Татьяна Степанова - Душа-потемки

Не плачь, моя детка…

Все хорошо, я люблю тебя…

Его никто не задерживал более, ему никто не препятствовал, он прошел через КПП, отдав пропуск, и направился к своей припаркованной возле входа в сад «Эрмитаж» машине. Достал мобильный телефон и хотел сразу же позвонить жене Василисе. С момента ночного скандала они еще так и не разговаривали. Наверное, она осталась у матери на Рублевке, а может, вернулась в их квартиру. Он туда тоже не заезжал в эту ночь, а она не позвонила ему – ни ночью, ни утром и не спросила: где же ты, муж мой?

Все они, все они, все они такие… вот такие…

Но Василиса другая, просто она обиделась, разозлилась и решила его проучить. Сделать больно ему за его несдержанность, за его истерику, которая, возможно, вчера ее напугала.

Не стоит пугать жену. Она – единственное, что остается, когда мать так явно демонстрирует свое пренебрежение – приезжает на глазах у всех этих тупых ментов хлопотать не за сына, а за своего трахальщика, тридцатилетнего бугая.

Однако позвонить не удалось: строгий гаишник показал ему жестом – давай, давай, проезжай, быстрее освобождай место парковки.

Восемь вечера – центр забит. Продвигаясь чуть ли не по сантиметру вперед, потея даже в прохладе кондиционера, Иннокентий Краузе ехал по оживленной, сияющей огнями Петровке.

Ехал, напряженно вцепившись в руль, и чувствовал, как его глаза слипаются. Бессонная ночь тому виной, ночь, когда он так демонстративно и опрометчиво, быть может, на горе себе, покинул дом матери. Нет, но все же в чем-то на нее еще можно положиться в этой жизни. Там, в милиции, она подтвердила его алиби. Когда он сказал им – этим двум из розыска и девице (кто она, интересно? Следователь, секретарша?), что ту ночь провел дома в кругу семьи с матерью и женой…

Если они спросят Василису, она скажет то же самое. Она не выдаст его.

На светофоре он достал мобильный, сейчас он позвонит ей и попросит прощения, а потом приедет. И они лягут в постель, и он докажет ей…

Когда они вместе, ничего другого не существует. Только ее шелковистые волосы, только ее нежный жадный рот.

Она никогда в жизни не пользовалась чертовой алой помадой…

И правильно делала, потому что…

Она и так, и без нее – само совершенство…

Зашибись, что за прелесть…

Прекрасная мороженщица его детства, ожившая во плоти.

Иннокентий Краузе повернул голову – набирая номер жены, он повернул голову, что-то заставило его это сделать. Там, на светофоре возле Кузнецкого Моста. Он увидел знакомую машину – «Мерседес» Шеина, остановившийся у ресторана пятизвездочного отеля на углу. Увидел своего босса, помогавшего выбраться из машины какой-то женщине в розовом платье со светлыми волосами, как у куклы Барби. Это была Василиса, и она улыбалась, и Шеин тоже улыбался и выглядел очень оживленным и счастливым. А потом он махнул рукой, и «Мерседес» тронулся с места, оставляя их вдвоем. Шеин обнял Василису за талию, и, продолжая о чем-то болтать, они направились ко входу в отель. Швейцар распахнул перед ними двери.

У Иннокентия Краузе потемнело в глазах. На дисплее мобильного всплыл номер жены – шло соединение. Краузе выключил мобильный.

Направляясь к Марку, Катя подумала: а что этот тут делает? А потом другая мысль возникла, заслоняя собой все: как же так, мы забыли спросить самое главное – где именно в доме располагается квартира Августы Маньковской?

Отчего именно это должно быть во всех этих разговорах, во всей этой информации «самым главным», Катя пока что не представляла. Но это вспыхнуло в мозгу яркой вспышкой, едва лишь она увидела ЕГО, выходящего из соседнего подъезда.

Вокруг нее, Августы, всегда вертелись всякие-разные… она любила молодых …

Мало ли кого любила та старуха… она давно мертва…

А потом Катя вспомнила, что точный адрес и план квартиры имеются в старом уголовном деле. Это уже хорошо, кто знает, а вдруг пригодится.

– Привет, Марк, ты как здесь оказался? – Катя постаралась, чтобы тон ее звучал как можно более непринужденно и радостно.

Оглянулась: полковники уехали, интересно, что они подумали? Не стали ей мешать работать с новым фигурантом?

– Привет, вот нечаянная встреча. Что, все на службе? Как это у вас называется – отработка прилегающей территории? – Марк усмехнулся. – А те два хмыря – коротышка и толстяк, они кто такие?

Слышали бы Гущин и Елистратов свои характеристики!

– Это мои коллеги, Марк.

– Дядьки-менты, а я уж подумал, у тебя кавалеры такие, – пожалел тебя, честное слово.

– С чего-то вдруг?

– Престарелые, с такими только время зря тратить.

– Марк, что ты тут делаешь? – Катя смотрела на него, улыбалась, а сама думала: вот язва, еще издевается.

– Я обязан отвечать?

– Да, обязан. В рамках расследования дела об убийстве, о двойном уже убийстве в этом вот здании, – она кивнула на универмаг, крыша его виднелась за тополями, – все обязаны.

– Я не отказываюсь. Только кое-что взамен.

– Что, опять стихи свои прочтешь?

Вероятно, это вышло нарочито грубо. Он достал брелок, нажал на пульт и открыл шеинский «Мерседес».

– Возможно, садись, по дороге и допросишь меня с пристрастием. Пистолет-то свой не забыла?

– А как же, – Катя, секунду, всего единую секунду поколебавшись, села в машину. – Расстрел на месте при попытке к бегству.

– А я от тебя не убегу, видишь, сам сдался, – Марк лихо развернулся. – Куда? Ко мне или к тебе? Домчим по-быстрому, с ветерком!

– Нет, – сказала Катя. – На этот раз шутки в сторону. Где твой работодатель Шеин?

– Развлекается старичок. Женщина – услада воина, оттягиваются по полной, я ясно выразился?

– Вполне. А что ты делал в этом доме?

– Тоже развлекся маленько с девчонкой своей, – Марк смотрел вперед. – Девятнадцать лет, ноги от ушей, сиськи пятый размер, натуральная блондинка. Такие кульбиты в койке выделывает, я просто тащусь.

– Номер ее квартиры?

– А я не помню номера, могу показать. Пошли, поднимемся к ней, а?

– Ее имя и фамилия?

– Фамилии не знаю, зовут Наташка, а может, и не Наташка, может, Лидка, может, Надька…

– Два последних имени – Лидия и Надежда – это имена убитых в универмаге женщин в июле восьмидесятого.

– Что?

– Ничего, ты сказал сейчас, а я просто отметила интересное совпадение.

– Ага, зафиксировала, понятно. И что? То дело мне пришить хотите? Я тогда в кубики играл.

– То дело прошлое, а это дело… настоящее, Марк. Мы ищем убийцу.

– Да пошла ты, – он отвернулся. – Они ищут… Она ищет! Что ж ищете так, что уже двух баб, как вшей, задавили… Ни черта вы не ищете, ничего вы не можете.

– А почему ты не хочешь мне помочь?

– А с какой стати я должен ментам помогать?