Даниэль Клугер - Гении сыска. Этюд в биографических тонах

Всё так. Тем не менее, знакомясь с биографией Игнациуса Поллаки, нельзя пройти мимо некоторых деталей, немедленно вызывающих в памяти соответствующие места из шерлокианы. Кое-что я уже называл: очаровательная авантюристка, чей портрет хранил Игнациус Поллаки — и очаровательная же авантюристка Ирен Адлер, чей портрет хранил Шерлок Холмс. Страх Холмса перед возможным покушением в «Последнем деле Холмса» — и страх Поллаки (болезненный) перед покушением, в конце жизни.

В то же время Артур Конан Дойл не просто никогда не говорил о возможной связи своего героя и реального детектива. Он вообще ни разу, ни в одном произведении, ни в одном интервью, ни в одном письме — не упомянул Игнациуса Поллаки. Что, вообще-то говоря, может показаться странным: Поллаки знаменит и популярен, к тому же — принадлежит той же профессии, что и герой Конан Дойла.

Но для писателя он словно бы и не существует.

И, всё-таки, очень хочется их сравнить — придуманного Холмса и реального Поллаки. В конце концов, литературные герои интересны ещё и тем, что редко бывают простой копией какого-то одного реального человека, просто получившего от автора новое имя. Нет, как правило, любой книжный персонаж, тем более — такой бессмертный, каким является Шерлок Холмс, вбирает в себя черты разных реальных личностей. Поэтому, не отрицая влияния профессора Белла, подчёркивая родство с Видоком, проанализируем, заодно, и черты сходства (характера или биографии) с Игнациусом Полом Поллаки.

Начнём с конца.

Сравнивая трагический финал жизни Поллаки с трагическим финалом рассказа «Последнее дело Холмса», обращаешь внимание не только на сходство, но и на различие. Причём принципиальное: согласно воспоминаниям современников, реальной опасности для Игнациуса Поллаки в 1918 году не существовало; для Холмса же опасность была реальной — профессор Мориарти шёл за ним по следу и намеревался убить (что он и сделал — пока в «Пустом доме» Дойл не воскресил великого сыщика). И самое главное: Поллаки боялся своего «духового ружья» и своего Мориарти в 1916–1918 годах; Шерлок Холмс же рухнул в бездну Рейхенбахского водопада в 1893 году (дата первой публикации), так что вряд ли слухи о странном поведении сыщика могли натолкнуть писателя на идею рассказа.

В то же время некоторые коррективы история Поллаки внесла в историю Холмса. Правда, в историю, написанную не Артуром Конан Дойлом, а Николасом Мейером. Мейер написал продолжение «Последнего дела Холмса». Вернее, не продолжение, а весьма своеобразную версию этих событий — роман «Семипроцентный раствор» («Вам вреден кокаин, мистер Холмс»). В романе Мейера история с Мориарти и попытками последнего поохотиться на Холмса оказывается… манией, навязчивым бредом, возникшим у Холмса на почве чрезмерного увлечения кокаином. Именно мания — подобная той, которую наблюдал у Игнациуса Поллаки Фицрой Гарднер, — заставляет Холмса (в романе Мейера) подозревать всех окружающих в стремлении его убить, заставляет закрывать все двери и окна и спать с револьвером в руке — точь-в-точь, как Игнациуса Поллаки в конце жизни. Таким образом, можно предположить, что некоторые страницы биографии Поллаки оказали влияние на образ Холмса — пусть не у Конан Дойла, но у некоторых его эпигонов.

В то же время, можно предположить, что Игнациус Поллаки опасался преследований со стороны представителей преступного мира (и иностранных агентов, им разоблачённых) задолго до 1916 года — ведь он удалился от дел в середине 1880-х годов. Так что отмахиваться от такого влияния нельзя.

