Буало-Нарсежак - Буало-Нарсежак. Том 4. Лица во тьме. Очертя сердце. Недоразумение.

— Я не обратил внимания.

— Продолжим! Столовая рядом.

Лепра покорно двинулся за ней, но у него не было сил продолжать обыск. Он был уже за пределами страха, усталости, отвращения. Он страстно мечтал об одном — чтобы эта ночь наконец кончилась. Ева зажгла люстру. Она быстро открывала ящики. Взглянет, закроет, возьмется за следующий.

— Кухня, — скомандовала она.

Лепра сел, обхватив голову руками. Это превращалось в кошмар. Если бы хоть можно было закурить. Ему хотелось пить, он был как пустая скорлупка. От роз шел пресный, сладковатый запах. Где-то поодаль с дробным поскребыванием грызуна упорствовала Ева. Но она ничего не находила. Все зря. И Мелио погиб зазря. Лепра снова отвернул рукав. Но было слишком темно — стрелки не удавалось разглядеть. Лепра поднес часы к уху. Они тикали. А вообще, нелепый жест. Да и все остальное нелепо.

Лепра вздрогнул, почувствовав руку на своем плече.

— Уходим.

— Само собой, ничего?

— Ничего.

Не надо вникать. Только не вникать. Лепра тяжело встал. Ева, вернувшись в кабинет, проверяла, не оставили ли они каких-нибудь следов беспорядка.

— Зажги, пожалуйста, в прихожей.

Лепра прошел через темную гостиную. Справа стоял открытый рояль. Клавиши тянулись длинной мертвенно-бледной полосой. Лепра долго нашаривал штепсель. Когда он включил свет, Ева уже стояла с ним рядом.

— А в гостиной, в спальне ты искала? — спросил он.

— Да, только что.

Она обулась, стоя сначала на одной ноге, потом на другой. Лепра пришлось опуститься на колени. Ботинки жали ему, как после долгой ходьбы.

— Ты готов? — спросила Ева. Она приподняла его подбородок. Ободрись, — сказала она.

Она говорила таким материнским, таким озабоченным тоном, что губы Лепра затряслись от бурного всплеска чувств. Он отвернулся, открыл входную дверь. Дом спал в плотном, холодном безмолвии. Ева вышла первой. Лепра погасил свет, прикрыл дверь, слегка надавив на нее. Вдруг Ева схватила его за руку, от этого движения замок защелкнулся. Дверь заперлась.

— Ключи! — пролепетала Ева.

— В чем дело?

— Ключи — они у тебя?

У Лепра вспотели виски.

— Но разве не ты…

Он задохнулся. Боже, ключи остались внутри. Он потряс дверь. Бесполезно. Рядом с ним Ева переминалась с ноги на ногу. Он шумно дышал… Придет полиция… Она удивится, почему ключи… Темнота разделяла их плотнее, чем стена. Он раскрыл ладонь, почувствовал пальцами ткань Евиного плаща.

— Прости, — шепнул он. — Прости…

— Поищи в карманах.

К чему? Снимая ботинки, он положил связку ключей на полку вешалки, это он прекрасно помнил. И забыл их взять. Лепра в последний раз потряс дверь.

— Ну что?

— Они внутри, в квартире.

Ева не шелохнулась, она точно перестала существовать.

— Ева!

Ева по-прежнему молчала. Когда она взяла его за руку, он чуть не вскрикнул.

— Пошли!

Оцепеневшие, на негнущихся ногах, они спускались по темной лестнице, так, словно ступали по льду. Лепра машинально считал ступени. Площадка второго этажа показалась им огромной. Ева крепко держала руку Лепра в своей и, когда пол скрипел, сильно ее стискивала. Наконец под их ногами оказался цемент. Свет в комнате консьержки погас.

— Дверь заперта, — шепнула Ева. — Достань зажигалку.

Пламя осветило часть стены, кнопку, открывающую дверь. Раздался короткий лязг. Они оказались на улице.

— Не спеши, не спеши! — приговаривала Ева.

Но сама почти бежала. Выйдя на проспект Оперы, они наконец замедлили шаги.

— Который час?

— Без десяти двенадцать, — сказал Лепра. — Хочешь, пойдем ко мне.

Лепра жил на улице Омаль. Они шли молча. Против воли они торопились. Лепра снова видел перед собой ключи, лежащие на полке. Образ потерянных ключей был так четок, что казалось, до них можно дотянуться, он почти чувствовал их тяжесть в своей руке… Мелкие подробности, на которые он не обратил внимания, одна за другой приходили ему на память… Ключей было пять… Они располагались по величине и прятались в кожаный футляр, который застегивался на две кнопки… Может, не дотронься Ева до его руки… в ту минуту было еще не поздно… а потом замок щелкнул, как курок… «Мы мертвы, — подумал он. — Мы идем, но мы мертвые…»

Он назвал свое имя у дверей погруженной в дремоту привратницкой, зажег свет в подъезде. Те же самые жесты. И опять лестница. Прежняя сцена повторялась, как во сне… Может, проснувшись, он найдет ключи… Дверь… Прихожая… Опять рояль… Лепра закрыл глаза, вновь их открыл, чтобы увериться, что он дома, у себя, в безопасности… Ева сняла плащ, вынула из сумочки гребень и начала приводить в порядок прическу.

— Мы как два пугала, — сказала она.

— Что ты будешь пить?

— Мне все равно… Стакан коньяку, и хорошенько разбавь водой.

Ева села на кровать, сбросила туфли. Когда Лепра вернулся с подносом, она все еще о чем-то думала, мягко потирая одну стопу о другую. Лепра наполнил стаканы, подал ей один из них, а сам повалился в кресло. Он так устал, что даже полулежа чувствовал, как мучительно ноет тело.

— Я в отчаянии, — сказал он. — Это непростительная ошибка.

— Ты о чем?

— О ключах.

Ева посмотрела на него невидящим взором человека, которого отвлекли от его мыслей.

— A-а, да, ключи.

— Ты, как видно, не понимаешь, — сказал Лепра. — Но ключи нас выдают.

Ева вытянулась на краю кровати, поджав под себя ноги.

— Ключи, — сказала она, — знал бы ты, как мне на них наплевать.

— Но… полиция…

— Что — полиция? Она найдет ключи, пусть, ну и что?.. Между смертью Мелио и нами никакой связи… Пока полиция не получит пластинку или письмо, она никакой связи не установит…

— Что же тебя гнетет?

Ева не ответила. Она смотрела на Лепра, как смотрела часто, с какой-то нежностью отчаяния. Бывали минуты, когда казалось, что сама она уже не в счет, что жизнь ее больше не волнует, а волнует только этот высокий и хрупкий юноша, которого она в эти минуты исступленно любила, как кого-то, с кем прощаешься навсегда.

— Ничего полиция не получит, — сказал Лепра. — Мы же ничего не нашли.

Чем больше он пил, тем сильнее мучила его жажда. Он налил в стакан одной воды и сел рядом с Евой, которая не отрывала от него взгляда. Распрямив пальцы, он, словно гипнотизер, медленно провел рукой по лбу любовницы.

— Что тебя гнетет? — повторил он.

— Я хочу знать, почему убили Мелио, — сказала она.

Лепра задумчиво пил воду.

— Я тоже, конечно, хочу… Но меня больше всего беспокоит твой комиссар. Смерть твоего мужа уже наводит его на размышления. А теперь вдобавок погибает издатель твоего мужа. Борель начнет искать связь между двумя событиями.

— И не найдет ее.

Лепра вздохнул.

— Хорошо бы ты оказалась права. Тогда нам больше нечего будет бояться!