Татьяна Степанова - Душа-потемки

Елистратов выстраивал классическую модель, но Катя… ей все время казалось… вот и сейчас…

– Так она хочет меня видеть? – спросила она.

– Да, настаивает, – Елистратов кивнул. – Думаю, это было бы полезно… в плане дальнейшей конкретизации фактов… Но сначала я хотел бы вам показать один любопытный вещдок.

И он достал из сейфа пластиковый пакет, а в нем Катя увидела перстень – чудесной работы с крупным изумрудом, окруженным бриллиантами.

– Изъят нами при обыске квартиры Комаровской, она его в своем диване прятала. Мы предъявили это свидетельнице Сорокиной, и она опознала в нем кольцо, некогда принадлежавшее Августе Маньковской. Тогда, в марте восьмидесятого, когда Маньковский на глазах Евы задушил старуху, он сломал ей палец, потому что никак не мог снять это кольцо. А когда снял, подарил Еве, это стало у них чем-то вроде обручения.

Серая мгла, ненастье за окном…

Оттепель, март, дождь барабанит по стеклам…

В огромной квартире бельэтажа с высоким лепным потолком, репетиционным залом, зеркалом во всю стену и балетным станком – полумрак.

Они одни в квартире.

Спальня с широкой постелью, шелковое стеганое одеяло…

Рыжая девочка подходит к зеркалу и смотрится в него, берет красную губную помаду с туалетного столика и неумело и жадно малюет губы, чтобы казаться взрослей и желанней…

Оборачивается… Он стоит сзади. Он намного старше ее, и дома заставляют звать его «дядей», но он просто Матвей… а еще Поляк, так зовут его пацаны во дворе… Когда она с ним идет по двору и садится на его мотоцикл сзади, все пацаны почтительно расступаются… «Она гуляет с ним, гуляет со взрослым».

А родители ничего не подозревают.

И только сестра, кажется, догадывается, но она не выдаст, потому что со всех вечерних вылазок в универмаг, где они воруют тайком, ей приносят маленькие подарки… И она помалкивает и только наблюдает…

Он стоит сзади, наклоняется, его руки смыкаются на ее талии, он разворачивает ее к себе, целуя… он тяжело дышит, и она знает, что случится в следующую минуту.

Она не сопротивляется, она тоже этого хочет. Детство, девство… слова одного корня, но это понимаешь уже будучи взрослой женщиной, а там, в спальне… нет, нет, нет, это не изнасилование… у него много грехов, но этот грех не его… она сама обнимает его жаркими руками за шею. Он притискивает ее к кровати всем своим весом, забывая об осторожности…

Среди скомканных простыней и сброшенных на пол подушек они забывают обо всем. И то, что это чужая квартира, и то, что они тут всего лишь приживалы, всего лишь в гостях…

– Матвей, ты что же это, мерзавец, делаешь, она же малолетка!!

Крик старухи, распахнувшей дверь спальни, где когда-то она, прекрасная балерина, и маршал играли в собственную любовь…

– Подонок, она же еще ребенок! Я сейчас же звоню ее родителям, и ты…

Он оборачивается к старухе как хищник. И она пугается его вида, пугается его лица.

– Что ты делаешь, пуссссти!!

Хилое сморщенное старческое тело бьется на постели в последней агонии, когда его пальцы… его пальцы, которых она так любит касаться…

Хрип… вздох последний, как всхлип… Что-то хрустит. Он сдирает с мертвой руки изумрудный перстень и бросает ей.

– Лови, теперь это твое! Мой свадебный подарок.

Лови, а это твое… это мой подарок тебе, Поляк…

Она оборачивается на лязг двери.

– Я пришла, вы хотели меня видеть?

Пауза…

– Я пришла, вы хотели говорить со мной?

Катя, которую дежурный конвоир впустил в следственный кабинет внутренней тюрьмы, садится напротив Евы Комаровской. Конвоир остается у двери, не уходит.

– Вы желали встретиться со мной? Я пришла, – повторяет Катя уже в третий раз и отчего-то не надеется, что получит ответ.

Но Ева Комаровская поднимает голову. Как меняет женщину тюрьма… всего несколько недель не на воле, и какая разница с тем, что было…

– Скажите Феликсу… вы ведь увидитесь с ним, я знаю… скажите, чтобы он уезжал отсюда… Туда, к матери… совсем уезжал… навсегда…

– Он свидетель по вашему делу.

– Я умоляю, пусть он уедет… Я все, все расскажу, ничего не утаю, только не надо его на суде, не надо ему здесь…

– Почему?

– Потому что… здесь дурные воспоминания… сны, кошмары… это наше семейное, это в роду…

– Он нашел могилу Маньковского, – сказала Катя. – Это ведь вы его убили. Как вам, тогда еще ребенку, удалось справиться с ним?

– Как мне удалось? А, вы хотите знать это и как все произошло тогда в универмаге… Это было летом, и он… он тогда не взял меня с собой… мы воровали вдвоем часто, но в тот вечер он пошел туда один. Он хотел забрать бритву…

– Что?!

– Японскую электробритву, это был такой дефицит в восьмидесятом, а к Олимпиаде их привезли в универмаг, и стояла жуткая очередь… Он залез через подъемник, Матвей думал, что он в универмаге один, но почти сразу же наткнулся на уборщицу… У него не оставалось выбора, он набросился на нее и задушил упаковочной веревкой, что валялась на полу.

Не галстуком…

Обычной веревкой…

– Так, значит, тогда именно уборщица стала первой жертвой? – спросила Катя.

– А потом он услышал голоса ниже этажом и понял, что там еще две женщины – товаровед и та, что торговала мороженым, я ее видела, я иногда покупала у нее пломбир в стаканчиках… И что-то случилось у него в голове, он мог просто развернуться и уйти – назад, тем же самым ходом, но женщины были внизу, и, судя по голосам, они разделились, одна спустилась на второй этаж, а другая… И он начал свою охоту на них, он так и сказал мне… Свою ночную охоту… Сначала одна, а потом другая, мороженщица, но она вырвалась, и он догнал ее и ударил у лестницы ножом… В универмаге много ножей продается… Можно не брать с собой. А потом ему этого показалось мало, они были уже мертвы, но ему этого показалось мало – впереди ведь была вся ночь, и он…

– Это называется манипуляция с трупами, – сказала Катя, стараясь, чтобы голос не выдал ее, звучал спокойно. – И об этом обо всем – об иголках, помаде он рассказал вам во всех деталях? Вам, тринадцатилетней девочке?

– Я жила с ним уже тогда. Когда это происходит, быстро взрослеешь, а тот день, когда он на моих глазах прикончил Августу, добавил мне десять лет – страх, раскаяние… а потом только любопытство… и я ведь не испытывала никакой жалости к ней. А его я обожала, своего красавца-дядю, взрослого… и была так счастлива и горда, что он выбрал меня… что делится со мной, а не с кем-то другим… Он рассказал мне все на третий день. И чтобы доказать свою смелость, повел меня в универмаг.

– Днем?!

– Днем, мы зашли, потолкались внизу среди покупателей, а потом он повел меня наверх, на второй этаж. У него было такое лицо… я никогда его не забуду, я увидела это выражение на его лице… он взял мою красную помаду и написал на зеркале в примерочной… всем им… чтобы все знали…