Тома Нарсежак - Буало-Нарсежак. Том 2. Из страны мертвых. Инженер слишком любил цифры. Дурной глаз

— Конечно, нет. Я не собирался причинять зла господину Сорбье. Когда я узнал, что его убили, я был очень огорчен.

Все это он выложил с полным спокойствием, поглядывая на комиссара с наглой ухмылкой. Марей кивал, делая вид, будто принимает всерьез его объяснения.

— Как ты поступил на службу к господину Сорбье?

— Случайно. Завод от меня в двух шагах. Сначала я пробовал наняться туда. Свободных мест не оказалось, но мне сказали, что господин Сорбье ищет шофера.

Марей проверил. Так оно и было. Монжо и в самом деле явился на завод. Сорбье он, конечно, показал поддельное удостоверение. Но в этом он, разумеется, тоже не захочет признаться.

Марей продолжал настаивать.

— Где ты был в два часа в тот день, когда убили господина Сорбье?

Монжо улыбнулся:

— На скачках в Ангьене. Я знал, что надо ставить на Аталанту и Фин-Озей.

Фред проверил его алиби. Оно не вызывало сомнений. Монжо видели в конюшнях, он болтал с конюхами. Значит, его бесспорно не было в Курбвуа.

— Ты наблюдал за заводом в бинокль?

— Я? Делать мне, что ли, нечего? Бинокль мне был нужен на скачках.

Почва ускользала из-под ног Марея. Как-то вечером он вышел из больницы и встретил Бельяра в баре на Елисейских полях.

— Кажется, я все брошу, — вздохнул он.

— Как? — изумился Бельяр. — Ты его не арестуешь?

— Это невозможно. Улик против него нет. Теперь он стал вроде бы жертвой. В больнице на меня смотрят косо.

— И все-таки…

— Да, да… Он в этом деле замешан. Это так же верно, как то, что ты сейчас сидишь передо мной. Но поди докажи, что это так. Он написал письмо Сорбье. Ну и что? Его ранили такой же точно пулей, какой был убит Сорбье. Ну и что? Почему бы ему не утверждать, что убийца Сорбье преследует теперь его близких. Что завтра настанет очередь старой Мариетты или Линды… Он может рассказывать все, что ему в голову взбредет!

— Так что же?

— А то, что завтра он выходит из больницы. В добром здравии и чист как снег.

— А ты?

— Я! — с горечью произнес Марей. — Я чувствую, что вполне созрел для отставки.

Монжо вышел из больницы и вернулся домой. Фред не терял его из виду и звонил Марею по нескольку раз в день. Но там, наверху, Монжо уже никого не интересовал. И сколько бы ни доказывал Марей, что шофер лжет, что по каким-то непонятным причинам он покрывает убийцу, Люилье только пожимал плечами. В его глазах Монжо стал жертвой, которую нужно охранять, а не преследовать. Все ждали, что расследование, которое вел Табар, прольет свет на это дело. Он предпринял гигантскую работу: проверил, чем были заняты подсобные рабочие, служащие, инженеры — словом, все, кто присутствовал на заводе в день убийства. Было точно установлено, кто и куда ходил, прохронометрировали и проанализировали каждый шаг, в результате на столе директора выросла гора бумажного хлама. В то же время с десяток инспекторов обследовали все окрестности завода; они обшарили бистро, гараж, допросили водников, но цилиндр так и не нашли. Волнение не спадало. Газеты опубликовали точное описание цилиндра; тому, кто сообщит необходимые сведения, которые помогут отыскать его, была обещана премия в десять тысяч. Брали интервью не только у Линды, но даже у старой Мариетты. Поговаривали о посмертном награждении Сорбье. Марей пребывал в ярости, сносил оскорбление за оскорблением и все-таки упорствовал в том, чтобы идти до конца. Может, он и не гений, но уж свою добычу не упустит. А добычей этой был Монжо, демонстративно не желавший замечать слежку, которую за ним установили. Вставал он поздно и совершал недолгую прогулку по набережной. Потом завтракал «У Жюля», играл в карты с завсегдатаями. Так наступало время аперитива. Он вместе с другими слушал по радио результаты скачек. Часов в десять не спеша возвращался домой. И никаких писем. Никаких телефонных звонков. Ничего.

