Сергей Майдуков - Месть Самурая

Рыдая и хватаясь за голову, Валерия забегала по дому. Потеряв тапку, она чуть не упала и ударилась коленом о стол. Это ее немного отрезвило. Не попадая пальцем в кнопки, она набрала Самурая. Он ответил после третьего звонка.

— Вику похитили! — взвизгнула Валерия. — Коля, Коленька! Приезжай скорее.

— Выкуп требовали? — спросил он после короткой паузы.

— Нет. Дали только послушать, как она зовет меня в трубку.

— Значит, скоро позвонят опять.

— Не знаю, — плакала Валерия. — Ничего не знаю, ничего не понимаю. Ты должен ее спасти, Коля. Вика тебе не чужая. Можешь наплевать на меня, но только не на нее, не на нее…

— Я буду не раньше чем к полуночи, — сказал Самурай. — Далеко успел уехать. Но, как видно, недостаточно далеко. — Он вздохнул. — А ты должна взять себя в руки и успокоиться. Слышишь, Валерия? Сейчас многое зависит от твоей выдержки. Тяни время. Соглашайся на все, что предложат похитители, но проси отсрочку. Сразу не плати — обманут. Возьмут, что хотят, и станут доить еще.

Смысл сказанного доходил до Валерии с трудом.

— Они… Они отпустят Викусю?

— Отпустят, — сказал Самурай. — Я об этом позабочусь. И не впутывай полицию. От них один вред.

Не дослушав его, Валерия бросилась в холл на звук открывшейся двери. Вошла мать, вся растрепанная, перекошенная, с распущенным шарфом, волочащимся по полу. Вики с ней не было. Робкая надежда умерла, не успев толком зародиться.

— Мы гуляли, — пролепетала Моника Карловна. — Я вывела Викочку подышать воздухом, буквально на полчасика. Подходит этот юноша, начинает расспрашивать, как пройти на Университетскую. Теперь я понимаю, что он просто морочил мне голову…

— Где моя дочь? — спросила Валерия страшным, мертвым голосом.

— Пропала. Я только отвернулась на минутку, и… Как сквозь землю провалилась. Я думала, может, она домой побежала. И сразу сюда. Ее не было?

— Нет. Ее похитили. Пока ты, дура старая, непонятно с кем любезничала.

— Похитили? — ужаснулась Моника Карловна. — Не может быть! Нужно срочно вызывать полицию.

— Нет, — отрезала Валерия. — Николай запретил. Он приедет ночью и вернет мою дочку. Он сможет, я знаю. Больше никто, кроме него. И не смей меня переубеждать, мама! После того что ты натворила…

— Молчу! Молчу, доченька!

Они сели рядом и стали ждать неизвестно чего.

Закат был красный… даже не просто красный, а малиновый, грозный и холодный. Остывшее солнце село за горизонт, и сразу упала ранняя зимняя ночь с колючими звездами и серебряным диском луны, от света которого вспыхивали и переливались разноцветные искорки на снегу.

Валерия сидела возле угасающего камина, укутанная вязаной шалью, похожей на оранжевую рыбачью сеть. Подбрасывать дрова не хотелось. Ничего не хотелось. Необходимость видеть и обнимать дочь была слишком сильна, чтобы называться просто желанием. Это была жизненная необходимость. Валерия понимала, что без Вики она зачахнет и умрет. Все остальное потеряло значение. Оказалось, что весь смысл жизни заключался в дочери.

— Боже мой, — проговорила мать, нахохлившаяся на диване. — Это просто невыносимо. У меня все время сердце останавливается.

— Принести капель? — спросила Валерия, не поворачивая головы.

— Каких капель? — не поняла Моника Карловна.

— Ну этих… Валерьянки там… или корвалола…

— Не поможет. Меня твоя бездеятельность убивает, доченька. Как можно сидеть, сложа руки, в такой момент? Все-таки нужно хотя бы в полицию сообщить.

— Нет.

— Что за упрямство, не понимаю, — пробормотала мать. — Разве можно полагаться на случай? Или ты чуда ждешь? Так вот, никакого чуда не будет.

— Помолчи, — попросила Валерия, морщась, как от невыносимой зубной боли.

— Что? — не поняла Моника Карловна.

Дочь наконец повернулась к ней, гневно сверкнув глазами.

— Замолчи, мама! Это из-за тебя случилось. Так что нечего сидеть теперь и зудеть без конца! Не действуй мне на нервы!

— Да как ты?.. Да как тебе?..

От волнения Моника Карловна не могла закончить ни одного из вопросов, просившихся на язык.

Валерия отвернулась:

— Хватит, мама. Без тебя тошно.

Моника Карловна откинулась назад, уронив голову на спинку дивана и прижимая ладонь к сердцу. Некоторое время она сидела так, страдальчески зажмурившись, и ждала, пока дочь ее окликнет. Но этого не случилось. Тогда она открыла глаза, села прямо и заявила:

— Ты как хочешь, а через десять минут я вызываю полицию. Ровно в семь звоню. Мы не имеем права пренебрегать ни единым шансом.

— Никуда ты звонить не будешь, — отрезала Валерия, продолжая смотреть в черный зев камина. — Николай запретил.

— Николай? А он тут при чем? Он вообще сбоку припека. Ты же вроде с ним рассталась? Как можно было опять довериться этому человеку, не понимаю?

— Больше некому довериться, мама.

— На твоем месте я…

— Ты бы лучше про себя думала. — Валерия обернулась так резко, что заболела шея. — Хотя бы запомнила того ублюдка, который тебе зубы заговаривал. Можешь ты его описать?

— Говорю же тебе, — занервничала Моника Карловна. — Он ничем не выделяется. Обычная внешность, ничем не примечательная. Шапка, шарф, куртка… Лицо незапоминающееся.

— Ты все это уже говорила. А детали? Хоть какие-нибудь?

— Детали… Ну, не знаю. Высокий. Спортивный такой парень.

— Спортивный? — переспросила Валерия изменившимся голосом.

— Да, — кивнула мать. — Кажется. Плечи широкие, держался прямо.

— Ага! — воскликнула Валерия и вскочила с кресла, не в силах долее сдерживать охватившее ее волнение. — Спортивный. Ну да! Как я сразу не догадалась?

— О чем? О чем ты должна была догадаться?

Ответить Валерия не успела. Зазвонил телефон. Это был Самурай, решивший узнать, что и как, нет ли новостей.

— Новость есть, — произнесла Валерия, машинально теребя кисти шали. — Мама вспомнила, что один из похитителей был спортивный. Он ее отвлекал, пока остальные действовали.

— Я так и думал, — сказал Самурай.

— Голобородько?

— Да. Мстит тебе за то, что ты его выставила.

— Ты видел? — спросила она.

— Видел, — подтвердил он. — Сцена была эффектная. Вова чуть от злости не лопнул. Скорее всего похищение — его рук дело. Отомстить решил. Это облегчает задачу.

— Ты думаешь?

— Конечно. Они бойцы, а не рэкетиры. Во-первых, опыта никакого. Во-вторых, явно не собираются причинять девочке вред. Пугают.

— Но зачем им это? — недоумевала Валерия.

— Публика такого сорта сначала действует, а потом думает, — сказал Самурай. — Наш Володя очень самолюбив. Не смог простить тебе своего унижения.

— Значит, он не обидит мою девочку? Не причинит ей вреда?

— Нет. Успокойся. Я лечу на полной скорости.