Кирилл Казанцев - Соседка авторитета [litres]

– А ты какого хрена у глазка в два часа ночи торчишь? – буркнул он и посмотрел на часы. – И не в два, а в три.

– Это ты в три. А она раньше!

– Спасибо, бабка! – еще раз поблагодарил Антон, и мы вошли в лифт.

– Теперь можете рассказать об ухажере из Серебряного Бора, – разрешил мне он. Странно, но почему-то рядом с ним мне было спокойно и легко. И я даже не сомневалась, что он все устроит и уладит.

Камер наблюдения не было и у этого дома. Впрочем, у него не было даже ограды, перемахивание через которую должно было вызвать суету охранников. Но охраны не было, как и забора. Были следы в гараж, следы в дом, но разобрать, оставляла ли их женская обувь, было невозможно.

Уткнувшись в запертую дверь, Антон, недолго думая, постучал в нее уверенно, но не настойчиво.

– Кто там? – и я тут же узнала писклявый голос этого, из префектуры.

– Инспекция газовой службы, – Антон придумал ответ, когда подходил к дому.

– Какого черта ночью?

– Соседи утверждают, у вас утечка, пахнет пропаном.

То время, пока Машкин хахаль молчал, я думала о том, до чего странно устроен русский человек. К нему ночью приходит пожарный инспектор, утверждая, что дому и самому хозяину угрожает реальная опасность, и теперь хозяин мучится над проблемой – позволить инспектору спасти себя или нет. Проблема в том, что, если позволить, не исключено, что инспектор обнаружит, что в доме удерживается пленница. А если не позволить, то все могут умереть.

– Приходите завтра, тогда и посмотрите.

– Я не археолог, я газовый инспектор.

– Черт побери! Что, так сильно пахнет?!

Русский человек устроен невероятным образом. Скажи сейчас инспектор – «нет, не сильно, но пахнет», хахаль не откроет, а через минуту рванет так, что взрыв авиационной бомбы покажется бенгальским огнем.

– На вашем крыльце опасно зажигать спичку, иначе я уже давно бы это сделал, чтобы посмотреть в ваши глаза!

Хахаль открыл. Он не мог не открыть. Дом такого уровня стоит около пяти-семи миллионов евро, сумма не запредельная, но для скромного чиновника с Нового Арбата дом – показатель уровня жизни.

А вообще, смешно все это. То, что сейчас происходит.

С минуту его не было слышно, и это отсутствие подпалило во мне надежду. Зачем еще хахалю уходить в дом из прихожей, как не для консультаций или затирки следов? Если Машка в доме, она наверняка предупредила: не открывать никому. Но утечка газа – это касается не Машки, а пяти-семи миллионов евро.

Услышав возвращение хахаля на рубеж переговоров, Антон пошарил рукой у косяка двери. Думаю, в надежде найти хоть что-то, чем можно если не угрожать, то хотя бы испугать на первый раз. Он вытянул что-то на свет. Это был очень выгодный для ведения ближнего боя предмет: жестяной, похожий на кривую лапу грифа, трезубец. Таким привязанные к земле хозяйки окучивают клумбы. Если хахаль не заболел огородом, то этот трезубец ранее принадлежал старой хозяйке. Таким оружием можно было угрожать разве что новорожденным котятам.

И Антон обязательно швырнул бы его на землю, если бы хахаль не поспешил отворить дверь.

Два зубца зашли ему в ноздри до самого упора, и сотрудник префектуры, широко распахнув ресницы, открыл рот. Вид его задранной к небу головы был ужасен. В России инспекторы газовой службы так не поступают. Мне хотелось заржать, но сдержалась.

– Мама дорогая… – в ужасе прошептал он, стараясь хоть немного ослабить давление граблей, вошедших в ноздри.

– Где Машка, мерзавец? – И Антон надавил на грабли.

Хахаль с ужасом в зрачках показал себе за спину.

– Сколько? – точно зная, что его понимают, так же тихо спросил авторитет.

Ноздри управленца были расширены, рот распахнут до предела, говорить он не мог, поэтому он просто показал один палец.

– Ты, еще один и женщина?

Глаза Ферапонтова стали кошмарными, он стремительно поболтал пальцем, как поболтал бы головой, если бы имел такую возможность, и снова показал одинокий указательный палец.

– Машка там одна? – уточнил авторитет.

Хахаль показал ему большой палец.

– А меня в компанию возьмешь? – саркастически выдавил Антон.

И снова увидел решительно выброшенный в его сторону большой палец.

– Ну, пойдем, мой немой друг, – зацепив хахаля за ноздри крючками, Антон открыл дверь и повел его за собой, как быка.

– Где она? – спросил и увидел, как хахаль показывает на лестницу, ведущую на второй этаж.

Шли они быстро. Я едва поспевала и думала, как нелегко с граблями в ноздрях почти бежать сотруднику префектуры. Я бы не смогла. Мы жаждали увидеть Машку, у хахаля был свой резон торопиться. Он шел с гордо поднятой головой, кадык его дергался, как при эпилепсии, он не мог ни говорить, ни даже кричать.

– Здесь? – уточнил Антон, указывая на чуть приоткрытую дверь, из которой что-то, освещенное приглушенным малиновым светом, выползало и клубилось.

Антон вошел в комнату, заведя вслед за собой Ферапонтова. Я тоже вошла, осмотрелась и почувствовала себя нехорошо.

За окном раздались взрывы. Выхлопы фиолетового, сиреневого, красного и желтого цветов прокатились по суровому небу и придали атмосфере в комнате еще более загадочный вид. Переливаясь на стенах разноцветными линиями, блики сползали по стенам к полу под громогласное «ура» на улице. Потом снова вспыхивали, сползали, гремело «ура». Вспыхивали, сползали. И этому не будет, казалось, конца. Серебряный Бор праздновал чей-то день рождения или крестины. Жители элитного поселка праздновали так, как во Франции не празднуют День взятия Бастилии.

– Начинай объяснять, – потребовал Антон, вынимая из ноздрей хахаля зубцы и глядя на огромную, как лобное место, кровать.

– Это Мими.

– Я вижу, что Мими. Где Машка?

– Это и есть Машка. Вам чего надо?

На кровати, широко разбросав длинные стройные ноги, лежала красивая женщина. Из одежды на ней была только сбруя, подобная той, какую надевает промышленный альпинист, отправляясь для наружной отделки высотки. Разница была лишь в том, что та сбруя, которую я видела сейчас, была из лакированной кожи и сверкала при каждом всплеске салюта за окном. Еще на женщине были сапоги до колен из той же кожи и маска кошки из фильма о Бэтмене. В руке она держала пушистую плеть, в пуп ее посредством пирсинга была вправлена какая-то серьга, правую грудь украшала татуировка – присосавшийся к соску ангел. Увидев Антона, кошечка согнула ноги в коленях и раздвинула их еще шире, хотя шире, казалось, уже некуда. Я почему-то начала нервничать.

По полу полз какой-то искусственный дым, освещаемый десятком свечей и одной интимной лампой в углу комнаты. Ее бордовый абажур и превращал дым в то, что я поначалу приняла за клубящуюся из-за двери кровь.

– Господа, дамы, – начал хахаль, разминая поврежденные ноздри и одновременно пытаясь придать своему костюму Капитана Америки современный вид пижамы. У него не получалось. – Вы кто?