Я уже рассказывал о шантажисте Чарльзе Огастесе Хауэлле, чья преступная деятельность и ужасный финал натолкнули А. Конан Дойла на рассказ «Конец Чарльза Огастеса Милвертона». Немало громких дел о шантаже и шантажистах связаны были с именем Игнациуса Поллаки, который считался в этом экспертом номер один. И, хотя убийство Хауэлла произошло спустя несколько лет после того, как Поллаки отошёл от дел, нет сомнений, что детектив был в курсе преступной деятельности секретаря знаменитого поэта Данте Габриэля Россетти. Поскольку реальный Хауэлл, подобно придуманному Милвертону, почти открыто занимался своим сомнительным ремеслом на протяжении нескольких десятков лет. То есть, когда Поллаки активно расследовал множество подобных дел, а его помощники часто выступали свидетелями в судебных процессах против шантажистов.

И вновь, как в случае с противостоянием Холмса и профессора Мориарти или с портретом прекрасной авантюристки в кабинете знаменитого детектива, скажу лишь одно — возможно. Возможно, и этот эпизод из приключений Шерлока Холмса в основе своей имел страницы жизни Игнациуса Поллаки.

Есть и некоторые другие детали, разбросанные по рассказам Шерлока Холмса, отсылающие к биографии нашего героя. При желании, их можно найти во многих рассказах.

Но если предположить, что Артур Конан Дойл использовал в похождениях своего героя какие-то эпизоды расследований Поллаки, чрезвычайно интересным представляется вопрос о полном игнорировании писателем этой фигуры — при всей популярности Поллаки в викторианском Лондоне. Простейшее объяснение — несовпадение во времени. В самом деле — первое дело Шерлока Холмса («Этюд в багровых тонах») появилось в печати в 1887 году. В тот момент частный детектив Игнациус Поллаки уже минимум три года пребывал на покое, и его сыскное бюро прекратило своё существование. Это объяснение явно недостаточно — спустя тридцать лет «Таймс» пишет о Поллаки как о знаменитости. Вряд ли он был забыт в 1887 году. Да и позже имя знаменитого детектива появлялось на страницах газет, в том числе, в связи с разоблачением германских шпионов (кстати вспомнить рассказ «Чертежи Брюса-Партингтона»).

Какие же ещё причины могли вызвать нежелание писателя замечать сходство придуманных им расследований с реальными делами реально жившего человека?

Думаю, причина в том, что образ детектива, созданного гением сэра Артура, во всём представлял полную противоположность реальным частным детективам, с которыми Конан Дойл был знаком и воплощением всех черт которых представлялся тогдашнему обществу прославленный сыщик Игнациус Поллаки. Шерлок Холмс, с первого своего появления, являл собою образ истинного джентльмена.

Со временем его вообще стали воспринимать квинтэссенцией истинного викторианца. Репутация же частных детективов была такова, что Конан Дойл и помыслить, наверное, не мог сделать своего героя частным сыщиком. Шерлок Холмс — сыщик-консультант Скотланд-Ярда, «спец-констебль» (опять непроизвольная отсылка к Поллаки и его добровольческой службе в Десятом дивизионе Скотланд Ярда). Может быть, именно поэтому, при всём сходстве дел Поллаки и Холмса, при всём сходстве их функций — борьбы с преступностью, — при том, что жили они оба в Лондоне, в викторианскую эпоху, для Артура Конан Дойла они — антагонисты. Безупречный благовоспитанный джентльмен благородного происхождения (ну да, с четвертушкой французской крови), бескорыстно преследующий преступников исключительно во имя справедливости (никаких денег! — ну, почти), с одной стороны. Эмигрант, венгерский (польский, немецкий — неважно) еврей, бесцеремонный и нахальный, дерущий за свои сомнительные услуги втридорога, не брезгующий слежкой за неверными супругами, борющийся с шантажистами, шантажируя их — с другой… Ничего общего! Такой персонаж никак не мог заслужить симпатии читателей — сначала британских, а затем и читателей во всём мире.