Сергей Майдуков - Возмездие

— А спорт? — продолжила Саша.

— Давай не все сразу, — нашелся Вадим. — Степ бай степ, как говорят американцы. Шаг за шагом. Сегодня сигареты. Завтра бег. Или послезавтра.

— Тогда пойдем собирать вещи. Маме пока не говори. Я ей сама все объясню.

Они взялись за руки и пошли к крыльцу, которое никто не удосужился очистить от снега.

Если бы им пришло в голову обогнуть по тропинке дом и заглянуть в дровяной сарай, то они увидели бы там Игоря Петровича, держащего в руке не топор, а бутылку. Сделав несколько глотков, он спрятал ее за поленницу и меланхолично пожевал кусок бородинского хлеба, густо притрушенного солью. Водка была поганая, явно паленая, о чем свидетельствовала цена и скошенная этикетка, но Игорю Петровичу так даже больше нравилось. Обжигающий вкус прекрасно дополнял быстрое и сильное опьянение. Еще минуту назад Игорь Петрович собирался сделать всего один глоток и остановиться на этом, чтобы не сердить женщин, но искушение оказалось слишком велико.

Напряжение, в котором он пребывал все дни нового года, спало, сменившись приятной расслабленностью. Все неприятности отступили на задний план. Корчак обещал посодействовать — значит, посодействует. Этот человек слов на ветер не бросает.

Доев хлеб, Игорь Петрович пошарил в глубоком кармане дубленки и достал оттуда несколько колечек сухой колбасы, завернутых в промасленную салфетку. Сорвав зубами пленку, он сплюнул ее на цементный пол, отщипнул зубами крохотный кусочек, чтобы пригасить водочный привкус во рту, и полез за бутылкой. В голове прозвучал внутренний голос, предупреждающий, что подобная расхлябанность добром не кончится. Однако голос, успев порядочно захмелеть, был слабым и вялым. Так что предостережение прозвучало неубедительно.

Услышав шорох, Игорь Петрович посмотрел вниз и увидел мышь-полевку. Дрожа то ли от ужаса, то ли от вожделения, она грызла колбасную шкурку. Ее жизнь сейчас полностью зависела от нависшего над ней человека. Одного движения ноги было достаточно, чтобы мыши не стало. Опустеет ее жилище, достанутся другим заботливо приготовленные запасы, осиротеют мышата.

Игорь Петрович тихонько засмеялся. Черные глазенки мыши забегали по сторонам, выискивая источник звука, а значит, и опасности. Ей не хотелось умирать, но и добычу бросать тоже не хотелось. Несладко ей жилось в темном сыром сарае, заваленном пиленым кругляком и дровами. Она попыталась волочить шкурку, но все же оставила ее и скрылась в щели. Инстинкт самосохранения оказался сильнее. «Это потому что мыши не употребляют алкоголь», — подумал Игорь Петрович и засмеялся опять.

Закусив водку, он бросил кусочек колбасы за дрова, не сомневаясь, что угощение будет отыскано по запаху. Почувствовав прилив сил и жажду деятельности, он включил небольшую электрическую пилу и посвятил некоторое время разделке брусьев, оставшихся после строительства дома и снесенных в дровяной сарай. Угрызения совести покинули его. Игорь Петрович перестал считать себя ни на что не годным неудачником, который в довершение ко всему еще и глушит водку в одиночку. Он почувствовал себя хозяйственным, спорым мужиком, которому любые испытания по плечу. «Ничто нас в жизни не может вышибить из седла…» Ну и так далее.

Выключив пилу, Игорь Петрович прикончил бутылку и обнаружил, что в сарае стало совсем темно. Смеркалось. Это означало, что он провел в одиночестве два, а то и три часа. Что же он делал все это время? Распилил брус на четыре неровные части, покормил мышь. Все. Так и жизнь пролетит. Опомнишься, а вспомнить нечего. Работал, разговаривал, ел, спал… Ничего такого, за что можно было бы с гордостью уцепиться.

— Завтра начинаю новую жизнь, — твердо произнес Игорь Петрович, совершенно не ощущавший себя пьяным. — Хорошего понемножку. Вернее, плохого. Скоро дедом стану, пора за ум браться. Неприятности приходят и уходят, а мы остаемся. В этом суть.

Ему показалось, что он изрек нечто чрезвычайно мудрое. Захотелось поделиться с кем-нибудь. Не с женщинами, конечно, которые не поймут и не оценят, особенно сейчас. И не с рыхлым зятем.

Игорь Петрович подышал на озябшие пальцы и позвонил Корчаку.

— Добрый день, — степенно поздоровался он. — Как дела, Игнат? Получается?

— УБОП занимается, — ответил Корчак. — Мрази, которые на тебя наехали, из группировки Вальтера. Думаю, недолго он будет на свободе гулять.

— Рад слышать, — сказал Игорь Петрович. — А то бизнес уже на ладан дышит. Сам знаешь, как колесики крутятся, когда деньги из оборота вынимаешь.

— Потерпи.

— Терплю.

— И с алкоголем поаккуратней, Игорь. Не налегай.

— Никто не налегает. Трезвый образ жизни.

— Слышу я, какой у тебя трезвый образ жизни, — упрекнул Корчак. — Еле языком ворочаешь. Остановись уже. Хватит.

— Не учи ученого, — произнес внезапно разобидевшийся Игорь Петрович. — Тебя бы в мою шкуру.

Говорил он в пустоту. Корчак уже отключился.

— Ну и ладно, — сказал Игорь Петрович, упорно пытаясь сунуть телефон куда-то мимо кармана.

Обдирая тулуп о сучки, он пошарил за поленницей, но ничего не нашел. Бутылка, как ни странно, обнаружилась на верстаке. Пустая. Не веря своим глазам, Игорь Петрович поднес горлышко ко рту. На язык пролилось несколько едких капель — и все.

«Домой, — решил он. — Там есть. Водочка под пельмени хорошо пойдет. Пусть только попробуют запретить, я им…»

Неуклюже ворочаясь в распахнутом тулупе, Игорь Петрович кое-как запер сарай, уронил замок в снег, решил поискать его завтра, при дневном свете, и побрел к главному входу. На крыльце его встретил парень в пятнистом бушлате и маленькой вязаной шапочке, чудом держащейся на макушке.

— Здесь хозяин! — крикнул он. — Нашелся.

— В чем дело? — задиристо спросил Игорь Петрович.

Парень схватил его за шкирку, ударил головой об стену и втолкнул внутрь. Пол в холле был покрыт ошметками грязного снега и лужицами воды. Из-за лестницы выглядывали ноги Вадима, раскинутые носками так, что было видно: жизни в них нет. Игорь Петрович рванулся к двери. Его поймали, набросили ему на шею шарф и стали душить. Тридцать или сорок секунд он сопротивлялся, хрипел и бился в сильных мужских руках, потом обмяк и затих.

— Готов, — определил один из нападавших.

Это были те самые бандиты, которые побывали в доме под Новый год. Но теперь им не было необходимости прятать лица. Семья Карениных никак не могла дать против них показания, поскольку все четверо были к этому моменту мертвы. Их оглушили, а потом поочередно задушили тем самым шарфом, который был теперь затянут на багровой шее хозяина дома.

Из кастрюли на плите плескал и шипел кипяток, весь стол был занят рядками пельменей, обвалянных в муке.