Сергей Майдуков - Лютый беспредел

Снося Ольгу вниз, Геннадий Ильич каждую секунду ожидал, что его застукают за этим занятием; он был внутренне готов к этому и, пожалуй, счел бы такой исход наилучшим. Но нет, никто ему не встретился на ночной улице, никто не помешал отвезти страшную ношу к замерзшему пруду и завершить начатое.

Когда он опускал Ольгу в дымящуюся черную воду, ему мерещилось, что она вот-вот очнется и пожалуется на холод. На следующий день он наведался к пруду и увидел, что полынью затянуло новым ледком, а с неба валит снег.

Теперь снег таял. Вместе с ним таял Геннадий Ильич, такой, каким он знал себя сам, такой, каким знали его другие.

Не глядя, он дотянулся до бутылки и сделал последний глоток. За окном прошел человек со срубленной сосной. Для него приближался праздник. Для всех приближался праздник. Геннадий Ильич курил одну сигарету за другой, не замечая горечи во рту, потому что она не ощущалась на фоне той настоящей горечи, которую он испытывал. Горе горько.

Накурившись до тошноты, Геннадий Ильич собрал бутылки, окурки и прочий мусор в мешок. Хочешь не хочешь, а выходить придется. Он умылся и вяло почистил зубы, кое-как привел волосы в порядок и посмотрелся в зеркало. Ну и морда. Чудовище.

Электрическая бритва многодневную щетину не брала, выдергивала клоки и безбожно щипалась. Геннадий Ильич отыскал бритвенный станок и завалявшуюся упаковку лезвий. Помазок не нашелся. Он намылил лицо ладонями. Пока брился, выхолодил квартиру, пустив свежий воздух во все окна. Частично приобретя человеческий облик, он захотел есть. Холодильник был пуст, если не считать всякой дряни, которая тоже отправилась в мусорный мешок.

Перед выходом Геннадий Ильич обшарил все карманы и выяснил, что пить ему осталось два дня, не больше. Это при условии, если питаться хлебом с водой и курить самые дешевые сигареты, растягивая каждую на два раза. Когда же пенсия? Он посмотрел число и со слабым удивлением обнаружил, что послезавтра Новый год. В праздничные дни деньги вряд ли придут. И как выкручиваться?

Он был мрачнее тучи. Спустился во двор, выбросил мусор и зашагал в сторону магазина. На пятачке возле светофора торговали елочками и сосенками. Геннадий Ильич выбрал самую опрятную и пушистую, купил и понес домой. Он больше не хотел пить. Не хотел есть и курить. Жить не хотел. Зачем тогда ему понадобилась эта дурацкая елка? Он не знал. Он установил ее в углу и стал наряжать. Некоторые игрушки были очень старые, купленные даже до рождения Сережи. Они всегда украшали елку вместе. Шары то и дело бились, и Люся покрикивала на них из кухни.

Было время.

Время кончилось.

Геннадий Ильич сел возле нарядной елки и положил на стол пистолет. Тренькнул мобильник. Пришла доплата к пенсии. Нежданно-негаданно. Как нарочно, чтобы заставить Геннадия Ильича жить дальше. С такой суммой можно было протянуть неделю, а то и полторы, если не роскошествовать.

— Что же вы делаете? — спросил он, сам не зная у кого. — Зачем? Сами в омут бросили, а теперь соломинку протягиваете?

Естественно, никто ему не ответил. Было бы странно, если бы это произошло. Боги, если они когда-то существовали, давно прекратили общение с людьми по причине их бестолковости и одинаковости. Так что Геннадий Ильич был полностью предоставлен сам себе и только ему предстояло решать, что делать с собой и со своей жизнью дальше.

Он набросал в миску кубиков льда, налил воды и окунул туда лицо, чтобы привести в порядок. Еще раз побрился, подправляя участки, плохо обработанные нетвердой рукой. Купил в супермаркете шампанского, бутылку пива и всякой еды. Шампанское сунул в холодильник, а пиво выпил, заедая чипсами и крабовыми палочками. Страшно захотелось курить, но сигарет в доме не было, так что осталось лишь улечься на Сережином диване, натянуть на себя плед и взять телефон, чтобы просмотреть новости. Не удалось. Телефон был полностью разряжен.

Чертыхаясь, Геннадий Ильич отправился за проводом. Едва он включил зарядное устройство, как телефон зазвонил. Номер был незнакомый, он не стал отвечать. Просмотрел журнал вызовов и увидел, что за последние дни, проведенные в пьяном беспамятстве, ему многократно звонили с разных телефонов, и все вызовы были анонимные. Кому Геннадий Ильич мог понадобиться?

Мобильник затрезвонил опять. Неудобно наклонившись, Геннадий Ильич ответил:

— Да?

Звонивший представился следователем Еремеевым, пожаловался, что никак не может дозвониться. Геннадий Ильич сказал, что мобильник был сломан.

— А в чем дело? — спросил он. — Зачем я вам нужен?

Он догадывался зачем. Должно быть, нашлись свидетели любого из его противозаконных поступков. Что ж, тем более пистолет не напрасно дожидается своего часа. До Нового года, вероятно, дотянуть не успеть. Не удастся совершить задуманное с бокалом шампанского в руке.

— Скажите, вы давно виделись со своим братом? — поинтересовался Еремеев.

— Каким братом? — не понял Геннадий Ильич.

— По нашим сведениям, у вас только один брат имеется. Александр Ильич Карачай.

Добегался Сашка. Поймали, наверное, а он, пытаясь выкрутиться, наплел что-нибудь…

— Что с братом? — спросил Геннадий Ильич.

Он хотел приблизиться к заплаканному окну, за которым холодные капли барабанили по подоконнику, но вспомнил, что мобильник на подзарядке и он сидит, как пес на привязи.

— У меня для вас плохая новость, Геннадий Ильич, — прозвучало у него в ухе.

Конечно, у него плохая новость. Откуда взяться хорошим?

— Я слушаю, — сказал Геннадий Ильич.

— Вашего брата нашли мертвым.

— Его убили?

— По предварительным данным, нет, — сказал Еремеев. — В желудке покойного обнаружены остатки сильнодействующих наркосодержащих препаратов. Плюс к этому общее переохлаждение организма.

— Он замерз? — спросил Геннадий Ильич.

— Можно и так сказать.

— Где его нашли?

— За городом, в лесочке. Там рабочие сосны рубили на продажу и наткнулись. Дождь. Снег сходит…

Геннадий Ильич вытащил провод и все-таки подошел к окну. От снега остались одни воспоминания. Белые ошметки лишь подчеркивали общую неприглядность городского пейзажа. Голос следователя продолжал гудеть в голове. Он сказал, что у трупа были найдены документы, но просил приехать на опознание.

— И ты, Брут, — пробормотал Геннадий Ильич.

— Что вы сказали? — переспросил Еремеев.

— Это я не вам. Где это место? Вы можете дать мне точные координаты?

— Тело в судебном морге, Геннадий Ильич. Я бы раньше вас известил, но вы не отвечали на звонки. Когда вас ждать?

— Завтра, — соврал Геннадий Ильич. — Я завтра утром позвоню, и мы определимся.

Ни на какое опознание он ехать не собирался. Хватит с него моргов.

— Почему не сегодня? — стал настаивать Еремеев. — Новый год на носу, нужно все оформить должным образом…