Татьяна Гармаш-Роффе - Черное кружево, алый закат

Какой глупец сказал, что жалость унижает?

Жалость – это со-чувствие. Это со-страдание. Разделенный сердцем чужой стон. Адекватная человеческая реакция на крик о боли.

Но сейчас жалость была роскошью, на которую детектив не имел права! Не имел права, потому что эта женщина, как бы он ей ни сочувствовал, являлась преступницей . Как и ее сын, с другой стороны.

– Антонина Антоновна, я пока не буду задавать вопросы: я знаю о вас достаточно много, о чем вам и расскажу…

И Алексей пустился описывать случаи нападения вампира на людей, известные ему благодаря стараниям Александры.

Женщина слушала его молча, со скорбно-стоическим видом.

– Я не нуждаюсь в том, чтобы вы подтвердили правильность моей информации. Я не сомневаюсь в том, что она абсолютно правильна, – заявил он, закончив изложение фактов. – И я знаю причины, которые вынудили вас пойти на подобный шаг. Ваш сын болен. Ему нужна человеческая кровь, без нее он не выживет… Сколько ему лет, к слову?

Женщина не ответила, а Алексей не стал настаивать. Пока.

– Вы работаете в поликлинике относительно недавно, с прошлой осени. Это дает вам возможность найти нужных доноров. А как вы управлялись раньше, до поликлиники?

– Я работала на станции переливания крови… Но там заметили недостачу, и меня уволили…

Она говорила безо всякой интонации, лицо ее ни разу не сменило первоначального выражения. Только в глазах фанатичный свет словно приглушили, словно задернули штору на окне, чтобы чужие не подсматривали.

– Ясно. Объясните мне, Антонина Антоновна, как вышло, что одна из ваших жертв умерла?

– Умерла?

– Вы не знаете?

– Нет.

– В газетах об этом писали…

– Я не читаю газет.

– И все же я хочу узнать, как это произошло! Объясните мне.

– Наверное, это тот, который…

Она запнулась, и впервые на ее лице появилось какое-то выражение. Пожалуй, выражение обреченности. Словно она давно ждала, что рано или поздно это случится, что ее разоблачат…

– Это нечаянно, – неохотно продолжила она. – Я уже почти закончила кровь набирать, собралась иглу вынимать. А тут кто-то мимо пошел – мимо лавки, на которой он сидел…

– «Он сидел…» – кто?

– Да не знаю я… Я его присмотрела по группе, нам по группе нужно!

– Понятно. Значит, какой-то прохожий вам помешал… Что дальше?

– Мы спрятались с сыном в кусты. А игла осталась в вене, и пакет я прикрыла полой его плаща.

– Пакет?

– Ну, куда мы кровь собирали. Медицинский пакет для внутривенных вливаний. Я туда немного антикоагулянта впрыскивала, чтобы кровь не свернулась…

– Продолжайте.

– А что продолжать… Наш вроде как пьяный казался, заснул вроде на лавке. А тот прохожий, он встал недалеко, принялся по телефону говорить и ни с места. А потом на лавку напротив сел. Долго говорил, очень долго! А мы все пережидали. Когда он наконец ушел и я иглу из вены вынимала, то подумала мельком, что слишком много времени кровь текла, не помер бы… Тут, видать, потеря и вышла…

– А вызвать «Скорую», хотя бы анонимно? Или ввести ему обратно часть крови – у вас же она была тут же, в пакете, и шприц был!

Женщина только глаза опустила. Не виновато, нет, а так, будто хотела спрятать от собеседника их выражение.

– Антонина Антоновна?

Она молчала.

– Вы понимаете, что вы этого человека убили?

– Я не хотела. Я думала, что он в себя придет, как все.

– Но вы же поняли, что крови выкачали больше обычного! Вы же сами сказали!

– Я не… Я не знаю, что я поняла. Сыночку худо было, я торопилась ему вливание сделать!

…Ее мир «заточен» под сыночка. Остальное – чужая жизнь, как и чужая смерть, – не входит в сферу ее восприятия, вот в чем фокус!

– Он тоже чьим-то сыном был, Антонина Антоновна!

Она не ответила, вновь скрыв выражение своих глаз от детектива. Или скорее отсутствие всякого выражения в них.

– Неделю назад умер человек, от потери крови. Похоже на ваш метод: укол в вену. Только на него напали, когда он сидел в машине. Ваша работа?

– В машине? Нет, вы что, как в машине разместиться-то? Мы всегда действовали так: Никита сзади человека обхватывал, а я маску ко рту… Нет, тот, из машины, умер не по нашей вине! Нам лишнего не надо, не добавляйте мне грехов, и так хватает!

Кис, собственно, добавлять грехов и не собирался. Он не сомневался, что Костин случай не их рук дело! Так спросил уж, для пущей уверенности, чтобы точку поставить в этом вопросе – жирную, надежную точку.

– Ваш сын умственно нормален? Не сочтите за обиду, – сделал он упреждающий жест, – я просто не в курсе! Болезнь у него редкая, информации по ней маловато.

– Он очень умный мальчик!

– Позовите его.

– Зачем?!

– Антонина Антоновна, с точки зрения закона вы преступница. И сын ваш тоже. Так что я не советую вам качать права. Позовите мальчика.

Она окинула его взглядом, настороженным и изучающим, и Алексею показалось, что женщина прикидывает, удастся ли ей воткнуть ему иглу в вену и выкачать столько крови, чтобы он умер на ее кухне… И больше не мешал им с сыном жить!

Конечно, с детективом им не справиться, даже вдвоем, но… Надо быть начеку, мало ли.

– Никита! – крикнула она. – Иди сюда!

Через минуту на кухню вошел невероятно худой, очень бледный подросток. Лицо его было покрыто коричневыми пигментными пятнами, которые Кис принял чуть раньше за клочки шерсти, увидев его мельком в плохо освещенном проеме двери.

– Садись, Никита, – указал детектив на свободный табурет. – Скажи, сколько тебе лет?

Мальчик с любопытством разглядывал детектива, как диковинную бабочку, нечаянно залетевшую в окно.

– Семнадцать.

«А на вид ему больше четырнадцати не дашь», – подумал Алексей.

– У тебя компьютер есть?

– Есть.

– А Интернет?

– Да.

– И как ты его используешь? Куда ходишь, что смотришь, в чем участвуешь?

– Играю.

Никита не дичился, отвечал спокойно, без всякой робости, которую можно было бы предположить у вынужденно нелюдимого подростка. Кис вдруг вспомнил прочитанное: где-то в Полинезии, на острове, куда не ступала нога человека, обнаружили новое животное, и исследователи без всяких проблем взяли его на руки – зверек был непуганый, отчего и не боялся. Так и Никита, видимо: он мало сталкивался с людьми, а тем более у себя дома.

– Да? – заинтересовался детектив, который еще со времен Вани, предыдущего своего ассистента, помнил несколько популярных «игрушек», в силу чего полагал, что способен поддержать разговор. – И в какие игры?

Однако Никита выдал в ответ названия, о которых детектив никогда не слышал. Упс, придется сменить тему.

– Ты школу закончил?

– Экстерном, да, еще год назад. У меня по всем предметами четверки и пятерки, но только что мне с ними делать? Я же не могу пойти в институт… Я не выношу солнечного света. А солнце, оно бывает даже зимой.