Татьяна Гармаш-Роффе - Тайна моего отражения

Но вот что непостижимо: Игорь явно думал, что меня убили, причем по его вине, пусть и частичной, – и спал с другой женщиной! Он утешился с другой женщиной!

Вот что было низко… Противно. Подумать только, каких-то три месяца назад я считала, что у меня не жизнь, а «мечта», что я могу позавидовать сама себе!

Так что мне есть отчего впасть в депрессию.

К тому же…

Как это у меня сложилось в голове? «Он мне не по зубам» – вот как. Джонатан постоянно ускользал от меня, ускользал во всех смыслах. Он ускользал от отношений со мной, поставив им жесткий предел по своему разумению и воле; он ускользал от моего понимания; он ускользал даже от определения, которое можно было бы ему дать. И я до сих пор не знала, с каким человеком имею дело и почему этот загадочный человек имеет дело со мной… Очевидно, что его влечет ко мне, но что влечет? Любознательность, с которой он изучал с равным энтузиазмом восточные учения и шпионское дело, экономику и политику? Рыцарство, склонность к благотворительности?

Или – любовь?..

Мы отвезли «этих» в больницу. В дороге Игорь пришел в себя, но был каким-то вялым, глаза его беспрестанно закрывались и, казалось, он меня не узнавал или не реагировал. Катя тоже сидела понурая, хотя зубами стучать перестала. О чем она думала? Какой период ее жизни завершился в этом подземном ходе и какой теперь начнется?

Я не знала, но гадать не хотела. Какое, собственно, мое дело? Это ее проблемы. И, может быть, Игоря. Но не мои.

Вверив их попечению врачей, мы вернулись в гостиницу, отказавшись от предложения Светланы «дернуть водочки» и ночевать у нее. Нужно было сменить вещи, принять горячую ванну… И выспаться.

Я повесила сушиться пальто – оно было совершенно мокрым в нижней части: ведь Катя не захотела снимать свои пятнистые штаны, под которыми не было трусов…

Ванна шумно наполнялась горячей водой.

Я не шевелилась, вяло думая, что сейчас перельется через край. Теперь уже не усталость и не апатия пригвоздили меня к стулу. То, что подобралось ко мне незаметно и накинулось из-за спины, как наемный убийца, называлось отчаянием.

«Зачем я все это сделала? – думала я. – Зачем пустилась в поиски и розыски, в поездки и расследования? Чтобы потерять все то, что у меня было? Чтобы ничего не найти взамен? Потеряв Игоря, я не обрела Джонатана. Найдя Шерил, я ее едва не потеряла. И отца я нашла себе не в радость – только отвращение и тоска: стоило ли находить? И мою мать – Светлану – зачем разыскала? Чтобы осложнить себе жизнь, раздираясь между двумя матерями? Чтобы моя мама страдала, узнав, что я не ее дочь? И, что хуже всего, узнав, что уже появилась в моей жизни другая, новая и к тому же родная мать?..

Стоило ли доискиваться до правды, если правда эта мне в результате не нужна ни с какой стороны? Жила бы себе тихо, как раньше, и радовалась бы…»

Я плакала. Я знала, что лукавлю с собой. Я знала, что не могла поступить иначе. Я знала, что не могла бы жить тихо, как раньше. До бомбы в машине – могла, а после нее – уже нет. Но я все равно плакала от обиды и жалости к себе, и мне было неимоверно одиноко, неуютно и плохо.

Ванна булькала утробно, должно быть, вода уже достигла верхнего сливного отверстия. Я долго сражалась с собой, победила наконец в неравном бою, встала со стула и пошла закрутить кран.

Едва я скинула халат и ступила одной ногой в горячую воду, как раздался тихий стук в дверь. Вытащила ногу в пене, снова надела халат, пошла открывать.

Джонатан на пороге.

Улыбается:

– Нам необходимо выпить алкоголь. Чтобы не заболеть. Это ведь русский обычай?

В руках у него бутылка «Хеннесси» и два бокала, карман его джинсов распирает, похоже, яблоко. Откуда он все это приволок – не знаю. Возможно, в гостинице есть ночной бар. Он должен был заплатить уйму денег за этот коньяк.

Джонатан меж тем уже расположился у меня в комнате.

– Я хотела бы принять ванну сначала…

– Ты еще не приняла? – удивился он.

– Когда? Мы пятнадцать минут, как приехали!

– Ну, положим, не пятнадцать, а, – он посмотрел на часы, – двадцать четыре…

– А ты?..

– Угу. Душ.

Он плеснул по четверти бокала, разрезал яблоко на дольки, разложил их на салфетке:

– Коньяк и фрукты, роскошный стол, – усмехнулся он. – А ванну потом примешь. Я тебе спинку потру.

Снова в нем было что-то новое для меня, что-то странное. Чересчур уверенное, даже нахальное, я бы сказала… Какая-то его другая, неведомая мне сторона? Или все его прежнее сверхлюбезное поведение было лишь маской, чем-то внешним, поверхностным, а теперь я вижу его настоящее лицо?

Не то чтобы оно мне не нравилось… Но как-то это было слишком сложно. Слишком неожиданно. Только привыкнешь к одному, как нате вам, другое! И не знаешь, как реагировать. Ведь менялась не просто его манера себя вести – менялась я, мой собственный имидж в моих глазах! Только что я была принцессой, которой он, верный рыцарь, служил беззаветно, ничего не требуя и даже, кажется, не желая взамен. Но там, на снегу у черного туннеля, он меня поцеловал так, будто ему это причиталось, – там, на снегу, был завоеватель, который брал поцелуй, принадлежащий ему по праву, не спрашивая, что думает об этом его полонянка…

Теперь же у меня в комнате развалился нахальный котяра. Черная шелковая рубашка, которая ему необыкновенно шла, была небрежно расстегнута на три пуговицы. Темные мокрые волосы блестели. Удобно устроившись в кресле, положив ногу на колено, он протягивал мне бокал с коньяком, всем своим видом показывая, что не собирается отсюда уходить.

Да, я была права тогда, у туннеля, – этот парень мне не по зубам. Вечная загадка, вечная игра, вечная смена образов… Но я не «Клуб знатоков», чтобы ломать себе голову! Я стала от него уставать. Мне хочется покоя. Ровной спокойной жизни. Как это было с Игорем…

Ах, Оля, Оля, вздохнула я с осуждением. Не утомилась ли ты себе врать? И дело даже не в том, что ты узнала и поняла про Игоря теперь . Но и куда раньше, до всех этих кошмарных событий и разоблачений-разочарований – не ты ли сокрушалась, что жизнь с Игорем тебе начала надоедать, стала себя исчерпывать? Не ты ли задавалась вопросами, чего тебе еще надо от жизни? Не угодишь тебе, моя дорогая…

Да, но не этого же сумасшедшего! Я понимаю, он человек интересный, сложный, думающий, ищущий, – это очень достойно, я это глубоко уважаю, но нельзя ли без меня? Нельзя ли мне принять ванну, поспать, прийти в себя, очухаться от стольких потрясений? Я имею право отдохнуть, в конце концов? И пожить без загадок?!

Я покрутила бокал с коньяком в руках.

– Давай, – сказал Джонатан. – Чин-чин! Мы победили!

Я сделала пару глотков.

– Я устала, Джонатан. Я хочу принять ванну и лечь спать. Извини.