Даниэль Клугер - Гении сыска. Этюд в биографических тонах

Позже, на судебном процессе Лебона, обвинители говорили о тысяче казнённых по его личному указанию в департаменте Па-де-Кале (из них около четырёхсот — в самом Аррасе).

На беду Франсуа Видока, в родном городе у него, ещё со времён юношеских забав, осталось немало недоброжелателей, тайных и явных. Да и сам Лебон относился к нему плохо, считая скрытым сторонником «аристократов». Если вспомнить плохую репутацию Бурбонского полка у новых властей, дезертирство, службу в австрийской армии — нельзя не признать, что у революционных властей Арраса основания для таких обвинений, возможно, имелись. К тому же, измена генерала Дюмурье прогремела по всей стране, тем более — на севере Франции.

Были и причины более свежие. По возвращении в Аррас Видок ухитрился ввязаться сразу в три дуэли, Причём по политическим мотивам. В один из дней он оказался свидетелем очередной казни «аристократов» — трёх молодых женщин. По его словам, «верёвки гильотины тянули трое драгунов». Иными словами, драгуны исполнили роль палачей. Молодой «бурбонец» вызвал всех троих на дуэль — за столь недостойное солдат поведение. Кроме того, Видок неоднократно ввязывался в драки, защищая преследуемых новыми властями священников.

Не исключено, что ещё одна причина ареста крылась в родителях Видока, вернее — в их деньгах.

Так или иначе, уже через неделю или две после приезда, Видок оказался в тюрьме, по доносу одного из таких врагов и в связи с подозрениями, о которых ещё раньше заявил Лебон — при первой же случайной (или нет) встрече с нашим героем. Глядя на молодого солдата, Лебон с усмешкой сказал:

«— А-а, это ты, Франсуа! Ты намереваешься разыгрывать аристократа и дурно отзываешься о республиканцах… Ты жалеешь о своём старом бурбонском полку…

Берегись… я могу тебя отправить распоряжаться гильотиной!» [41] Записки Видока, начальника Парижской тайной полиции. Пер. с фр. В 3 тт. Киев: Свенас, 1991. Т. 1. С. 35.

Теперь угроза оказалась реальной. Ситуация была критической — о Жислене Лебоне ходили страшные слухи. Рассказывали, например, что после каждой казни он с наслаждением выпивал бокал свежей крови жертвы. Восемнадцатилетний вахмистр вполне мог лишиться собственной крови ради утоления жажды этого чудовища [42] Впоследствии было доказано, что многие рассказы о чрезмерной кровожадности Жислена Франсуа Лебона, в том числе, об обязательной «чаше крови», распространяли враги мэра. Правда, число горожан, казнённых по его приказам, сомнению не подвергалось. .

К счастью, у родителей Эжена Франсуа Видока ещё сохранились кое-какие связи и средства. Несмотря на угрозы, он был отпущен и поспешил вернуться на военную службу, дабы не искушать судьбу (принявшую на сей раз облик кровожадного Лебона). Как это случилось?

Те, кто думает, что революции вообще и Великая французская в частности, представляют собой время господства суровых и неподкупных, жестоко ошибается. Да, Робеспьер был прозван «Неподкупным», но не в последнюю очередь и потому, что был явлением уникальным. Иначе никому не пришло бы в голову акцентировать это его качество. Так что он-то как раз поражал окружающих своим бескорыстием, но на фоне тысяч соратников, погрязших в коррупции, мздоимстве, казнокрадстве и прочих, мягко говоря, не самых достойных способах обогащения. Пример Дантона, сочетавшего яркую революционную идейность с таким же ярким, неудержимым корыстолюбием — всего лишь один, хотя и очень известный пример. Тот же Лебон, ранее яростно обличавший роскошь аристократов, не гнушался поборами и прямым грабежом, именовавшимся «реквизициями». Роскошный особняк на площади, например, в котором Лебон проживал с женой, ранее принадлежал казнённой аристократке. С балкона особняка было удобно наблюдать за казнями врагов народа и революции, осуждённых мэром и комиссаром Конвента Лебоном.

Появление молодого солдата, служившего ранее в «старом» Бурбонском полку, том самом полку, которым командовал изменник Диллон, давало возможность Жислену Лебону запустить руку в кошелёк Николя Видока.

Чем суровый революционер и не преминул воспользоваться.

Нужная сумма, собранная Генриеттой Видок, помогла Франсуа избежать эшафота. Заметим, кстати, что ещё одним следствием ареста стала неожиданная женитьба нашего героя. Женой стала беременная девица — младшая сестра некоего гражданина Шевалье, члена городского совета — девятнадцатилетняя Мария Анна Луиза Шевалье. По слухам, забеременела она как раз от всесильного Лебона, так что не только деньги повлияли на решение аррасского мэра [43] Впоследствии Эмиль Адольф Шевалье, сын Марии Анны Луизы Видок, урожденной Шевалье, претендовал на наследство нашего героя и даже взял его фамилию, став Эмилем Франсуа Видоком. Ирония судьбы: в 1857 году (год смерти Видока) быть сыном бывшего каторжника казалось предпочтительнее, чем сыном грозного революционера. Однако суд постановил, что «в момент зачатия истца, Эжен Франсуа Видок находился в тюрьме и не мог быть отцом истца». .

Для «аррасского Казановы», как иногда называли нашего героя, вынужденная женитьба, да ещё на чужой любовнице, стала куда большим ударом, чем тюрьма.

Однако в случае отказа всесильный мэр Арраса легко мог отправить строптивца из тюремной камеры на эшафот. От мысли о близком знакомстве с «бритвой революции» Видока бросало в дрожь. В конце концов, он покорился судьбе, хотя и постарался поскорее забыть о женитьбе. Деньги плюс разрешение щекотливой истории — и наш герой вернулся из тюрьмы на военную службу — семейным человеком.

Вновь оказавшись в армии, Видок получил первый офицерский чин — лейтенанта. Он обучал фехтованию новобранцев из 2-го территориального батальона департамента Па-де-Кале, вместе с этим батальоном участвовал в схватках против австрийцев. При отражении атаки австрийских гусар был дважды ранен и даже получил личную благодарность прославленного генерала Доменика Вандама. Заметим, что этого генерала частенько обвиняли в поощрении грабежей и мародёрства, которыми занимались солдаты подчинённых ему частей. В последний раз такие обвинения ему высказал не кто-нибудь, а император российский Александр I, в 1813 году, когда Вандам попал в плен к русским. Не моргнув глазом, генерал ответил: «По крайней мере, меня никто не может обвинить в отцеубийстве», — намекая на участие Александра в убийстве императора Павла I. Немудрено, что в дивизии такого человека Видок чувствовал себя как рыба в воде.

Правда, некоторые эпизоды военной службы вызывали оторопь даже у него.

Так, рассказывая об этом периоде своей жизни, он пишет: «Там я познакомился со странным корпусом, известным под именем революционной армии. Люди с пиками и красными шапками, составлявшие его, повсюду возили с собой гильотину.