Татьяна Гармаш-Роффе - Черное кружево, алый закат

– Мы тесно общались в школе и в институте, но потом жизнь нас стала разбрасывать… Видеться стали редко, и хоть Костик делился со мной всякими личными историями, но я ж не знаю, всеми ли!

– Среди тех, которыми делился…

– Среди тех, которыми делился, была такая… суровая, я бы сказал, история… Одна сокурсница наша на него сильно запала. Чего ей там Костик в уши напел, я не знаю, но она решила, что они должны непременно пожениться. Она доставала его весь год – на третьем курсе дело было, – а потом, когда поняла, что Костик не собирается… э-э-э… связывать с ней свою жизнь, попыталась отравиться!

– Чем дело кончилось?

– Она долго пробыла в больнице, а затем перевелась в другой институт.

– У нее не было ребенка от Константина?

– Нет… Вроде нет! По крайней мере, она ничего такого не говорила…

– Кому «не говорила»?

– Ну, Костику, понятно, кому же еще!

– То есть вы это знаете от него. А если он не сказал вам правды?

– Хм… – Андрей снова почесал голову. – Он бы мне сказал!

«Не факт», – подумал Реми.

– Имя ее помните?

– Конечно. Такое не забудешь: Елена Маркс!

Реми записал.

– Третья тема: родители Константина. Он, как я знаю, вырос без отца…

– Ему как раз исполнилось три года, когда отец бросил семью. Мать Костика была старше мужа на двенадцать лет, и он, прожив с ней годиков пять, свалил к какой-то молодухе. И с тех пор ни слуху ни духу. Может, замечу к слову, Костик потому так выбирал женщин: тех, которые дорожат семьей… И, женившись, был верным мужем. Он не хотел, чтобы его детям досталась такая же участь, как ему самому. По крайней мере, такое у меня сложилось впечатление.

– А что там у него с фамилией вышло? Мой русский коллега сказал, что мать дала ему свою. Она так возненавидела своего мужа, отца Константина?

– Возненавидела или нет, но у его отца фамилия была очень неблагозвучная… «Урепкин» тоже не бог весть как изящно звучит, но по фамилии батюшки он был бы Пукаловым, представляете?

Реми не представлял, что и отобразилось на его лице.

– Ксюша, вы ему объясните, а? – обратился к ней Ковалев.

Ксюша выполнила его просьбу.

– Ах, вот оно что… То есть это не из мести, а просто из-за смысла фамилии? – обрадовался ее комментарию Реми. – Наверное, этим объясняется также факт, что Константин никому не говорил о своей настоящей фамилии? Не потому, что там был какой-то особый секрет, а из-за ее неблагозвучности?

– Надо думать, – подытожил Андрэ Ковалев.

– Но неужели Константин так ни разу и не видел своего отца с тех пор? Ничего не знал о нем?

– Когда мы учились в школе, то примерно до четвертого класса, раз в год, первого сентября – это у нас в России начало школьных занятий, если вы не в курсе, [12]– к нему приходил мужчина и дарил ему арбуз. Вручал и уходил. Костик подозревал, что это его отец… Но мужчина ничего такого не говорил – отдавал арбуз и поздравлял с началом учебного года. С другой стороны, кто бы это мог еще быть?

– Никаких намеков… я имею в виду, что… Не мог это быть педофил? Константин, как вы сказали, был довольно красивым…

Ковалев горестно покачал головой.

– Какое нынче время поганое! Какие дурные у людей мысли стали! А в те годы никаких педофилов не было! Мы и слов-то таких не знали!

– Боюсь, что проблема именно в том, что вы не знали …

– Но никто о таких вещах не рассказывал! Дети же откровенничают друг с другом, – но никто, никогда…

– О таких вещах никто не мог рассказывать еще каких-то десять лет назад! А уж двадцать и больше, так просто немыслимо! – возразил Реми. – В них совершенно невозможно было признаться, это было слишком стыдно!

Ковалев посмотрел на него.

– Может, вы и правы… Теперь трудно судить. Но, возвращаясь к тому мужику с арбузом, он ничего не просил у Костика. Не звал, не просил, не намекал. Просто отдавал арбуз и смывался. Как трус. Таким трусом может быть только папашка, по моему разумению.

– А с тех пор он никак не проявлялся?

– Вряд ли. Костик бы мне сказал. Для него это все-таки было очень важно… Он бы мне сказал, да!

– О’кей. Четвертая тема: не писал ли Константин завещания? Его жена уехала куда-то за границу, и спросить ее об этом пока не представляется возможным…

– Зачем Косте? Он же молодой мужик!

– Разве обязательно дожить до старости, чтобы позаботиться о близких? Катастрофы, вирусы, внезапные инфаркты и прочие неприятности могут нас отправить на тот свет совершенно неожиданно.

– Трудно спорить… Но не думаю, что Костя оставил завещание. И потом, все наследуют жена и дети, даже без завещания!

– Вы забыли родителей. Они тоже наследники.

– А, верно. Если отец его жив, конечно… А мать – вы же понимаете, что она никак не могла ни убить сына, ни организовать его убийство, – у нее с головой плохо!

– Как я понял, она в каком-то санатории находится…

– Это специализированный дом престарелых, для больных такими болезнями, от которых голова не работает. Костя дорого платил за содержание матери.

– Бывает, что состоянием подобных больных пользуются те, кто за ними ухаживает. Какая-нибудь сиделка, предположим, втерлась к ней в доверие и уговорила ее написать завещание на свое имя. А затем убила Константина, чтобы мать получила его долю наследства…

– Нет, мать его признана недееспособной, такому завещанию никакой цены не будет! Костик все документы за нее подписывал, он официальный опекун.

– Наша предполагаемая сиделка могла этого не знать?

– Сомневаюсь, Реми. Там весь этот дом такой – все недееспособные.

– Спасибо. С вашей помощью эта версия отпадает, моему коллеге будет теперь легче.

– Да, и имейте еще в виду: Костя небогат. Он то, что называется «хорошо обеспечен». Его материальная ценность для семьи была куда выше, пока он работал и получал свою хорошую зарплату. Так что выиграть от его смерти никакие наследники не могли…

Других вопросов к Андрэ Ковалеву у Реми пока не имелось. Он добросовестно выполнил просьбу коллеги и нес ему улов в виде двух фамилий: Елены Маркс, бывшей пассии Костика, и Павла Пукалова, его отца. Алеша будет доволен – улов немаленький, хватит на первое время. А там, если ему снова понадобится помощь Реми, то он всегда к его услугам!

Как и Кис к услугам Реми, разумеется.

Степан проскочил в подъезд с каким-то жильцом, запоздало сообразив, что необходимости в этом не было, так как кодовый замок – он заметил краем глаза – сломан; взлетел по лестнице на ее этаж. Нажал на кнопку звонка изо всех сил. «Кто там?» – послышался голос Киры.

– Сосед снизу, – заявил он. – Вы меня заливаете!

– Степа!.. – ахнула она, открывая дверь. – Ты чего… ты что приехал?

– Ты ж болеешь! Да или нет?

– Болею… – согласилась Кира, отступая в коридор, давая ему возможность пройти.