Татьяна Гармаш-Роффе - Тайна моего отражения

– Ты думала, это так просто – умирать? Нет, это больно. Это чудовищно. Это отвратительно.

«Когда-нибудь все равно придется, – хотела я ответить ей. – Это не от нас зависит», – но я была безмолвна, парализована, будто я уже и впрямь умерла.

Мне вдруг сделалось страшно, страшно до паники, до ужаса, до холодного пота и шерсти дыбом.

– Зависит, – донесся до меня ответ Шерил на мои невысказанные слова. – Нельзя терять волю к жизни…

Я рывком села на кровати. Голова кружилась, в ушах еще звучал голос Шерил, и глаза мои никак не хотели уловить реальные очертания предметов: серый мрак клубился вокруг меня, и в этом мраке мне все еще чудились безмолвные фигуры приснившихся мне людей.

Я принялась тереть глаза и хлопать себя по щекам, и спустя несколько мгновений мой номер прорисовался передо мной в своих нехитрых очертаниях: стол, стул, кресло, тумбочка с телевизором, кровать, на которой сижу я. И, самое главное, комната была пуста! Все это не более, чем кошмарный сон.

Какое счастье!

Я спустила ноги на пол. Было действительно три часа. В номере стояла невыносимая жара. Я поплелась в ванную, приняла душ. Обмотавшись полотенцем, я уселась на стул и закурила сигарету. Вряд ли я сумею заснуть после подобных сновидений…

Мне снилась Шерил. Она сказала, что нужно иметь волю к жизни…

И вдруг я поняла: Шерил пришла в сознание! Она со мной говорила!

Я надела халат – длинный шелковый халат, чудесного брусничного цвета с золотисто-бежевыми отворотами – и, заперев свою комнату, направилась по коридору к номеру Джонатана.

Спит он? Отчего бы ему не спать в полчетвертого ночи? Неудобно будить… Но, пусть я эгоистка, я знаю, что больше не смогу уснуть. Мне необходимо с ним поговорить, рассказать ему свой сон и про Шерил, услышать слова поддержки и увидеть его глаза… Глаза, в которых столько раз я чувствовала странную, глубокую нежность… Именно нежность, а не любовь и не страсть. Хотя нежность есть следствие любви, не так ли? Но если это и было проявлением любви, то и любовь его была странной, необычной. В ней не было жажды обладания . В ней не было ничего собственнического, ничего потребительского – всего того, что любви свойственно. В самом деле, если мы любим – мы же хотим получить ответные чувства? Мы же хотим обладать предметом нашей любви? Обладать им во всей гамме смыслов этого слова!

Именно этого желания у Джонатана не было. Или я его не чувствовала. Как будто его любовь была самодостаточна, как будто он уже был вполне счастлив, любя меня…

Я припомнила свои философствования на предмет корыстности любви и вдруг поняла одну важную вещь. Да, без сомнения, все мы, любя, эгоистичны и корыстны, все мы в любви потребители, нам непременно нужно получить взамен от предмета наших чувств, и получить многое… Но это – нормально! А если что и ненормально – то любить так, как любит меня Джонатан – ничего не желая и не требуя взамен. И что мне, спрашивается, делать с такой любовью?..

Я была уже перед его дверью.

Впрочем, у меня есть его поддержка. Это уже немало. Это именно то, в чем я нуждаюсь больше всего теперь.

Я тихо постучала.

Джонатан открыл сразу, будто и не спал. Может, действительно не спал, во всяком случае, на его лице не было следов заспанности. На нем тоже был шелковый халат серо-стального цвета.

Он даже не удивился.

– Заходи, – пропустил он меня. В его номере горела настольная лампа, и я подивилась, как такое нехитрое приспособление, дающее неяркий круг света на столе, способно создать ощущение уюта и разогнать все страхи. – Не спится?

– Кошмары снятся.

– Ложись у меня, если хочешь.

Я кивнула. Помедлила: у меня под халатом ничего не было. Глянула на него: у него, кажется, тоже. Лечь в халате – мне это показалось каким-то лицемерием. Пойти в свой номер за ночной рубашкой – тоже как-то неудобно, вроде как сама пришла, а теперь… Снять, однако, халат и остаться нагишом – это практически предложить себя, а я сейчас была меньше всего настроена на секс. Если я и была способна испытывать какие-то чувства, то только платонические.

Джонатан стоял у письменного стола, на котором лежали русские газеты, купленные утром, и внимательно их разглядывал. Он что, по ночам русский язык изучает?!

Нет, это чтобы не смотреть на меня, не смущать меня.

Решившись, я скинула халат и юркнула в постель. Будь что будет.

Джонатан повернулся ко мне:

– Тебе удобно? Ну, расскажи, что за кошмары тебе приснились.

Джонатан слушал, вглядываясь в полумраке в выражение моего лица.

– Я уверена, что Шерил пришла в сознание. Скорей бы все это закончить и поехать к ней…

– Тогда, чтобы все закончить поскорее, нам нужно быть в форме. А именно: выспаться. Чем мы и попробуем заняться, да?

Я прикрыла глаза в знак согласия. Джонатан погасил свет, и в темноте я увидела, как халат соскользнул с его плеч. Моя догадка была верна – он был в чем мать родила. Я затаила дыхание. Довольно интересная перспектива выспаться, когда двое влюбленных находятся в одной постели и при этом их не разделяет ни одеяло, ни одежда…

Игорь, вспомнила вдруг я. Мне снился Игорь, и он смотрел на меня так, будто я умерла. Где же он, что с ним, жив ли?..

Если бы не часы на руке, исправно показывающие дату, Игорь давно бы потерял счет времени.

Если бы не вишневоглазая Катя, он давно бы сошел с ума.

Прошел почти месяц со времени его заточения. До сих пор он не видел никого, кроме Кати. Против всех его ожиданий, никто не пришел к нему ни с вопросами, ни с упреками, ни с угрозами.

До сих пор он не знал, у кого это в гостях он так сильно подзадержался. И спросить было не у кого. То есть было у кого: на выбор – у Кати или у парня, охранявшего металлическую дверь. Но спрашивать можно было еще пять лет с тем же успехом: о тветным молчанием.

Даже тот факт, что Катя спала у него на руке, прижавшись большой мягкой грудью к его боку, ничего не изменил в правилах игры в молчанку: Катя спала с ним, но не разговаривала.

Странное дело, он испытывал нежность к этой девушке. Это чувство Игоря удивляло, но анализировать его он боялся: там комплекс вины перед Олей мог обнаружиться, там бесполезные страдания и никчемное раскаяние притаились…

Лучше было так, не задаваясь лишними вопросами, жить. Уже то хорошо, что жить… Теперь Игорь был уверен, что жи знь свою он выиграл. Что-то перетянуло на неведомых ему весах в его пользу. Что дальше будет, какой еще торг предстоит, он пока не знал, – ну так и нечего было об этом думать. Пока он ж ив, здоров и даже в неплохих условиях: кормят нормально, к омфорт есть, и даже Катя – есть…

И хоть и подозревал он, что Катя с ведома хозяина находится тут, что получила она разрешение – если не задание – лечь к нему в постель, а вот, поди ж ты, испытывал он к ней странную нежность…