Владимир Колычев - Черный лебедь

– Видал, не жалует тебя Шварц, – сказал мне Прохор. – Плевать ему, что ты срок со мной мотал. И братве, в общем-то, по барабану. Короче, как ты покажешь себя, так они тебя и ценить будут. Понял, о чем я?

– Не очень.

– Я же говорил тебе: проблемы у нас с московскими. На «стрелу» сейчас едем. Шварц сам хочет рамсы развести, но тогда мне «минус» будет. Поэтому я сам еду. И тебе бы не мешало «плюсик» заработать. Поэтому ты едешь со мной.

Я и опомниться не успел, как Прохор сунул мне в руку настоящий боевой пистолет. Воронено-черный, пахнущий заводской смазкой «ТТ».

– Поехали.

Я как завороженный вышел вслед за ним на улицу, где нас ждал джип черного цвета. Прохор открыл заднюю дверцу, подтолкнул меня вперед, сам сел рядом.

В какой-то момент я обнаружил, что наша машина идет не одна, а в колонне. Если точнее – возглавляет ее. Но это совсем не та колонна, в составе которой я ходил по афганским тропам войны. И Прохор не был моим боевым другом. Это были бандитские войны, в которых не было ничего достойного и благородного. И я не был уверен в том, что если меня ранят, то Прохор вынесет меня из боя на своих плечах. Но тем не менее я ехал на разборку, которая могла закончиться для меня самым плачевным образом.

На этом фрагмент длиною в шесть лет заканчивался. К счастью, не трагически. Но и мажорные ноты здесь не звучали. Война, зона. А дальше что, бандиты? Разборки, стрельба, кровь. Что было дальше, история умалчивает. И вряд ли существует продолжение рукописи. Потому что дальше, скорее всего, сплошной криминал.

А о Прохоре Настя слышала. Еще в университете слышала. Крупный бандитский авторитет, опутавший криминальной паутиной крупнейший в стране металлургический комбинат. Заказные убийства, кровавая приватизация. И, судя по всему, Всеволод Владимирович, то бишь Рваный, приложил к этому руку. Прохора убили то ли в девяносто пятом, то ли в девяносто шестом, а Сокольский до сих пор жив. Акционер свинцово-цинкового комбината, член совета директоров, граф, владелец шикарного поместья, по совместительству крупный аграрий. Репутация у него, может быть, и не безупречна. Но претензий к нему со стороны закона, судя по всему, нет. И криминал по старой памяти, видимо, не беспокоит. Живет в свое удовольствие Рваный. Нет, не будет продолжения книги. Не станет Сокольский сознаваться в своих злодеяниях. А то, что на разборку отправился, так не закончилась она для него плачевным образом. Может, кого-то и застрелил там, но сам-то уцелел. Видать, признала его братва после этого. Потому и допустили его к закромам бандитской бригады. Смог он пустить вектор приватизации в нужном направлении. И себя, понятное дело, не обидел. Разбогател, пластическую операцию сделал. Все у него хорошо, все прекрасно. Только жена мешала. Но чем она могла ему помешать? Ведь она любила его. По-настоящему любила. Да, были моменты, когда она маялась, металась по жизни. Но в конце концов любовь взяла верх над суетностью бытия. Другая на ее месте отдалилась бы от изуродованного мужа, а Майя, напротив, стала к нему ближе. И в трудную минуту не бросила, не разошлась с ним.

Но ведь и Женя тоже не бросила Всеволода. Узнала у отца, что он вернулся с войны, приехала к нему домой. Правда, после зоны его к себе не приняла. Писала письма, а не приняла. Это уже странно. Хотя и объяснимо. Жила с одним, а любила другого. И письма Всеволоду писала, чтобы согреть его своей любовью в холодной зоне. Тринадцать лет прошло с тех пор, целых тринадцать лет. Возможно, Всеволод все же нашел свою Женю, быть может, изменял с ней своей жене. О том, что было, продолжившаяся после точки в рукописи история умалчивает. Но ведь эта история была. И финал был, в котором бесследно пропала Майя Дмитриевна. А после ее исчезновения в усадьбе появилась Евгения Эдуардовна. Странно все это, очень странно.

История жизни Севы Сокольского наводила на определенные размышления. И не все умозаключения складывались в его пользу. Но тогда зачем он позволил Насте ознакомиться с рукописью? Если он хотел избавить себя от подозрения с ее стороны, то вряд ли это ему удалось.

Стук в дверь вывел Настю из состояния умственной прострации.

– Да.

В комнату вошел Юрий. Озадаченный, напряженный.

– Закончила? – спросил он, взглядом показывая на стопку бумаг.

– С текстом да, закончила. С дознанием – нет.

– Есть пища для размышлений?

– Есть, – кивнула она. – Даже стишок вспомнила.

– Стишок?

– Ага. Как хорошо уметь читать, не надо к Насте приставать. Возьми да прочитай. Или ты давно все прочел?

– Стишок твой ближе к истине, – усмехнулся он. – Читать я научился. Приставать к тебе не буду, возьму да сам прочитаю. Как же так, я столько лет с отцом жил и не знал, что он мемуары строчит. А ты совсем недавно появилась и уже в курсе.

– Это все Карина. Оказывается, она умнее тебя, – съязвила Настя.

– И намного? – улыбнулся Юрий.

– Намного. Спящих девушек она по ночам не раздевает.

– Тю-ю! Я думал, ты уже забыла.

– Такое не забывается.

– Я же говорю – это все Сюзанна. Хочешь, отомсти мне. Я сейчас напьюсь, засну, а ты меня разденешь.

– Сюзанна тебя пусть раздевает.

– Она всегда успеет.

– Ну и катись к ней!

Насте стало обидно. Вроде бы и не имела она никаких видов на Юрия. Но ее женская сущность сама по себе протестовала против другой женщины в его жизни. Была бы возможность, она бы отомстила Сюзанне. Нанять бы кого-нибудь, кто бы голышом пустил ее гулять по Красной площади.

Но еще больше хотелось отомстить той стерве, которая увела у нее Вадима. Вот кого надо наказывать.

– Все, качусь, – беззлобно усмехнулся Юрий и потянулся за папкой.

И тут до Насти дошло, что Юрий не должен читать отцовские мемуары. Ведь Майя Дмитриевна даже не знала, от кого родила сына – то ли от Всеволода, то ли от Игорька. И про Игорька ему совсем не обязательно знать.

Да, видимо, сильно встряхнул Всеволода Владимировича домик в деревне Луковке. Так широко сцену великодушия разыграл, что даже забыл о деликатной информации, которая содержится в его мемуарах. Ведь не зря же он скрывал их от своего сына. А действительно, Юрий не очень-то похож на своего отца. Разные у них черты лица. Но есть в них и общее – породистая стать, аристократическая манера держаться.

Она выхватила папку прямо у него из-под носа:

– Обойдешься!

– Не понял, – оторопело уставился на нее Юрий.

– У тебя допуск по какой форме? – важно спросила она.

– Какой допуск?

– Хотя бы по форме два. Нет допуска к секретным документам – свободен!

Она сунула папку под мышку и прямым ходом направилась в кабинет к господину Сокольскому. Не будет графа на месте, передаст папку Елене Васильевне. А они там уже пусть сами решают – отдавать ее Юрию или нет.