, я вот тут все записала. Возбуждено в отношении журналиста местной ясногорской газеты, там ксерокопии статей подшиты. Он писал о главе ясногорской администрации Петре Гаврилове.

– Это папаша нашего висельника?

– Он его отец. И он выступает в качестве потерпевшей стороны. Адвокатом его тогда являлся ваш дядя Ведищев Ростислав Павлович.

Чалов откинулся на спинку кресла, скрестил руки.

– Так я и знал, – сказал он после паузы, словно оценивая все услышанное от Кати. – Старый лис... так я и знал, что мой дражайший дядюшка нам чего-то недорассказал. Итак, выходит, мой дядя знал отца Гаврилова? И отстаивал его интересы как адвокат? Выходит, они были знакомы?

Катя кивнула. Она не понимала, почему этот факт заставил Чалова реагировать вот так. Смоктуновский в роли Деточкина исчез, совсем особое выражение лица сейчас у Чалова... Это все еще Смоктуновский, но уже в роли Деточкина, играющего принца Гамлета, а может, просто Гамлета: «Что? Крыса? Ставлю золотой – мертва!»

– Ладно, над этим надо подумать. – Что-то изменилось и в интонации следователя прокуратуры. – Но сначала нам нужна информация о Прохорове. Где он сейчас – в колонии или уже на свободе?

Выходные обрушились на голову, как...

Как снег? Как кирпич? Катя, по зову радиобудильника, сыгравшего увертюру к «Спящей красавице», вскочила с постели, раздвинула шторы и... вспомнила, что сегодня суббота. А за окном моросил мелкий дождик – наследие того грозового фронта, что пришел в столичный регион два дня назад.

Но Катя решила не обращать на эту помеху никакого внимания. Разве мы не бойцы? Не спецназ, получивший задание? Разве можно отступать, когда решено, что утро каждого выходного должно посвящаться спорту? Поздней осенью приобретем тренажер с беговой дорожкой, а пока...

Она напялила шорты, футболку, надела старые кеды – по лужам не жалко – и вытащила из шкафа дождевик с капюшоном. Страшненько, зато практично.

Выскочила из дома и потрусила по Фрунзенской набережной в сторону моста – к Нескучному саду.

Бежать сначала тяжело, потом все легче, а затем и вообще словно крылья выросли – ненадолго, на пять минут, но и этих минут Кате хватило, чтобы насладиться бегом. Вскоре, конечно, дыхание сбилось, она устала, запарилась в своем дождевике и, резко сбавив обороты, повернула домой.

Домой! Под горячий душ, к пыхтящей кофеварке.

У подъезда в пелене дождя почудился, привиделся, приснился знакомый силуэт... Иногда вот так после долгой изматывающей пробежки Драгоценный В.А., ее муж, мок под дождем... Катя вытерла лицо ладонью – никого там нет...

Только мокрый глянцевый асфальт, только лужи в пузырях.

Однако видение материализовалось уже на лестничной площадке у Катиной двери.

– Анфиса? Ты как здесь? В такую рань, в выходной?