Евгений Сухов - Из шпаны – в паханы

Резо никогда не боялся смерти. Но сегодня для него стояло на кону слишком многое. Его сын! Он не мог позволить себе умереть в тот момент, когда обрел наконец дорогого его сердцу человека.

– Бросай! Чего ты ждешь?

На шее плененного красноармейца под клинком стилета выступила капелька крови. Это подействовало отрезвляюще на его товарища. Он медленно опустил винтовку, а затем одним движением бросил ее к ногам Резо.

– Назад! – скомандовал жиган.

Красноармеец покорно отступил.

– Теперь ты, – обратился Резо к своему пленнику. – Бросай винтовку на снег. Только без резких движений. Останешься без башки! Усек?

Парень хотел было кивнуть в знак согласия, но все еще упирающийся ему в кадык стилет не позволил совершить такого действия. Красноармеец скинул с плеча ремешок. Винтовка на снег так и не приземлилась. Резо умудрился подхватить ее налету свободной рукой и в то же мгновение, отпустив плененного, толкнул его вперед. Красноармеец прямехонько угодил в объятия товарища. Грузин быстро подобрал вторую винтовку.

– С места не двигаться, – предупредил он. – Я буду держать вас обоих на мушке.

Стилет уже был не нужен жигану. Он бросил его, а затем разместился за рулем автомобиля. Одну из винтовок аккуратно положил на соседнее сиденье. Натужно взревел двигатель. Резо вдавил педаль акселератора в пол, и «стальной конь» резво сорвался с места.

Метров через сто беглый арестант оглянулся. Красноармейцы в нерешительности топтались там же, где он их оставил. Счастливая победоносная улыбка озарила лицо жигана. Он облегченно перевел дух. Может, Камаев солгал, и этим двум конвойным было приказано не препятствовать побегу заключенного? Но в любом случае теперь это не имело никакого значения.

Автомобиль резво несся по извилистым улочкам столицы. Резо держал путь на Хитровку. Если малява, переданная через Куцана, дошла до адресата, беглеца должны были встречать на углу Винной и Загуйской. Так оно и произошло. Резо еще издали заметил две запряженные вороными пролетки. Автомобиль со свистом затормозил у обочины.

– Резо! Черт возьми! – Рекрут спрыгнул с подножки одной из пролеток и быстро прошел навстречу своему кровному брату. – Все срослось, значит? Я дьявольски рад тебя видеть.

– Я тоже, братишка.

Они обнялись. Митяй, сидя в экипаже, наблюдал за их теплой встречей со стороны. Чиграш стоял поодаль, перекинув через руку пальто.

– Погони за тобой нет? – деловито осведомился Рекрут, продолжая радостно улыбаться.

– Нет, все чисто. Прошло без сучка и задоринки.

Резо уронил взгляд себе под ноги и тут же, стараясь сгладить возникшую неловкость, зябко поежился. Его дырявая телогрейка держалась на одном честном слове. Чиграш протянул беглому арестанту пальто. Грузин надел его, а затем принял из рук жигана и шапку. Рекрут похлопал его по плечу.

– Все путем, брат. Встряхнись. Я понимаю, ты устал. Но у меня для тебя сюрприз.

Резо насторожено поднял голову. Они не виделись с Рекрутом чуть меньше месяца, но как много изменилось с тех пор. И не только в жизни Резо. Рекрут также выглядел иначе. Он держался, как человек, которому принадлежит теперь весь мир. И его окружали совершенно незнакомые Резо люди. Все было не так... А что если Рекрут догадывается о готовящемся предательстве? Что если до него дошли какие-то смутные слухи.

– Что за сюрприз?

– Если я скажу тебе, то это уже не будет сюрпризом, – по-прежнему не снимая руки с плеча Резо, Рекрут повел его к пролетке. – Чиграш отвезет тебя сейчас на одну из наших малин. Скажу тебе честно, твоя малява застала нас немного врасплох. Мы сейчас должны ехать на встречу с каталами Викентия. Я тебе потом все объясню. Введу в курс, так сказать. А хочешь, поехали с нами?

Резо покачал головой.

– Не, мне бы сейчас помыться и отоспаться как следует.

– Ну, как знаешь, – Рекрут рассмеялся. – Тогда давай так, брат. Езжай и отдыхай себе по полной. А вечером жду тебя в «Сангрии». Это такой трактирчик в двух кварталах от Хитрова рынка. В Лагутинском переулке. Соберемся, посидим, выпьем. Отметим, так сказать, твое удачное освобождение. Я тебе таких марух приготовил! Пальчики оближешь. Так что скажешь?

– Я согласен.

– Ну, еще бы ты был не согласен.

Резо забрался в пролетку, на козлах которой разместился Чиграш. Рекрут сел в соседнюю рядом с Митяем. Бывший уркаган все так же пристально наблюдал за грузином. Взгляд его был тяжелым и мрачным.

– С ним что-то не так, – высказался Митяй, когда обе пролетки, стуча колесами по булыжнику, разъехались в разные стороны. – Надо бы для начала прощупать его, Рекрут.

– Закрой поддувало, Митяй, – последовал ответ казанца. – Резо – мне брат! И щупать тут нечего. Уяснил?

Митяй промолчал.

– Добро, – подвел черту Рекрут. – Едем на Никитинскую. Викентий уже, наверное, заждался.

Сидящий на козлах жиган в клетчатой восьмиклинке лихо взмахнул кнутом.

Москва. Большая Марьинская улица

– Скажи, а как так получилось, дядь Миш, что ты мне никогда не рассказывал об отце?

Гроссовский со смущенной улыбкой посмотрел на Андрея. Рука его, потянувшаяся было к стоящей с самого края шахматной фигуре, зависла в воздухе. Затем безвольно опустилась на стол. Очередного хода в партии Михаил Петрович так и не сделал.

– Почему не рассказывал? Рассказывал, – беззастенчиво солгал он, не придумав ничего удачнее. – Ты просто не помнишь, Андрюша. Тебе ведь тогда сколько было? Лет пять, а то и меньше. Я говорил тебе о том, что в те смутные для России времена много людей потеряли друг друга из виду. А потом находили. Вот и ты отца нашел. Глядишь, в скором времени и мама отыщется. Тут главное – надежда, Андрей.

Врать было неприятно, но Гроссовский посчитал, что говорил именно то, что и хотел услышать от него мальчик. Пусть он узнает правду чуть позже. Лет через пять-шесть. А пока все это ему не к чему. Ему и так уже хватило пережитых треволнений...

Новое поручение Камаева оказалось для Михаила Петровича не обременительным. Скорее, напротив. Чекист хотел, чтобы Андрей побыл под присмотром Гроссовского до тех пор, пока Резо не окажется на свободе. Во все подробности предстоящей операции, сутью которой, как догадался бывший коллежский асессор, была поимка крайне опасного бандита по прозвищу Рекрут, Гроссовского посвящать не стали. А он, в свою очередь, радостно согласился на то, чтобы повидаться с Андреем.

Мальчик изменился. Он вырос, волосы его стали еще темнее, черты лица заострились. Но он отлично помнил Гроссовского, и это было для Михаила Петровича самым важным. О том дне, когда на глазах Андрея дядю Мишу арестовали, оба предпочли не вспоминать. Гораздо приятнее для них были другие воспоминания...