Дмитрий Петров - Расплата. Яростное безумие

Она под конец заплакала, уткнувшись в подушку. Она все-таки ничего не понимала про меня. Но не мог же я рассказать ей правду?

Первые полгода мы с Валентиной влачили довольно жалкое существование. Денег ни на что не хватало. В общем-то даже на еду. В этом неприятно сознаваться, но я не вижу в этом ничего постыдного.

В конце концов мы с женой оказались в самой обычной ситуации. Мы были предоставлены сами себе, своим возможностям.

Это ведь только в нашей стране кажется диким и непривычным. У нас люди до сорока лет сидят на шее престарелых родителей и при этом отлично себя чувствуют. И продолжают называть себя мужчинами, например…

У человека уже давно свои дети, он лысеет и седеет, а все пользуется помощью стареньких родителей. Живет в их квартире, с ними, берет у них деньги. У русских это называется «крепкая дружная семья». Разве это вообще семья?

Семья — это когда во главе ее стоит муж и отец. А мужем и отцом мужчина становится, только если он способен полностью обеспечить свою жену и детей.

А если он этого не может, то он — не мужчина, и это — не семья…

Так вот, мы с Валентиной жили в нормальных условиях. Никто нам не помогал, да и некому было.

А поскольку деваться было некуда, мне пришлось что-то придумывать для того, чтобы выжить.

И я придумал проводить дискотеки.

На это меня натолкнул здравый смысл. Я прошелся по городу, посмотрел, что делается по вечерам.

Второй в Белогорске клуб — профсоюзный, танцев не проводил. Там была мощная сеть платных кружков, и директору просто не было резону усложнять себе жизнь дополнительными хлопотами.

Моя же жизнь была слишком проста, чтобы я чего-то боялся. Либо я найду способ зарабатывать деньги, либо нет. И если нет, то никто не придет мне на помощь.

Итак, я нашел парня по имени Женя, который сказал, что у него есть хорошая музыкальная аппаратура и что он может проводить дискотеки в качестве диск-жокея.

— А ты пробовал это делать? — спросил я его, разглядывая рыжие патлы и серьгу в ухе.

— Конечно, — ответил он, но кроме этого ничего не сказал. Впрочем, вид у него был бойким, так что диск-жокей производил нужное впечатление. Тем более, что то, чему всех нас учили в институте, — как правило, никогда не пригождается. Нас ведь тоже учили этой сложной науке — как проводить дискотеки. Старенькие профессора читали нам об этом лекции. Мы старательно записывали, потом приходили практику.

Ничего этого в жизни не нужно. Пьяная толпа подростков с окраин вовсе не ждет от диск-жокея мудрых и тонких сентенций. Им не надо цитировать Сенеку и даже Джона Леннона.

Им не нужно специально подбирать музыку по стилю. Куриные от рождения мозги, да еще залитые дешевым портвейном, ничего этого не воспринимают.

Мы с Женей начали проводить дискотеки. Расклеили афиши по округе, и молва разнеслась.

Старенькая кассирша тетя Феня продавала билеты, Валентина стояла на контроле, я следил за порядком в зале. Женя бодро, надев наушники, орал в микрофон всякие глупости.

Быстро мы стали популярны. Мы планировали проводить одну дискотеку в неделю, но вскоре поняли, что можем проводить их по три. Так мы и стали поступать.

Я страшно гордился собой. Ведь все это придумал я сам. Я самостоятельно создал бизнес, который мог прокормить меня и Валентину. У меня даже остались деньги на то, чтобы починить крышу над залом, где занимались аэробикой, и на то, чтобы вставить стекла кое-где…

Да и вся деятельность оказалась не хитрой. Даже Валентина удивилась вначале.

— Ты же совсем почти не знаешь музыки, — сказала она мне. — Как можно организовывать дискотеки, если ты не разбираешься в музыке?

На это я ответил:

— Я походил по окрестностям и посмотрел в лица здешней молодежи. Все очень просто. Им нужно, чтобы было погромче… Если музыка будет грохотать, то им все равно, что это будет — Бетховен или какой-нибудь там Бари Алибасов… Им совершенно все равно, от чего тупеть. Главное, — чтобы было темно в зале и грохотали какие-то звуки.

— Как ты циничен, — сказала Валентина, но я только улыбнулся в ответ. Я отлично знал, о чем говорил.

Все именно так и происходило. Набивалось человек сто или сто пятьдесят от пятнадцати до двадцати пяти лет. Все они покупали билеты и дальше несколько часов прыгали в духоте и тесноте под то, что «врубал» им диск-жокей Женя.

Молодежь была, как я уже сказал, разного возраста — от подростков до моих ровесников. Но у этих людей с окраины после десяти лет разницы в возрасте не чувствуется. Примерно в двенадцать лет они все равно останавливаются в своем развитии, и поэтому их поведение почти одинаковое.

Что пятнадцатилетние пацаны-пэтэушники, что их старшие братья за двадцать лет — никакой ощутимой разницы. То же самое можно сказать об их сестрах и подругах. Бессмысленные глаза, слюнявые рты, жующие жвачку, расхлябанность в движениях. Я не уверен, что большинство из них знает, например, что столица нашей страны — город Москва…

И пусть не спорят со мной разные педагоги и прочие записные гуманисты. Я вижу толпу этих молодых людей почти каждый день и вижу подолгу. И общаюсь с ними. Так что мое мнение — это мнение знающего человека.

Все написано на лицах этих юношей и девушек. Страшные следы вырождения уже не проступают, они явственны.

Когорта русских писателей, начиная от Вересаева и заканчивая Федором Абрамовым, предупреждала об опасности вырождения. Зря старались. Это уже произошло.

И когда я смотрел на них, бессмысленно прыгающих в душном зале под грохот аппаратуры, я все это видел. Видел свершившийся, необратимый факт.

Детство с пьяным папой и озлобленной мамой, которые двух слов связать не могут и в основном общаются друг с другом и с окружающим миром при помощи мычания. Потом школа, первые драки в туалете. Потом юность — с портвейном и «Беломором». И все это на фоне скудного нерационального питания и полного отсутствия морали вокруг.

Потому что без семьи морали быть не может. А то, что называют семьей «эти», — не семья, а в лучшем случае животное стадо.

Все это я прекрасно понимал, но делать было нечего. Если они несли в мою кассу деньги, я продолжал дискотеки. Это был мой единственный бизнес.

Вот только незаметно с двух сторон подступала опасность. Поначалу я не замечал ее.

Прежде всего на меня озлобились все городские власти. Народное образование слало письма о том, что я своими танцами отвлекаю детей от учебы. Милиция приходила и ругалась, говоря, что у меня теперь рассадник преступности…

С народным образованием я разобрался быстро. Я пригласил инспектора роно на дискотеку. Когда она пришла, я провел ее в зал и показал то, что происходит. Потом мы заглянули в туалет, где можно было вешать топор — так было накурено. Стоял мат до неба, и прямо в незапертых кабинках пацаны трахали девчонок по очереди.