— Никогда я так не изнывал от скуки, — жаловался Фред.

— А я что, по-твоему, веселюсь?

Монжо! Марей только о нем и думал. Он чувствовал, что убийца Сорбье ищет возможности войти в контакт с шофером: то ли для того, чтобы купить его молчание, то ли для того, чтобы окончательно заставить его замолчать. Но если Монжо знал того, кто хочет его убить, почему он казался таким спокойным? Ибо шофер отнюдь не походил на человека, снедаемого тревогой. Он не принимал никаких мер предосторожности, даже не запирал на ключ садовую калитку. Безмятежность его казалась чудовищной. Шли дни. Париж совсем опустел. В листве деревьев появились уже рыжие пятна, и местами столичные проспекты обрели вдруг какое-то провинциальное очарование. Мареем овладела апатия, ему казалось, будто он дремлет с утра до вечера. Иногда он встречался с Бельяром, приглашая его выпить по стаканчику виски.

— Как чувствует себя малыш?

— Все в порядке. Хочу снять в сентябре какой-нибудь домишко в Бретани.

— Посоветовал бы и Линде сделать то же самое. А то здесь эти журналисты, статьи о Сорбье… Мне ее жалко.

— Я поговорю с ней. У нее в горах есть шале.

— Что слышно на заводе?

— Ничего нового. Табар старается вовсю. Всем отравляет жизнь. А у тебя как? Чем занимаешься?

— Да как видишь, все тем же.

— Монжо?

Марей не решился признаться, что по-прежнему занят Монжо, и неопределенно махнул рукой.

— Оставим Монжо в покое. Он чуть с ума меня не свел, этот тип.

Возвращаясь домой, Марей звонил Фреду, слушал, кивая головой, и шел принимать душ. Но заснуть ему не удавалось. И все из-за этих четырнадцати или двадцати секунд… В голове у него все спуталось, и, чтобы успокоиться и любой ценой найти себе оправдание, он убеждал себя, что ему еще недостает какой-то самой главной улики и что ни один человек на его месте не смог бы добиться большего. Потом все-таки кое-что случилось. Около четырех часов дня во время очередной своей прогулки Монжо звонил из телефонной будки. Наблюдение вел инспектор Гранж. Он сообщил об этом, но случай был настолько незначителен, что сделать какие-либо выводы было невозможно.

— И долго он говорил по телефону?

— Нет! — сказал Гранж. — Минуты три, должно быть.

— Вы его видели?

— Со спины.

— Когда он вышел, какой у него был вид… испуганный или довольный? Ну, вы сами понимаете, что я имею в виду.

Инспектор Гранж прекрасно знал свою работу, но обычно он не изучал выражения лица тех, за кем следил.

— Ладно, — сказал Марей. — Я сам займусь им.

Раз Монжо кому-то звонил, значит, что-то готовилось. По крайней мере, Марей всеми силами души желал этого. Фред был настроен более скептически.

— Верно, хотел поставить деньги на какую-нибудь клячу, — осторожно сказал он, боясь огорчить комиссара.

Но Марей и слышать ничего не желал. В восемь часов они проходили мимо бистро на улице Броссолетта, и Марей вздрогнул. В глубине зала Монжо ужинал в полном одиночестве, а хозяин читал газету — сцена эта до такой степени напоминала ту, другую, которая предшествовала покушению, что Марея охватил суеверный ужас. Вот-вот все начнется сначала. Но где? И как? Он чуть было не ушел, чтобы подготовить засаду в доме шофера. Но если Монжо и договорился о новом свидании, то, по всей вероятности, назначил его где-то в другом месте. Марей потащил Фреда к стройке, где однажды он уже ждал Монжо вместе с Бельяром.